Архивное: биографическое интервью Глеба Павловского и Сергея Чернышева, 2015
Click to viewОктябрь 2015 года.
Текст этой беседы - здесь: "Жизнь длиною с ладонь.Советский мир без лидеров и проектов: локальные поиски идеала"
Павловский: "Мы жили в среде, определявшей себя исключительно через историю: через мировую войну, революцию, Гражданскую войну, ежовщину. Вокруг нас жили действующие лица всех этих сюжетов, они не прятали это. Прятали документы о своих исторических определенностях, фольксдойче не напоминали, что у них были удостоверения фольксдойче, члены Бунда и партии социалистов-революционеров тоже не очень щеголяли партийным прошлым. Семья была насквозь беспартийная, и я лишь случайно узнал, что дед в 1917-м недолго был эсером. Но что из этого было историей, не так просто понять. Потому что Одесса ведь была камуфляжным историческим предметом. История была ее защитным кожухом, она прикрывала и если акцентировалась, то нарочитым образом. Мы все, конечно, знали, что были Дерибас, Воронцов, Пушкин в Одессе. Но это было как бы безопасное прошлое. А уже с революции начиналось опасное. И тут Одесса выходила вперед с поддельной колясочкой Эйзенштейна и с криком «Броненосец “Потемкин” - это я!». Хотя не имела к этому ровным счетом никакого отношения. Так же и Гражданская война, которая нельзя сказать, чтобы чересчур героично была проведена Одессой. Зато она была выиграна нами как водевиль. Только Одессе удалось навязать советской власти войну как водевиль. Попробовали бы вот в Ленинграде с этим выйти или в Харькове. А мы, мол, танцевали, смеялись, и как-то сама собой установилась советская власть.
Потом опять-таки - «ты одессит, Мишка», Бернес, Утесов, трали-вали, зато Одесса - первый город-герой СССР.
Одесса упаковала свою, мягко выражаясь, непролетарскую рожу в набор советских киномифов, которые служили нам отмазом, как поддельный паспорт Высоцкого в кинокомедии про Гражданскую войну. Миф помогал проходить через все кордоны, белые и красные. Трудно сказать, где мифы, а где история, где использование истории в форме мифа.
Но все это жило. Как я считал, однажды все опять вернется в состояние, которое Тернер называет «коммунитас», то есть в революционный расплав, и возобновится в подлинности. То есть опять будут стрелять, расстреливать, опять надо будет прятаться от казачьих патрулей, как у Катаева, - с ранцем, полным патронов. И это нормально! Ненормально, что этого нет. Ненормально было, что истории недостает. Здесь возникала трещина."