Утренние зарисовки...
Я с трудом поднял налитую свинцовой тяжестью голову и постарался внимательно, насколько это было возможно, оценить происходящее. Стол справа от меня был завален остатками, нет, останками, вчерашних посиделок. Пара пустых бутылок, лежащих на боку, соседствовали с большим фарфоровым чайником, который, с видом победителя, гордо устремив носик к потолку, как будто говорил окружающим его предметам домашней утвари, что он здесь главный. Стоящая сразу за чайником бутылка «Чинзано» (а точнее ее крышка, закрепленная не плотно и слегка съезжающая набок) рождала в моем воспаленном похмельем воображении четкую ассоциацию с русским мужиком, как их нередко показывают в псевдоисторических фильмах. Грязная одежда, на затылке непременно обязательный атрибут - меховая шапка, которую наш герой усердно мнет своей мощной десницей, и плюс, конечно, бородатое лицо, выражение которого пробегает разные стадии благоговейной трепетности. «Чинзано», по всей видимости, чайнику внимал. Тем не менее, означенный герой, несмотря на свою фарфоровую неотразимость в данной ситуации главным точно не являлся. Чтобы затушить тот пожар, который сотворило чрезмерное употребление спиртных напитков, требовалось не пол-литра чая. Среди остатков торта, каких-то конфет, обязательных в данном случае опрокинутых пластиковых стаканов с вином и рюмок с водкой, к которым никто даже не притронулся, стояла спасительница моего сегодняшнего утра - пачка яблочного сока. Я жадно протянул руку, намереваясь выхлебать побольше живительной влаги, но тут меня ждал первый неприятный сюрприз (первый - потому что набег на мою голову разбойного командира Бодуна с прихлебателями неожиданностью не был)… Пачкой сока то, что стояло на столе, назвать было уже нельзя, потому что сока как такового в ней осталось не больше нескольких капель. Я перевел свой воспаленный взгляд дальше по столу - и тут с кристальной ясностью осознал, что вещи и обстановка тоже умеют говорить. Первая же надпись, бросившаяся мне в глаза, сразу расставила все точки над «i».Она коротко и ясно гласила: «ХРЕН».