Вовремя смолчать.
Кое-как премьера «Сердца бумеранг» запомнилась названием, в котором непонятно, на какой слог ударять, и агрессивным лаконизмом Николая Хомерики на пресс-конференции.
23-летний Костя покорно коротает будни помощника машиниста метро, когда узнает, что сердце его пошаливает, и все бы ничего, если не предостережение врача насчет возможной внезапной смерти. Как принято в российском кино, Костя пытается осмыслить бренность бытия в образе в воду опущенного интроверта из мира, в котором подносят рюмку, потчуя гостя ужином, пялят на столе неизбывно тоскующих по-русски баб и подбирают на подушки наволочки с орнаментальными розами под цветистые обои.
Герой Александра Яценко незамысловато статичен, и даже в ниспосланных сценарием сюжетных зарисовках (вроде встречи с отцом или сцены сопения в ванной меж женских грудей) рассмотреть образ в перспективе затруднительно. Понятно, что Хомерики усердствует в описании человека, лишенного смысла, потерявшего все еще прежде, чем всем завладеть, (он настолько близок концу и настолько далек от бытовых баек машинистов, которым ассистирует), - но возможное предчувствие большего подтекста может быть только домыслом, потому что Костя предыстории не имеет и выступает больше как художественная ассоциация.
Героя, скорее, раскрывает диалог (так, когда Костю просят сказать, хотя бы что-нибудь после визита к врачу, он выдержанно молчит, улыбается и отвечает «Мама») нежели актерская игра, - а сценарий выглядит состоятельней в сравнении с режиссурой. В отличие от стилевого решения картины (проявленного в попытке обнаружить в современной Москве восьмидесятые) предсказуемы опаски в отношении решения жанрового: при раскрытии в декорациях метрополитена темы погружения, усугубления велико искушение впасть в банальности, отождествленные с тоннелями, эскалаторами, депо и проводками. Хотя однообразно запечатленные пустоты с лихвой компенсировала колоритная Литвинова, так отчаянно пытавшаяся «усилить линии» герою.
Насколько талантливо это кино сомневаться можно бесконечно. И нужно учитывать, что Хомерики из тех, в кого больше верят, чем он сам, кто нуждается в лояльном зрителе и дружелюбном восприятии художественных реверансов. Главное, уместно смолчать о том, что, несмотря на основное действие, разворачивающиеся в Москве, большинство сцен в метро снято в питерской подземке, потому что на московскую бюджета не хватило…
23-летний Костя покорно коротает будни помощника машиниста метро, когда узнает, что сердце его пошаливает, и все бы ничего, если не предостережение врача насчет возможной внезапной смерти. Как принято в российском кино, Костя пытается осмыслить бренность бытия в образе в воду опущенного интроверта из мира, в котором подносят рюмку, потчуя гостя ужином, пялят на столе неизбывно тоскующих по-русски баб и подбирают на подушки наволочки с орнаментальными розами под цветистые обои.
Герой Александра Яценко незамысловато статичен, и даже в ниспосланных сценарием сюжетных зарисовках (вроде встречи с отцом или сцены сопения в ванной меж женских грудей) рассмотреть образ в перспективе затруднительно. Понятно, что Хомерики усердствует в описании человека, лишенного смысла, потерявшего все еще прежде, чем всем завладеть, (он настолько близок концу и настолько далек от бытовых баек машинистов, которым ассистирует), - но возможное предчувствие большего подтекста может быть только домыслом, потому что Костя предыстории не имеет и выступает больше как художественная ассоциация.
Героя, скорее, раскрывает диалог (так, когда Костю просят сказать, хотя бы что-нибудь после визита к врачу, он выдержанно молчит, улыбается и отвечает «Мама») нежели актерская игра, - а сценарий выглядит состоятельней в сравнении с режиссурой. В отличие от стилевого решения картины (проявленного в попытке обнаружить в современной Москве восьмидесятые) предсказуемы опаски в отношении решения жанрового: при раскрытии в декорациях метрополитена темы погружения, усугубления велико искушение впасть в банальности, отождествленные с тоннелями, эскалаторами, депо и проводками. Хотя однообразно запечатленные пустоты с лихвой компенсировала колоритная Литвинова, так отчаянно пытавшаяся «усилить линии» герою.
Насколько талантливо это кино сомневаться можно бесконечно. И нужно учитывать, что Хомерики из тех, в кого больше верят, чем он сам, кто нуждается в лояльном зрителе и дружелюбном восприятии художественных реверансов. Главное, уместно смолчать о том, что, несмотря на основное действие, разворачивающиеся в Москве, большинство сцен в метро снято в питерской подземке, потому что на московскую бюджета не хватило…