основы композиции. Незыблемые.
Так вот, триггером, взмутившим с самого глыбокого, самого илистого дна моей памяти мемуарчик о феерически бессмысленном «учебном» задании , была случайная находка в Сети свеженького учебного пособия по композиции, написанного той самой дамой, которая сорок лет назад заставляла нас, покорных и лопоухих, рыть каналы выклеивать из тысячи квадратиков копии с мутных советских репродукций.
Я, наткнувшись, даже глазам своим не поверила -
дама 1946 года рождения в свои семьдесят с хвостиком лет публикует первую книгу? Мож, какая другая Сержантова И. А. есть на свете? Полезла проверять - нет, это точно моя, моя учительница цветоведенья и прочей такой галиматьи для галочки. А ту книгу она, как оказалось, написала не в семьдесят лет, но в шестьдесят. Просто десять лет ждала, пока ЛГАКИ (элегантно, да? этой аббревиатурою у них называеццо Академия культуры и искусств, куда слили моё когдатошнее художественное училище), пока эти ЛГАКИ найдут ей денег на тираж в 200 экз. При бесплатной, как я поняла, вёрстке, домашней на коленке.
фоточки отсюда
Первым движением сердца у меня даже, признаться, было сочувствие. Когда вся профжизнь увенчивается тиражом твоей первой книжки в 200 экз. за счёт заведения, в котором эта самая профжизнь протекла практически от звонка до звонка, то это, как ни крути, обидно. Даже оскорбительно как-то.
Но я раскрыла книжку, принялась читать - и всё сочувствие немедленно испарилось, мало того - к трёхсотой странице заменилась на диаметрально противоположные чувства. Не то чтобы я ожидала каких-то озарений, но страшно было увидеть, что кочка, от которой я оттолкнулась сорок лет назад, так и стоит в том же болоте, точно такая же, как сорок лет назад.
Учебник я прочла весь насквозь - впрочем, там текста очень мало. Там много подписей под картинками, много списков уч. заданий и контрольных вопросов (на которые в тексте НЕТ ответов - и ответы на которые у приличного искусствоведа приняли бы вид научных статей или даже диссеров), много звонких эпиграфов из хороших книг, а авторского текста там мало совсем, можно за полчаса одолеть.
А можно и не одолевать.
Получить представление о качестве доктрины можно по одним картинкам. Картинки, собсна, делятся на две большие группы - чистый нефигуратив (кистей самого автора и стюдентов ея) и академическая живопись.
Связующих звеньев между этим и тем царством, естессна, нет. Оттуда сюда и туда отсюда не переходят, т.е. учебнег И. А. Сержантовой «учит» чему угодно, но только не тому, как посредством составления мусорных кучек из серых, чёрных и цветных квадратиков, кружочков и полосочек можно выйти на уровень, где вращаются Рубенс и Брейгель, Рембрандт и Моисеенко, Дюрер и Дейнека - да даже хотя бы и какой-нибудь простой заслуженный областного значения. Соединительного звена между абстрактным и фигуративным, между чисто абстрактным и сильно продвинутым в сходство-с-натурою фигуративным в этой книге нет, нет вообще, то есть там нет именно того, в чём и заключается искусство композиции. Нетрудно насобачиццо копировать натуру, нетрудно и наблатыкаться составлять коллажики из кружочков и палочек, но переженить эти два навыка так, чтобы изобразительное было выразительно, а выразительное что-то изображало - в этом и состоит весь челлендж, этому-то и учатся всю жизнь, иначе художник вообще не художник, а фотокамера либо аутист.
Тока нинада нам говорить, что соединительное звено - это когда ты картину классика расчертишь стрелками, дугами и диагоналями, или превратишь её в чёрно-белую окрошку, в набор выкрасок, в контурную сетку. Или когда ты студня заставляешь готовый академический натюрморт или пейзаж переделать в «декоративнуйу композицыю» - это тоже не соединительное звено. Это попытка добыть из вареников творог, а из творога молоко. Или провернуть назад фарш, добытый из жареных котлет. Ну, низвёл ты свою, или чужую, гениальную или так, крепенькую областного значения картинку до схемы - и что нам с того?
Особенно при том, что схемы из стрелочек, пущеных по живым Рубенсам - оне-то дооо, оне ахринеть какие убедительные, а вот схемы из контуров и силуэтиков уже отдают попсой, схемы же с элементами объёмно-пространственной трактовки, например, с. 267-8, - просто вымученные дохлые высеры.
А от схемы к картинке - слабо? Про восхождение от схемы к образу, к картинке, особенно к точному образу, к хорошей картинке - хде оно? Во всём этом учебнике в триста страниц - ХДЕ?
Соединительное звено возникает только там, где новоначальному студню удаётся, крепко держа за хвост (хотя бы самую элементарную) красоту отвлечённой формы, другой рукой схватить (хотя бы самую несложную) изобразительность. И вот так, одновременно держа этих двух зайцев, ни на миг не отпуская ни первого, ни второго, - постепенно увеличивать размеры зайцев. Это и есть обучение композиции. Задача препода здесь - индивидуально дозировать размеры зайцев и бить по рукам студня, когда он пытается ловить одного слишком крупного, роняя из рук второго. Авторитет учителя на том и стоит, что он сразу примечает, где и насколько уронено, и велит подобрать и догнать и не отпускать.
Но в этом учебнике нет ни одного примера на где и насколько уронено, и ни одного конкретного совета, как догнать и подобрать.
Естественное следствие - учебнег собрал на своих страницах целый каталог (если бы такое подлежало каталогизации), нет, целую складпомойку плохих учебных абстрактных композиций. - Как! - скажете вы, - да разве такое возможно, - плохая абстрактная композиция? онажабстрактная!
Таки возможно. Как бы не старалсо автор программы сохранять нейтралитет, «обучая» «чистой» динамике и статике, «чистому» равновесию и тэ дэ, - никуда не направленнная, не стремящаяся к (хотя бы элементарной) изобразительности абстракция гниёт и протухает сама по себе, сама в себе. Десятки, сотни убийственно скучных, дохлых как по замыслу, так и по исполнению наборов из геометрических форм заполняют страницы этого скорбноглавого труда - особенно страшны ленточные и распространяющиеся композиции, основанные на нутряном убеждении, что всякий, любой мусор, семижды повторенный по вертикали и семижды по горизонтали, уж тем самым превращается в орнамент.
Это только для калейдоскопа, заи, справедливо.
А студням мешают превратиться в калейдоскоп остатки мозгов в галаве. Тот абстрактно-графический мусор, который они повторяют ленточно или по двум измерениям, - недостаточно рандомный, чтобы порождённые простым дублированием ритмы были непринуждённо-приятны.
Как только же, как только эти студни касаются изобразительного (я выше была не совсем справедлива, одно соединительное звенцо там всё же есть, упр. №35, 280-е страницы - студни внезапно от треугольничков и полосок брошены в цветы и травы, им велено сочинять композиции в стиле петрикивськой росписи - почему, кстати, именно петрикивськой? Почему не нормальное евробарокко, которое прямой законный наследник античных акантов и пальметт, а вот эта сельская седьмая вода на киселе? - ну ОК, пусть даже и петрикивськая, но -
Две трети примеров - раздрызганные, кляксоватые, бессвязные и бесхребетные, кислотных колеров. Они кишат элементарными, очевиднейшими ритмическими ошибками, как тухлятина опарышами. Не лучше, а хуже оригинальных крестьянских размалёвок, не лучше, а хуже стандарта, на который натаскивают в профильных ПТУ. Эти нищасные плоскостопые цветуёчки и ягодки, эти беспомощные, перепутавшиеся, а местами так и просто похабные растительные винегреты суть первая и последняя встреча обучающихся композиции студней - с изобразительностью.
А это ведь конец учебника, предпоследняя тема (всего их тридцать шесть). Конец учебника композиции по программе высшего учебного заведения.
В коронном, тридцать шестом задании они выполнят «эскизы композиции рекламной упаковочной бумаги» и напоследок потерзают Пуссена и Рубенса стрелочками и диагоналями.
И на этом всё, плывите дальше сами, заи. Ирина Александровна вам уже всё сказала.
Двести экземпляров.
Это, конечно, хорошо, но двадцать было бы ещё лучше.