Apr 13, 2023 11:32
Давным-давно, читая впервые «Мой Пушкин», очень я соглашалась с Мариной Ивановной, что подмена, устроенная некогда Жуковским из цензурных соображений, подмена строчек
«И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я свободу»
на
«И долго буду тем народу я любезен,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что прелестью живой стихов я был полезен»
- что подмена эта, цитирую, «человечески-постыдная и поэтически-бездарная».
Только много позже я узнала, что первоначальный варьянт этих строк «Памятника» выглядел как
«И долго буду тем любезен я народу,
Что звуки новые для песен я обрел»
- То есть Пушкин в 1836 году сам себя зацензурировал. Заменил звуки новые для песен - на добрые чувства. Вероятно, сообразил, что его выдающаяся заслуга на формально-поэтической, на музыкально-ритмической ниве, для него самого естественным порядком имеющая первостепеннейшую важность, вряд ли действительно будет столь же первостепенно любезной народу, и перенёс акцент на (более понятное народу) воспитание в добродетели.
А вот Жуковский эту живую прелесть стихов в список заслуг вернул, хотя и в другую строку. Потеснив политическую свободу (про которую в том же черновике было сказано «что вслед Радищеву восславил я свободу и просвещение воспел»). И которые свобода и просвещение, в отличие от живой прелести, отнюдь не были выдающимися непревзойдёнными уникальными пунктиками Пушкина.
Т.е. подмена была, мож, и человечески-постыдная (потому что совпала с линией партии), но уж никак не поэтически-бездарная.
русские классики