рассказ литейщика Ивана Козырева
Этим летом, по очевидным резонам, больших ремонтных работ в Доме не происходит.
А малые таки да. Сезонный инстинкт.
В частности, сорвали с петель и покрасили дверь в ванную.
Тут она уже вновь прилагательна, я не подсуетилась сфотографировать её в существительном состоянии.
А покрасила я её, как легко догадаться, яичной темперой-матушкой. Восемь обычных сырых куриных эиц, э вуаля.
Заодно уж показать несколько уголков ванной, тем более что для некоторых читателей это ностальгические уголки.
Это моя любимая (одна из любимых) мебелина, по имени Херсоня.
Потому что XVIII в.
Амбальный амбарный замок рабочий.
А тут коллекция старинных мыл в особых вазочках.
И кружка Эсмарха синежилковатой неровной эмали.
Старинные мыла тоже вполне рабочие, со стойкими зюскиндами ароматами, но самые прелестные, на мой нос, - которые самые простоплётные, Санлайт, например, которым мылась вся Европа ещё до Первой Мировой. Честный грубый ничем не замутнённый запах чистоты.
И семейное фото вдовы и матери великих Турнейских мыльных фабрикантов г-жи Полле с одиннадцатью детями тоже здесь же висит.
Вобчем, дверь встала на своё место.
А малые таки да. Сезонный инстинкт.
В частности, сорвали с петель и покрасили дверь в ванную.
Тут она уже вновь прилагательна, я не подсуетилась сфотографировать её в существительном состоянии.
А покрасила я её, как легко догадаться, яичной темперой-матушкой. Восемь обычных сырых куриных эиц, э вуаля.
Заодно уж показать несколько уголков ванной, тем более что для некоторых читателей это ностальгические уголки.
Это моя любимая (одна из любимых) мебелина, по имени Херсоня.
Потому что XVIII в.
Амбальный амбарный замок рабочий.
А тут коллекция старинных мыл в особых вазочках.
И кружка Эсмарха синежилковатой неровной эмали.
Старинные мыла тоже вполне рабочие, со стойкими зюскиндами ароматами, но самые прелестные, на мой нос, - которые самые простоплётные, Санлайт, например, которым мылась вся Европа ещё до Первой Мировой. Честный грубый ничем не замутнённый запах чистоты.
И семейное фото вдовы и матери великих Турнейских мыльных фабрикантов г-жи Полле с одиннадцатью детями тоже здесь же висит.
Вобчем, дверь встала на своё место.