о двустороннем опыте, или изнанка налицо
Разговоры в комментах у меня и у Медведя наводят на вопрос - а что мы приобрели за вот эти отчетные тридцать лет уникального новейшего опыта исповеди? (на всякий случай, для тех, кто не в лодке, почему уникального новейшего. При старом режиме узаконенной обязанностью православного христианина было однократное причащение-через-исповедь в течение года. Особо благочестивые проделывали это аж дважды в год. О том, что это, собсна, непорядок, и что Литургия должна быть реально трапезой, от которой вкушают все явившиеся, заговорили только на рубеже прошлого и позапрошлого веков, в частности, это был пунктик св. Иоанна Кронштадтского, который и ввёл (опять же неслыханную прежде) так называемую общую исповедь, потому что пропускать всех явившихся к Трапезе всякий раз через частную сделалось невозможно. Т.е. фигур, нито практик, при старом режиме было две, две противоположных практики было: либо частная исповедь и причащение раз в год, либо общая исповедь и причащение за каждой литургией. А вот такого, чтоб частная исповедь и причащение за каждой литургией, - такого в русском православии не было никогда прежде, это штука совсем новенькая, опробованная как раз на нашем поколении).
Я не знаю, чего именно хотели, и хотели ли чего-то сознательно, те, кто эту «традицию» вводил, типа переженивши в одном флаконе самое лучшее из обеих наличных практик. Точно не знаю, но имею все основания предполагать, что тут имела место слепая бешеная страсть всем рулить и всё контролить. Так или иначе, мы тридцать лет прожили в этой парадигме, и назад уже не отмотать, и может, стОит уже прикинуть, чем нас этот опыт обогатил?
Нас, мирян, - ой многим обогатил. Через эту замечательную новейшую практику каждый из нас, мирян, сотни раз встретился для - пусть самого краткого - разговора наедине с десятками священников, хорошо знакомых и вовсе незнакомых, самого разного возраста, образования, соцпроисхождения и партийной принадлежности. Даже если кто не в большом городе со многими храмами живет - все равно с десятками, спасибо частым перемещениям духовенства, спасибо паломническим поездкам, спасибо летним отпускам и взаимным поповским гостеваниям. И, ясное дело, самое главное спасибо тому учительному дискурсу, который мы все эти годы слышали - что исповедь дело имперсональное, что это дисциплинка такая, а священник, любой священник, лишь свидетель, всё вот это.
Так вот. Мы, миряне, прошедшие через дисциплинку, во-первых, действительно обросли некоторой мускулатурой в деле общения с батюшками у аналоя. (сотериологическая ценность этой мускулатуры - отдельный вопрос). И, во-вторых, действительно многое узнали о многих представителях духовенства - как о тех, которые МОГЛИ БЫ быть нашими наставниками, так и о тех на порядок более многочисленных, которые только хотели ими быть, а так же и о тех, которые хотели только своего возвышения через наше унижение, и даже о тех, которые уже вообще ничего не хотели. Им всем ведь тоже эти тридцать лет на темечко кап, кап. И что-то с ними ведь тоже происходило. Христианство - религия и культура подвижного времени, религия последовательных логичных изменений и направленного движения. И общение двоих людей, как бы тАинственно оно ни называлось, не бывает односторонним, и имперсональным тоже не бывает. И если один из этих двоих разыгрывает из себя «токмосвидетеля» - это его проблемы. У другого-то, кто свидетеля не разыгрывает, - открыты глаза, и уши, и чуйка. И грехи ведь необязательно называть, чтобы они стали явными.
Проще говоря. Есть у меня подозрение, что за эти тридцать лет новомодной практики частых обязательных исповедей миряне (и мирянки) узнали о священниках очень-очень много. Как прямо-таки никогда в истории русского православия.
И этого уже не поправить обратно уже не пускают.