об иконоборческой культуре лютеран
Если говорить об иконографии (для тех, кто не вполне в лодке: иконографией называются сюжеты, пачка характерных сюжетов) - так вот, если говорить о типовой иконографии немецких храмов в эпицентре лютеранства, то самое для нас экзотическое в ней, конечно, - это засилье надгробий.
Пространства, освобожденные от идолов, начали под большим напором заполняться частными надгробиями - такое впечатление, что опустевшие стены угнетали прихожан, и они спешили заполнить их как можно скорее.
Надгробия, конечно, присутствовали в храмах и до Лютера, но ограничивались разумными пределами (их, разумных, отдельно авось покажу) - каменные, иногда чугунные, плиты с низким рельефом, реже медные с гравировкой, стильная каллиграфия, выразительные портреты, размеры демократические.
Но на Лютере плотина лопнула, и храмы захлестнуло волной огромных шыкарных эпитафионов - живописных, рельефных, скульптурных, архитектурных, полихромных и некрашеных, каменных, мраморных, деревянных, кованых и смешанных. Сплошь и рядом они были вдвое, втрое, всемеро крупнее, дороже и высокохудожественнее и главного алтаря, и кафедры, и тимпана - короче, всех традиционно почетных мест в иеротопии.
За основу бралась какая-нибудь традиционная икона, то есть не портретная прямоличная, божеупаси! а нарративная - Распятие, Воскресение или другая, и к ней прикомпоновывался усопший в молении, или группа усопших, и красивая архитектурная рамочка, и немецкое или латинское надписание в красивом картушике, и гербы, и обелиски, и жуткие розочки много-много всего красивого, модного и богатого, со значением и без.
Поначалу заказчики действительно скромненько прикомпоновывались к иконам, молясь на отдельных досочках внизу -
Личики не совсем получились, и масштабы несколько тово - хочу сказать, женщины вышли крупнокалиберней мужчин.
Кто с крестиком, тот уже умер на момент сдачи заказа.
О, вот здесь даже образ Спасителя попал в эпитафион! но все же не как прямая прямоличная икона, а как вероучительная картинка, начиненная символами и объяснительными надписями.
Стишки и изречения простонародные и вечные в банальности своей -
А в иных местах молящихся просто включали непосредственно в действие, особенно в живописных эпитафионах -
А это и вовсе Обращение Савла - человек с лошади падает, его под микитки в травмпункт ведут, а семья прихожанина Имярек держится индифферентно, позирует.
А вот какие передовики демографического фронта.
- но чем дальше, тем сильнее сдвигался акцент с иконы (хотя бы и нарративной) на молящихся и на всяческие декоративные примочки.
Семейные - со всеми детьми, на момент заказа как живыми, так и умершими.
А вот дамы в гофрированных юбках и хиджабах модных чепчиках.
Их две - но владелец гарема обладал ими последовательно, не параллельно.
Индивидуальный эпитафион, на полстены - вероятно, очень хороший парень был.
Куда там станциям Московского метро главному алтарю!
Покажу поближе несколько деталей из разных эпитафионов.
Сирены-фараонки! как у нас.
Мальчишечка пузыри пускает, изображая собою Бренность и Суету.
Кошенька, конечно, будет самой лучшей оптимистической нотой для увенчания этого поста.
В этом эпитафионе, как видите, уж вовсе не осталось места для какой бы то ни было иконы. Только гербы, надписи, ангели дошкольного возраста, золоченая капуста, аллегории и символы.
И самое во всем этом любопытное - не то, как они дошли до жизни такой (понятно как! Барокко не лапоть, с ноги не сбросишь! Лютер проапдейтил букву учения, круто изменив иконографию, а ты попробуй стиль измени!) - не то, говорю, удивительно, что немцы так и продолжали ласкать свое барокко в новых мехах! - а как они от жизни такой отстали.
К середине 18-го в. вся эта волна, поднявшаяся во второй половине 16-го и бушевавшая весь 17-й век, "сама собой" опала. Разом. Ещё оставались свободные пространства стен в соборах и приходских храмах, и прихожане продолжали умирать, и деньги у них были - а эпитафионов больше не возводили. Тупиковая веточка христианской культуры исчерпала себя полностью.
А магистральная потекла расти дальше.
Пространства, освобожденные от идолов, начали под большим напором заполняться частными надгробиями - такое впечатление, что опустевшие стены угнетали прихожан, и они спешили заполнить их как можно скорее.
Надгробия, конечно, присутствовали в храмах и до Лютера, но ограничивались разумными пределами (их, разумных, отдельно авось покажу) - каменные, иногда чугунные, плиты с низким рельефом, реже медные с гравировкой, стильная каллиграфия, выразительные портреты, размеры демократические.
Но на Лютере плотина лопнула, и храмы захлестнуло волной огромных шыкарных эпитафионов - живописных, рельефных, скульптурных, архитектурных, полихромных и некрашеных, каменных, мраморных, деревянных, кованых и смешанных. Сплошь и рядом они были вдвое, втрое, всемеро крупнее, дороже и высокохудожественнее и главного алтаря, и кафедры, и тимпана - короче, всех традиционно почетных мест в иеротопии.
За основу бралась какая-нибудь традиционная икона, то есть не портретная прямоличная, божеупаси! а нарративная - Распятие, Воскресение или другая, и к ней прикомпоновывался усопший в молении, или группа усопших, и красивая архитектурная рамочка, и немецкое или латинское надписание в красивом картушике, и гербы, и обелиски, и жуткие розочки много-много всего красивого, модного и богатого, со значением и без.
Поначалу заказчики действительно скромненько прикомпоновывались к иконам, молясь на отдельных досочках внизу -
Личики не совсем получились, и масштабы несколько тово - хочу сказать, женщины вышли крупнокалиберней мужчин.
Кто с крестиком, тот уже умер на момент сдачи заказа.
О, вот здесь даже образ Спасителя попал в эпитафион! но все же не как прямая прямоличная икона, а как вероучительная картинка, начиненная символами и объяснительными надписями.
Стишки и изречения простонародные и вечные в банальности своей -
А в иных местах молящихся просто включали непосредственно в действие, особенно в живописных эпитафионах -
А это и вовсе Обращение Савла - человек с лошади падает, его под микитки в травмпункт ведут, а семья прихожанина Имярек держится индифферентно, позирует.
А вот какие передовики демографического фронта.
- но чем дальше, тем сильнее сдвигался акцент с иконы (хотя бы и нарративной) на молящихся и на всяческие декоративные примочки.
Семейные - со всеми детьми, на момент заказа как живыми, так и умершими.
А вот дамы в гофрированных юбках и хиджабах модных чепчиках.
Их две - но владелец гарема обладал ими последовательно, не параллельно.
Индивидуальный эпитафион, на полстены - вероятно, очень хороший парень был.
Куда там станциям Московского метро главному алтарю!
Покажу поближе несколько деталей из разных эпитафионов.
Сирены-фараонки! как у нас.
Мальчишечка пузыри пускает, изображая собою Бренность и Суету.
Кошенька, конечно, будет самой лучшей оптимистической нотой для увенчания этого поста.
В этом эпитафионе, как видите, уж вовсе не осталось места для какой бы то ни было иконы. Только гербы, надписи, ангели дошкольного возраста, золоченая капуста, аллегории и символы.
И самое во всем этом любопытное - не то, как они дошли до жизни такой (понятно как! Барокко не лапоть, с ноги не сбросишь! Лютер проапдейтил букву учения, круто изменив иконографию, а ты попробуй стиль измени!) - не то, говорю, удивительно, что немцы так и продолжали ласкать свое барокко в новых мехах! - а как они от жизни такой отстали.
К середине 18-го в. вся эта волна, поднявшаяся во второй половине 16-го и бушевавшая весь 17-й век, "сама собой" опала. Разом. Ещё оставались свободные пространства стен в соборах и приходских храмах, и прихожане продолжали умирать, и деньги у них были - а эпитафионов больше не возводили. Тупиковая веточка христианской культуры исчерпала себя полностью.
А магистральная потекла расти дальше.