о путях русского импрессионизма
Очень милая подборочка этюдов времен оттепели и застоя, и с очень справедливым замечанием, что - «культура этой живописи сегодня не то чтобы утрачена. Изменилось её предназначение, задачи. Извлечённая из сугубо индивидуального, интимного процесса творчества, она по преимуществу превратилась в товар со всеми вытекающими для этого жанра последствиями. Эффектна, но не греет - так можно сказать о большинстве вполне мастеровитых работах современных художников, эксплуатирующих этот жанр».
Я бы добавила, что «культура этой живописи» есть не что иное как дух раннего, честного ещё, импрессионизма. Того западноевропейского импрессионизма 70-х, в смысле 1870-х, когда он ещё не задембелевал и не оторвался от предмета изображения в пользу отвлеченных игр цвета и текстуры.
В России ведь своего импрессионизма не случилось, не получилось. Импрессионизм - дитя очень зрелого, перезрелого даже, академизма, когда вся художественная культура в целом (а не только отдельные гении) уже привычно работает в режиме предельного, почти фотографического сходства с натурой сетчаточным образом. Отчего и возникает желание по-иному расставить выразительные акценты.
В России не было такой пресыщенности высоким академизмом, потому что академизму-то была без году неделя. Потому что в Императорскую АХ в 1870-е годы все ещё поступали выходцы из провинциальных богомазов. И их, по свидетельству бывшего провинциального богомаза Ильи Репина, брали охотно - ценили средневековую твердость руки и средневековое целостное видение картинки.
Т.е. в ту пору, когда магистральная стилистика христианского мира переживала импрессионистический соблазн, в России ещё не набралось того субстрата, на котором импрессионизм может произрасти. А наоборот - был огромный, свежий, горячий интерес к сюжету, к литературе-литературщине, к возможности пересказать в виде картиночки любой анекдот. В Европе эта возможность уже приелась, а в России - только что открылась.
И благополучно катила-прокатывала... ещё почти сто лет! Благо и до революции публике нравился бытовой и социально-политический анекдот, и после революции государственный феодализм обеими руками благословлял нарративно-академическую живопись. Под удобной этикеточкой соцреалистического метода и при условии выбора правильных сюжетцев.
Усталость от нарратива и литературщины, вместе с усталостью от «живоподобия», накопилась только к оттепели. И вот тут он грянул, не заимствованный, а естественный, выстраданный, тксказать, русский импрессионизм. И держался поразительно долго. Надо полагать, как раз оттого, что его несколько душили сверху. Хочу сказать - во весь этот период сюжетная картина, только и именно сюжетная картина, верная соцреалистическому методу, по умолчанию продолжала считаться полноценным продуктом деятельности художника. А этюды продолжали считаться только сырьем для картины.
Всеволод Баженов (1908-1986). В горах Алтая. 1953
Таисия Афонина (1913-1994). Тучков мост. 1954
Дмитрий Обозненко (1930-2002). Зимка. 1955
Валентина Монахова (1932-2016). Восточный двор. 1956
Алексей Ерёмин (1918-1998). Берег реки. 1956
Александр Соколов (1918-1973). Мальчик. 1952
Анатолий Васильев (1917-1994). Станция Байкал. У причала. 1961
Михаил Труфанов (1921-1988). Сталевар. 1957
Виктор Тетерин (1920-1991). Рабочий паренёк. 1958
Пётр Литвинский (1927-2009). Весна в городе. 1961
Николай Тимков (1912-1993). Поле. 1965
Майя Копытцева (1925-2005). На купальне. 1954
Михаил Канеев (1923-1983). Псков. 1979
Пётр Альберти (1913-1994). Студенты. 1962
Николай Баскаков (1918-1993). Стамбул. 1968
Владимир Овчинников (1911-1978). Вечер на Днепре. 1956
Александр Семёнов (1922-1984). На Кировском проспекте. 1965
Вот эта живительная презумпция и не дала скатиться русскому оттепельному импрессионизму в ту тьму внешнюю колористических игрушек-для-себя, куда с такой скоростью ухнул импрессионизм французский. Ведь цвет, доминирующий над формой, подавляющий её собою, вскоре с неотвратимой закономерностью теряет и самое себя. Ведь какую-то форму цветовые пятна всё равно должны иметь!.. «Освобождённые» в той или иной степени от диктата формы изображаемых предметов, цветовые пятна автоматически подпадают под диктат... текстуры, механический и безликий. Свободы больше - а вкус у этой свободы уж не тот. Что за радость изощряться, играя цветными бирюльками, когда все они равно позволены, когда у игры почти нет правил, когда всякое решение задачи заранее считается удачным и начинаешь спрашивать себя - а была ли задача?
Все эти прелестные живые куски живого пленэра (напоминаю, plein air буквально означает «полный воздух») потому так и хороши, что целятся в конечном счете в картину, но сами картинами не являются. Художники красили эти картинки для себя, в качестве заметок и раздумий, не долизывая их до выставочно-салонной кондиции.
Не концептуализируя свой импрессионизм. Делая картинки не ради импрессионизма, а ради объекта изображения.
Оттого эти картинки и живые.
А когда необходимость доводить замысел - через эскизы, этюды, через отбор и отбраковку - до Картины, когда необходимость эта отпала, вышла из моды, и этюд приобрел самоценность, и сам-в-себе сделался картиной - тут-то русский импрессионизм и покатился по знакомым рельсам, уже накатанным Западом. Как сказано в исходном постинге - русская импрессионистическая манера «превратилась в товар со всеми вытекающими для этого жанра последствиями. Эффектна, но не греет».
Я бы добавила, что «культура этой живописи» есть не что иное как дух раннего, честного ещё, импрессионизма. Того западноевропейского импрессионизма 70-х, в смысле 1870-х, когда он ещё не задембелевал и не оторвался от предмета изображения в пользу отвлеченных игр цвета и текстуры.
В России ведь своего импрессионизма не случилось, не получилось. Импрессионизм - дитя очень зрелого, перезрелого даже, академизма, когда вся художественная культура в целом (а не только отдельные гении) уже привычно работает в режиме предельного, почти фотографического сходства с натурой сетчаточным образом. Отчего и возникает желание по-иному расставить выразительные акценты.
В России не было такой пресыщенности высоким академизмом, потому что академизму-то была без году неделя. Потому что в Императорскую АХ в 1870-е годы все ещё поступали выходцы из провинциальных богомазов. И их, по свидетельству бывшего провинциального богомаза Ильи Репина, брали охотно - ценили средневековую твердость руки и средневековое целостное видение картинки.
Т.е. в ту пору, когда магистральная стилистика христианского мира переживала импрессионистический соблазн, в России ещё не набралось того субстрата, на котором импрессионизм может произрасти. А наоборот - был огромный, свежий, горячий интерес к сюжету, к литературе-литературщине, к возможности пересказать в виде картиночки любой анекдот. В Европе эта возможность уже приелась, а в России - только что открылась.
И благополучно катила-прокатывала... ещё почти сто лет! Благо и до революции публике нравился бытовой и социально-политический анекдот, и после революции государственный феодализм обеими руками благословлял нарративно-академическую живопись. Под удобной этикеточкой соцреалистического метода и при условии выбора правильных сюжетцев.
Усталость от нарратива и литературщины, вместе с усталостью от «живоподобия», накопилась только к оттепели. И вот тут он грянул, не заимствованный, а естественный, выстраданный, тксказать, русский импрессионизм. И держался поразительно долго. Надо полагать, как раз оттого, что его несколько душили сверху. Хочу сказать - во весь этот период сюжетная картина, только и именно сюжетная картина, верная соцреалистическому методу, по умолчанию продолжала считаться полноценным продуктом деятельности художника. А этюды продолжали считаться только сырьем для картины.
Всеволод Баженов (1908-1986). В горах Алтая. 1953
Таисия Афонина (1913-1994). Тучков мост. 1954
Дмитрий Обозненко (1930-2002). Зимка. 1955
Валентина Монахова (1932-2016). Восточный двор. 1956
Алексей Ерёмин (1918-1998). Берег реки. 1956
Александр Соколов (1918-1973). Мальчик. 1952
Анатолий Васильев (1917-1994). Станция Байкал. У причала. 1961
Михаил Труфанов (1921-1988). Сталевар. 1957
Виктор Тетерин (1920-1991). Рабочий паренёк. 1958
Пётр Литвинский (1927-2009). Весна в городе. 1961
Николай Тимков (1912-1993). Поле. 1965
Майя Копытцева (1925-2005). На купальне. 1954
Михаил Канеев (1923-1983). Псков. 1979
Пётр Альберти (1913-1994). Студенты. 1962
Николай Баскаков (1918-1993). Стамбул. 1968
Владимир Овчинников (1911-1978). Вечер на Днепре. 1956
Александр Семёнов (1922-1984). На Кировском проспекте. 1965
Вот эта живительная презумпция и не дала скатиться русскому оттепельному импрессионизму в ту тьму внешнюю колористических игрушек-для-себя, куда с такой скоростью ухнул импрессионизм французский. Ведь цвет, доминирующий над формой, подавляющий её собою, вскоре с неотвратимой закономерностью теряет и самое себя. Ведь какую-то форму цветовые пятна всё равно должны иметь!.. «Освобождённые» в той или иной степени от диктата формы изображаемых предметов, цветовые пятна автоматически подпадают под диктат... текстуры, механический и безликий. Свободы больше - а вкус у этой свободы уж не тот. Что за радость изощряться, играя цветными бирюльками, когда все они равно позволены, когда у игры почти нет правил, когда всякое решение задачи заранее считается удачным и начинаешь спрашивать себя - а была ли задача?
Все эти прелестные живые куски живого пленэра (напоминаю, plein air буквально означает «полный воздух») потому так и хороши, что целятся в конечном счете в картину, но сами картинами не являются. Художники красили эти картинки для себя, в качестве заметок и раздумий, не долизывая их до выставочно-салонной кондиции.
Не концептуализируя свой импрессионизм. Делая картинки не ради импрессионизма, а ради объекта изображения.
Оттого эти картинки и живые.
А когда необходимость доводить замысел - через эскизы, этюды, через отбор и отбраковку - до Картины, когда необходимость эта отпала, вышла из моды, и этюд приобрел самоценность, и сам-в-себе сделался картиной - тут-то русский импрессионизм и покатился по знакомым рельсам, уже накатанным Западом. Как сказано в исходном постинге - русская импрессионистическая манера «превратилась в товар со всеми вытекающими для этого жанра последствиями. Эффектна, но не греет».