Читаем с Медведем мою любимую «Камеру обскуру», любимую в числе прочего за плотность текста. Минимум тех вкуснохрустящих вырванных с мясом из натуры деталей, которыми я так охотно объедалась в свое время (и в конце концов объелась), максимум действия. Медленного, но верного перетягивания каната в обскурную сторону.
(картиночка не имеет отношения к Набокову, повешена для аромата эпохи)
На первый взгляд кажется, что
в дуэте Магда - Кречмар солирует Магда. Это она ухватисто выскребается наверх по социальной лестнице, всовывает лапку с коготками, тянет щупальца, скользит змейкой в открывшуюся щель - а роль Кречмара скорее страдательная. Вот был благородный миляга искусствовед , порядочный до мозга костей - и тут пришла шлюховатая пролетарочка, и закрутила его, и забрала в руки, и с ума свела, и свела на нет. То есть, казалось бы, это она тянет вниз нравственно и эстетически, а Кречмар только уступает и уступает. Казалось бы, это она первая начала его «портить», и она же его и убила - собственно, задолго до того, как застрелила из пистолета. Точка невозврата, где искусствовед Кречмар уже умер, вот:
«Он оглядывал гостиную, и его поражало, что он, не терпевший безвкусия в вещах, полюбил это нагромождение ужасов, эти модные мелочи обстановки, которыми без разбора пленялась Магда. На всё падал отсвет его страсти, и все оживлял».
Оживлял, как же. В этих трех строчках описано особое переходное состояние, похожее на бег курицы с уже отрубленной головой. То есть у Кречмара голова-то ещё на месте, ею, головою, он ещё помнит, что в прошлой жизни его мутило от берлинско-пролетарского представления о красоте и роскоши, и ею же, головою, успевает удивиться - ой, как это, неужели мне оно больше не противно и даже как-то мимимишно? (Это в то время как стремительно цивилизующаяся Магда уже спит и видит, как она перезжает в квартиру с антикварной мебелью и бесценными гобеленами, и на ходу обучается мыть руки и одеваться на манер дамы из общества).
Всё, отудивлялся. Привык окончательно. Он ещё может, конечно, по инерции вести разговоры
«о ранней страсти к живописи, о работах своих, о ценных находках, о том, как чистят картину - чесноком и толченой смолой, - как старый лак превращается в пыль, как под фланелевой тряпкой, смоченной скипидаром, исчезает грубая черная тень, и вот расцветает баснословная красота - голубые холмы, излучистая восковая тропинка, маленькие пилигримы...»
- но на самом деле он уже ослеп. Он уже способен с блаженной улыбкой идиота смотреть на провальный актерский дебют Магды - в то время как она сама готова умереть со сраму за своё «творчество», вдруг увидев его со стороны, глазами гостей закрытого просмотра.
Хачусказать, Кречмар как искусствовед стремительно опускается (хотя нужды в этом вроде бы нет никакой) - в то самое время как Магда, напротив, довольно быстро проходит некий ликбез по основам хорошего вкуса (поскольку в её новой жизни без этого никак, нужна мимикрия).
И ещё один пункт. Из вышесказанного можно сделать вывод, что нравственный и эстетический уровень взаимосвязаны и, став подлецом, Кречмар теряет и эстетический вкус, тонкость свою теряет, чуйку, становится пошляком. Поэтому и умудряется не замечать, как его любовница и его «друг» Горн обманывают его в его же доме, сперва с опаской, а потом - цинично. Казалось бы, схема такая:
Кречмар был порядочным и потому обладал хорошим вкусом, затем он перестал быть порядочным (предал-продал свою верность Седьмой заповеди за плотские наслаждения) и потому утратил вкус. А потом через утрату вкуса (который, в сущности, есть чувствительность к человеческой душе через её внешние манифестации) лишился и плотских наслаждений, и здоровья, и свободы, и жизни.
Ан нет же. Схема другая.
О чем бишь там пишется в первой главе, которую читатель обычно напрочь забывает, следя за развитием отношений Магды и Кречмара: падёт ли он? вот пал - встанет ли? не встал - куда его теперь поволочит? - и так далее.
А пишется там как раз о том, что падает Кречмар ещё до встречи с Магдой. Выступить экспертом в судебном разбирательстве между рекламным агентством и модным карикатуристом по делу о незаконном использовании выдуманного сим последним образа морсвинки Чипи - это несомненное падение для искусствоведа. Это предательство своего вкуса (чувствительности к человеческой душе), продажа его за деньги, проституция. Мы даже не знаем, впервой ли Кречмару так падать или нет, лишился ли он эстетического целомудрия именно на деле того самого Горна, который потом отнял у него Магду, или раньше. Но фишка в том, что Кречмар сначала становится пошляком. А подлецом он становится лишь потом - и, надо понимать, как раз потому, что пошляком он уже стал. Так что да, ещё раз повторю - через утрату вкуса (который, в сущности, есть чувствительность к человеческой душе через её внешние манифестации) лишился и плотских наслаждений, и здоровья, и свободы, и жизни.