...и античность
На вернисаже выставки «Йорданс и античность» я немножко пофотографировала, хотя это и не комильфо считается, да мне какое дело. Йорданса я больше Рубенса люблю. То есть это ещё вопрос, люблю ли я Рубенса, а вот Йорданс мне точно симпатичен.
Это праздник, конечно, тут нечего и говорить, только смотреть. Поговорить зато можно об литературу.
Потому что кроме очень хорошей и хорошо освещённой живописи поражающим фактором для меня было трудноосмысливаемое количество этих самых античных сюжетов (вы будете смеяться, но устроители выставки все другие сюжеты исключили напрочь, типо, там античностью заведомо не пахнет. Хе-хе, античность в живописи - это ведь только литература, не стилистика и не антропология, нет). Так вот, процентное содержание античных сюжетов у Йорданса просто с ног сбивает, свежий человек спросит - а этот автор вообще за какие-то другие темы брался?
Когда в третий-четвёртый раз натыкаешься на «Каледонскую охоту» или «Триумф Цереры», да всякий раз с новой хорошо продуманной и очень вкусной иконографией, то даже страшно становится. Не потому, что это язычество. (Про язычество вообще можно забыть, кто в них в Европе 16 в. верил, в этот чужой пантеон? да в них уже при Юлиане отступнике никто не верил). А потому, что, в сущности, это ведь очень, очень скучный круг сюжетов, гораздо более скучный, чем вот хотя бы жития святых или Ветхий Завет (паки - я не о душеполезности, а о богатстве нарративной канвы и всякой психологии). Скучный и (вроде бы) крайне далёкий от реальной жизни заказчиков Йорданса. Ну, понятно, что житийными картинами и священной историей неловко украшать гостиную, столовую и спальню. Но ведь была же светская литература какая-никакая, был свой нацфольклор, наконец - вот чего они так зациклились на каледонских охотах? Загадка.
И ещё одна загадка - почему эти сюжеты вышли из моды к началу XIX в., а к середине его сделались просто смешной причудой пыльных академий?
Это праздник, конечно, тут нечего и говорить, только смотреть. Поговорить зато можно об литературу.
Потому что кроме очень хорошей и хорошо освещённой живописи поражающим фактором для меня было трудноосмысливаемое количество этих самых античных сюжетов (вы будете смеяться, но устроители выставки все другие сюжеты исключили напрочь, типо, там античностью заведомо не пахнет. Хе-хе, античность в живописи - это ведь только литература, не стилистика и не антропология, нет). Так вот, процентное содержание античных сюжетов у Йорданса просто с ног сбивает, свежий человек спросит - а этот автор вообще за какие-то другие темы брался?
Когда в третий-четвёртый раз натыкаешься на «Каледонскую охоту» или «Триумф Цереры», да всякий раз с новой хорошо продуманной и очень вкусной иконографией, то даже страшно становится. Не потому, что это язычество. (Про язычество вообще можно забыть, кто в них в Европе 16 в. верил, в этот чужой пантеон? да в них уже при Юлиане отступнике никто не верил). А потому, что, в сущности, это ведь очень, очень скучный круг сюжетов, гораздо более скучный, чем вот хотя бы жития святых или Ветхий Завет (паки - я не о душеполезности, а о богатстве нарративной канвы и всякой психологии). Скучный и (вроде бы) крайне далёкий от реальной жизни заказчиков Йорданса. Ну, понятно, что житийными картинами и священной историей неловко украшать гостиную, столовую и спальню. Но ведь была же светская литература какая-никакая, был свой нацфольклор, наконец - вот чего они так зациклились на каледонских охотах? Загадка.
И ещё одна загадка - почему эти сюжеты вышли из моды к началу XIX в., а к середине его сделались просто смешной причудой пыльных академий?