Это было в Краснодоне

Oct 28, 2011 19:51

(Вдохновлено постингом, куда заглянула по ссылке у френдессы. Там рассказывалось о девушках лет этак двадцати, которые впервые слышали слово «молодогвардейцы»).



Сначала - результаты опроса, проведенного прямо сегодня на моих обычных подопытных кроликах, учениках из двух групп (большинство моего возраста, образование почти у всех высшее). Кроме бельгийцев, там были ещё: испанка, француженка, англичанин, русская из потомков первой эмиграции и полька. Вопрос - дорогие ребята, сколько имён героев Второй Мировой войны вы можете назвать наизусть, не сходя с места?

Так вот, дорогие френды, мои ребята практически ни одного имени не назвали. Предлагали мне генералов и маршалов, а когда я уточнила содержание понятия «герой», одна только полька вспомнила троих, а все замолчали окончательно. В обеих группах.

А вы говорите - молодогвардейцев не знает молодёжь в России.

В связи с этим почему-то захотелось рассказать,

как менялась интерпретация одного и того же феномена, именуемого «подвиг молодогвардейцев», на очень коротком промежутке времени (мои школьные годы), и на очень небольшом расстоянии (от Абхазии до Луганской области).

Моё воспитание в школьные годы было, так сказать, полутораэтажным.  Оно захватило если не два, то полтора поколения уж точно. Лучшим во мне-школьнице я обязана старшему поколению, деду и бабке с материнской стороны, в чьём доме в Абхазии я подолгу жила и училась в тамошней школе. Оба были школьные учителя классической сталинской закалки, в доме водилось много методической литературы, изданной в 40-х - 50-х годах,  и сама школа, в силу замедленного и неполного отмирания культа Вождя в этом регионе, культурно отставала от той русско-украинской провинции, где я училась по преимуществу. Очень патриархальное в Гагре было заведение, по форме и по содержанию.

Там, в Гагринской школе, я застала практически нетронутой интерпретацию, заданную фадеевской эпопеей и герасимовской фильмой. Роман был обязателен к прочтению ( а в других местах его в те же годы «проходили» по отрывкам в хрестоматии), на него отводилась чуть ли не целая учебная четверть, писались сочинения вроде «Сравнительная характеристика Нонны Мордюковой Ульяны Громовой и Любови Шевцовой», а клятва молодогвардейцев была обязательна к заучиванию наизусть, кроме шуток (замечу, что это - единственный из выученных мною наизусть в школе текстов, который я после экзамена забыла немедленно и навсегда). По случаю изучения романа в классе вспомнили, что я была «понаехавшая», и как раз из тех легендарных мест, с трепетом меня расспрашивали про этот питомник героев - Краснодон. В те времена ещё вполне мыслимым делом были дальние групповые и даже индивидуальные паломничества к мемориалу, так что на меня как бы пал отдаленный отблеск славы и некоторая зависть одноклассников.

А завидовать было нечему - я вплоть до окончания школы мемориала не видела. Хотя школьные экскурсии организовывались не раз, но я как-то всё не попадала - то, сдав экзамены досрочно, сбегала на каникулы на неделю раньше всех, то родители просто не давали мне этого червонца на мероприятие, там, мол, нет ничего любопытного. Так что первое моё паломничество в легендарный городишко состоялось только в 16-летнем возрасте (1980-й год), с соучениками по Луганскому художественному училищу.

Удивляться я начала сразу же, как только автобус тронулся с места и экскурсовод завела заученную рацею о хорошо знакомых мне по Фадееву-Герасимову событиях и лицах. Я ведь усвоила «сталинскую» версию их освещения (белокурые бестии цвет советского юношества, воля и верность, целомудрие, личное обаяние, блестящее воспитание и образование, букет всевозможных дарований, валькирии и зигфриды). Сначала я была поражена циничным отношением моих спутников к тому, о чем нам рассказывали. Народ  (почти все ехали не в первый и даже не во второй раз) жевал бутерброды и перекидывался двусмысленными шутками.  Экскурсовод же поразила меня напоминанием о том, что роман Фадеева - художественное произведение, где реальные события могли быть изменены (зачем?! Чем Фадееву были плохи эти реальные?!) и сообщением о том, что лица, способствовавшие Гестапо в отлове членов «Молодой Гвардии», до сих пор продолжают жить в Краснодоне и по соседству от него (как?! Их не растерзала разъярённая толпа?!)

Но ягодки были впереди. Сочетание Богом забытого, нищего и дикого шахтерского поселения с шикарным (да, именно шикарным) дворцово-парковым мемориальным комплексом произвело на меня самое неприятное впечатление. Но в полный нокаут меня отправило сочетание шикарного советского музейного убранства (могучий дизайн, колоссальные фотографии, живопись и скульптура лучших мастеров соцреализма за последние 30 лет) с убожеством экспонатов, относящихся непосредственно к жизни и деятельности героев. Не буду вдаваться в детали, они ужасны. Через час сосредоточенного разглядывания витрин я твёрдо знала, что нам бессовестно лгали, и это были не валькирии и не зигфриды и не цвет советского юношества, а совсем, ну вот совсем наоборот.

А роман я  перечитала ещё раз уже в перестройку. После того как увидела на ТВ перестроечный материал о Краснодоне. Там окончательно расставили точки над i. Группа малолетних террористов, не только втянувших в свои захватывающие игры десятки других глупых школьников, но и навлекших на головы своих мирных сограждан непрерывную цепь карательных акций. Когда «гвардейцев» удалось арестовать, население города радовалось больше, чем оккупанты. Родители в ужасе отвернулись от своих детей, когда узнали об их делах. После освобождения Краснодона горожане (в том числе семьи молодогвардейцев) не желали принимать никакого участия в извлечении их останков из шахты и торжественном их захоронении, не взирая на спущенный сверху сигнал о срочном всесоюзном прославлении членов группы. Все эти работы производились солдатами, в опознании помогала местная падшая женщина, которой нечего было терять. Тёмный ужас, в общем. Всё по той же схеме, что и с Павликом Морозовым и Зоей Космодемьянской, только на порядок гуще.

Правда, про Павлика и Зою я сама, своими глазами ничего не видела. А про молодогвардейцев видела целый музей. И до всякой перестройки, в свои шестнадцать лет поняла если не всё, то почти всё.

И, в связи с сегодняшним опросом - может, всё-таки лучше, когда о героях (или о выбранных в герои) меньше врут на государственном уровне? Может, лучше, когда героев помнят (или забывают) естественной памятью или естественным забвением? Без маятникового эффекта?

русские классики, прошлый век, далекое близкое, l'éducation sentimentale

Previous post Next post
Up