ОНИ НЕ ПРОЙДУТ. Сцена 2.
Николай бинтует ногу Давиду Михалычу. Давид Михалыч только грустно улыбается, у него связаны руки. Рядом ходит Виктор.
Виктор: Ага! Так его. Чтоб не рыпался. Продался марсианским тварям, падла. Да чё ты его бинтуешь-то, Колян? Его кончать надо! Блин, у меня такая тачка была! Да и не в тачке дело. Мне за державу обидно, Колян!
Николай: Утихни, а. Уже голова от тебя болит. Иди лучше радируй в штаб, мол, языка взяли или как там… Пусть пришлют кого-нибудь.
Виктор (поддаёт ботинком пыль в Давида Михалыча): Ещё и еврей. Ну, кто бы сомневался!
Николай: Он армянин, разве не видишь?
Виктор: Да какая разница! (уходит)
Давид Михалыч: Узнал я вас, товарищ Тарасенко. Вы у меня в «б» классе на задней парте изволили семечки щёлкать всё время.
Николай (хмыкает, проверяет надёжность повязки и верёвки на руках): Неправда. Я слушал.
Давид Михалыч: Слушать-то слушали, да видно, так ничего и не услыхали.
Николай (раздражённо): Чего я не услыхал? Как Онегин с Татьяной на балу зажигал, или как Обломов на диване валялся?
Давид Михалыч (смеётся): О, это пять! Значит, не всё вы с Данькой Лившицем проразговаривали. Ну-ка, а что от истории осталось в вашей голове? Помните Гражданскую войну?
Николай: Помню, интервенция была… А наши отбивались.
Давид Михалыч: Наши! А ведь тогда каждый себя «нашим» считал. И белые, и красные.
Николай: Ну, а вы, значит, за которых? За зелёных?
Давид Михалыч: Ох, как это всё неумно, молодой человек. Как неумно!
Николай: И этот ещё будет меня жизни учить! Лучше отвечай… отвечайте, с каким поручением шли.
Давид Михалыч (вздыхает): Не умеете вы, Коля, допрос вести. И слава богу. Ничего, скоро прибудут профессионалы.
Николай: Давид Михалыч, ну объясните вы мне. Почему вы на их стороне? Почему вы с ними, а?
Давид Михалыч: Нет, это вы мне расскажите, Коля. Вы уже не ребёнок, у вас есть своя позиция, (оглядывается кругом) весьма удачная, кстати. Расскажите мне, Коля, что вы защищаете? За кого проливаете кровь? В данном случае, надо заметить, мою.
Николай: Понятное дело, за что, за Родину.
Давид Михалыч: А что это такое «Родина»? Что это за прекрасная роза, нарисованная на вашем щите? Может быть, вы сражаетесь за эти холмы? Так холмам нет никакого дела до того, чьи сапоги будут их топтать, чьи свёрла будут искать в них нефть и золото.
Николай: Зато мне не всё равно. Пусть это золото достанется России.
Давид Михалыч: Вы плохо учили историю, молодой человек. Я ставлю вам двойку.
Появляется Виктор: Уже агитирует, марсианская морда? Не слушай его, Колян!
Николай: Не ори. Никого я не слушаю. Ты в штаб сообщил?
Виктор: Ага. Сказал, что от марсианской базы крался человеческий предатель нерусского происхождения. Скоро за ним придут. Велели продолжать наблюдение за объектом.
Николай: Это они про базу или про… задержанного?
Виктор: Вот чёрт, я не понял! Да про то и про другое, наверное.
Николай устраивается на прежнее место и следит за дорогой.
Давид Михалыч (Николаю): Это ваш друг?
Виктор: Рот закрой! (Бьёт Давид Михалыча. Николаю) Он что, правда у вас преподавал? И что, небось, про холокост в основном залечивал?
Николай (как бы сам себе): Великая Отечественная война. 1941-1945. Война Союза Советских Социалистических Республик против нацистской Германии и её европейских союзников, решающая часть Второй мировой войны…
Виктор: Да, здорово мы тогда немцам наподдали!
Давид Михалыч: Лично вы, молодой человек, никому не наподдавали. Разве только мне.
Виктор: Я его убью сейчас! Сколько мы от вас натерпелись!
Николай: А ну, не трогать. С ним будут компетентные люди разбираться. Они лучше нас знают, что делать.
Какое-то время все сидят молча.
Николай: Товарищ задержанный… Давид Михалыч…
Давид Михалыч молчит.
Виктор: А ты отвечай, когда тебя старший спрашивает! А ну-ка встать! Чего глаза вылупил, скотина? (пытается поднять раненного Давида Михалыча, тот не может устоять на ногах, падает)
Николай: Отставить! Я тебе что сказал? (стреляет в землю под ноги Виктору) Отошёл на 10 метров! Без команды к задержанному не подходить. Стреляю без предупреждения. (сам себе неслышно для других) Чёртова война. Я тут с ума сойду. Что вообще за хрень творится, я ни черта не понимаю. Ещё и придурок этот на мою голову, менеджер хренов.
Пауза. Все молчат.
Виктор: Колян! А ты на сноуборде катался?
Николай зажимает уши руками и смотрит на дорогу.
Виктор: Я себе аж два сноуборда купил. Один со скидкой, а один у друга отспорил. У нас тут неподалёку трасса была. Я там такое выделывал, офигеть! Вообще я люблю скорость. Едешь один, и никто тебе не мешает. И на автомобиле тоже. Люблю вот эти длинные объездные трассы без светофоров. Если бы только не пешеходы долбаные. Так и прут под колёса! Вот так собьёшь придурка какого-нибудь, а потом доказывай в суде, что это он сам виноват. Ещё и бабок сдерут… Ведь прорыли же им переходы, вот и ходили бы под землёй, не мешали бы нам ездить. Нет, им надо везде пройти!
По ходу рассуждений Виктора Николай настораживается и всматривается вдаль.
Николай: Да утихни ты. Со штаба люди идут. Офицер с ними.
За сценой слышатся шаги. Голос офицера резкий и рычащий с лёгким акцентом: «Оцепить периметр. Зона фиксации - 21. Работать по сигналу». За сценой шорох. Это солдаты рассредоточиваются по территории. Николай и Виктор замирают по стойке смирно по обе стороны от пленника. Появляется офицер. Это инопланетянин в военной форме. Внешность и движения сразу демонстрируют, что это не человек, хотя цвет кожи у него и не зелёный.
Офицер: Смирно! (Николай и Виктор вытягиваются по струнке) Это удержанный?
Виктор: Так точно! Задержан лично нами!
Голос офицера меняется, даже как бы переключается и становится мелодичным и певучим : Хорошо. Вы будете иметь свои награды. Вольно. (подходит ближе и обращается к Давиду Михалычу) Ваше наименование и профессия?
Давид Михалыч молчит.
Виктор: В прошлом учитель. Имя Давид... А фамилию Тарасенко знает.
Офицер поднимает глаза на Николая.
Николай (отводя взгляд): Авакян.
Офицер: Что же это вы, господин учитель, против родной страны восстанавливаетесь? Не обожаете Родину?
Давид Михалыч: Напротив, господин офицер, я свою Родину люблю. И, в отличие от вас и этих солдат, отлично представляю, что это значит.
Офицер: Вы ходите против своего президента?
Давид Михалыч: У нас не феодализм.
Офицер: Вы ходите против своего народа?
Давид Михалыч: Вы так отчётливо знаете, чего он хочет?
Офицер: Народ хочет проживать в мире и успокойствии.
Давид Михалыч: Последние несколько тысяч лет ему это плохо удавалось.
Офицер: Ведь это вы начали войну.
Азат Михалыч: Лучше...
Офицер: Лучше умереть стоя, чем проживать на коленях? Я слышал это.
Давид Михалыч: Теперь не так. Проще. Лучше умереть стоя, чем на коленях.
Офицер: Ты хочешь умирать?
Давид Михалыч: А у меня есть выбор?
Офицер: О, безусловленно! Проименуйте своё задание и должность, помогите нам - и проживайте в успокоении!
Давид Михалыч: Нет.
Офицер (его голос снова превращается в рык): Хочешь умирать стоя, ты говоришь? Заставить его стоять!
Николай и Виктор поднимают Давида Михалыча и поддерживают его.
Офицер: Снять долой повязку!
Николай: Господин офицер, рана ещё не...
Офицер: Молчать! Трибунал! Повязку!
Виктор поспешно сдирает повязку с ноги Давида Михалыча. Поддерживаемый солдатами пленник постепенно слабеет.
Давид Михалыч: Я не боюсь смерти, господин офицер. Я уже достаточно пожил. Единственное, что меня огорчает, это видеть моих учеников послушным тестом в грязных руках.
Офицер: Вы передали свою Родину и её народ. Вы хотели восхождения насилия. Дурацкие фанатики своих ненастоящих идей. Вы пристегнулись к инопланетным захватчикам, и вызвали в стране кризис, разруху и смерть. Из-за вас повелительству пришлось ввести военное положение, пытки и другие непопулярные меры. Всё обвинение ложится на вас. Кровью мёртвых младенцев омыты пути из глубин космоса в сердцеточие тёплой красной человеческой потаённости. Испуганный взгляд Господа Бога на холодных камнях зимой. Рёв раненных монстров за переборкой бессознания. Все они врут, но я должен знать! Мы должны знать! И это ПРИКАЗ ВОЕННОГО ТРИБУНАЛА.
На последних словах Николай и Виктор вытягиваются, как заколдованные, а офицер бросается к Давиду Михалычу, присасывается к его ране. Давид Михалыч вскрикивает и оседает в руках солдат.
Офицер (поднимается, его рот испачкан в крови): Смирно! ЕЩЁ СМИРНЕЕ!
Николай и Виктор вытягиваются и роняют тело Давида Михалыча, вытаращенными зачарованными глазами смотрят на офицера.
Офицер: Смерть предателям!
Поднимает тело и уносит с собой. За сценой шорох, это уходят другие солдаты. Николай и Виктор вдруг расслабляются, как будто прошло наваждение.
Николай: Что это было?
Виктор: Что?
Николай: Что вот сейчас происходило?
Виктор: А что? Что такого?
Николай: А то, что этот офицер - чёртов инопланетянин, вот что!
Виктор: Ты уверен? Он же не зелёный…
Николай: Да кто тебе сказал, что они должны быть зелёные? Ты видел хоть одного инопланетянина?!
Виктор: Ну, вообще, нет.
Николай: Так вот что я тебе скажу, господин без-двух-минут-заместитель, этот офицер был чёртов инопланетянин, с которыми мы, якобы, воюем!
Виктор: Послушай, но он же на нашей стороне. Значит он хороший инопланетянин. Тем более офицер. Кого попало в офицеры не назначат. Он за нас, понимаешь?
Николай (передразнивает): Нет, не «понимаешь»! За кого это «за нас»?
Виктор: За людей, за Россию. Нельзя же судить о человеке по цвету кожи. Главное, что у него внутри. Главное, это то, что нас объединяет.
Николай: Что же меня объединяет с инопланетным кровососом?
Виктор: Ну… наверное… любовь к нашей земле. Он же за неё воюет. К нашей истории… и…
Николай: И литературе? Ты это хотел сказать? Ну, договаривай: «К истории и литературе»!
Виктор: А что такого? Может, и к ней.
Николай: Слушай меня, господин заместитель, нихрена он не знает ни о нашей культуре, ни о нашей истории. Как, кстати, и мы с тобой. Чихать ты хотел и на Онегина, и на Печорина, и на Сусанина. И воюешь ты не за церкви и кремли белокаменные, их по России столько гниёт, и никому они не нужны, кроме как в качестве сортиров! Тебе за тачку свою необкатанную боязно, да за кегельбан, да за то, чтобы под таких, как ты, тёлки ложились ради элитной жилплощади.
Виктор (испуганно): Послушай, я просто хочу, чтобы всё снова было, как раньше!
Николай: А я не хочу! (Виктор испуганно моргает) Не хочу я, как раньше! Опять идти охранником устраиваться, чужое добро стеречь. Я помню, одна старуха при мне в магазине пыталась булку хлеба украсть, а у самой руки трясутся. Не хочу я, как раньше! Стоять навытяжку целые сутки и всё завтраками себя кормить: вот стану я начальником охраны супермаркета, вот стану я телохранителем депутата, вот женюсь я на дочке олигарха. А они едут мимо в своих железных саркофагах и в упор тебя не видят. Не хочу я лыбу каждому прохожему показывать только потому, что завтра он может моим начальником стать. Не хочу я, как раньше, потому что оно было вашим.
По ходу монолога Виктор нервно теребит кобуру пистолета. Винтовка Николая лежит на земле.
Виктор: Да ты рехнулся что ли? Когда иначе-то было? Всегда ж так было!
Николай: А мне плевать.
Виктор: Да ты уж не надумал ли к ним уйти?
Николай (смеётся): К кому «к ним»? К зелёным тварям?
Виктор (не находит слов): Да ты… да ты…
Достаёт пистолет и направляет на Николая. Оба медленно пятятся в разные стороны.
Николай: Ну, давай. Они не пройдут. Выживает сильнейший. Давай!
Виктор: Тупое быдло. Я всегда вас ненавидел. Вы ничего не можете и только завидуете тем, кто всего добился сам. Вот кого надо уничтожать. Вы мешаете нам жить.
Николай: И быстро ездить? Ага. Об нас тормозит ваш прогресс. А потом приходится оправдываться в суде. Так и мою мать однажды задавил ваш прогресс… на огромном джипе. Тогда суд встал на сторону прогресса. Прогресс заплатил денег… Только здесь не будет суда, здесь не надо будет платить… деньги. Стреляй за прогресс, сволочь! Стреляй, чтобы всё неслось вперёд, то есть назад, в твоё прекрасное прошлое! Стреляй за кегельбан! Ну!
Виктор стреляет. Николай падает рядом с винтовкой. Какое-то время всё неподвижно. Внезапно Николай вскакивает и стреляет. Виктор падает, какое-то время слабо шевелится и замирает.
Николай: Страйк.