191221
Год прошёл без книг. Литературы было много, но больше детской или о детской, по библиотечному делу, и всё в итоге - не то. А тут всё закончилось, вроде можно выдохнуть (пока нельзя), и скидки везде предновогодние. На сайте НЛО столько новинок, что можно забыть и о некупленных когда-то, но всё ещё находящихся в списке желаемого старинках. И вот я уже подсчитываю грядущие убытки, а потом тяну руку пощупать уже купленное, но ещё нечитанное. Год хотя и прошёл без книг - без чтения книг, но не прошёл без покупки книг. Ближе всего - буквально руку протянуть к полке справа - Зебальд, адмаргинемский Целан, мифовский «Страх» и «Посмотри на муравьёв» Айзенберга. Последняя в действительности мною читается постоянно перед сном. Ещё не успела выключить комп, выйти из-за стола, но уже дела завершила, и пора провернуть все эти предсонные ритуалы (соблюдайте их, чтобы легче было засыпать, пишут везде те, кто, видимо, соблюдают и спят лучше меня), а я тяну руку и открываю книгу. Сперва читаю с самого начала, потом открываю наугад. Батюшки, какая бумага! Она всё ещё восхитительно пахнет влажным картоном, и вот это я, кажется, читала вчера.
Сегодня же на «Втором двойнике», на словах «бедность перешла черту, каждый доллар на счету» вспомнила, как несколько дней подряд года два-три назад ходила то одна, то с А. по одному маршруту. Я поместила его в треугольник и звала «почта-больница-рыба». Три точки на карте теснились, потом разъехались, все линии поломались, возникли новые точки, и пошло сворачивание к молодому дубку, заглядывание в окна пивнушки, рисование на снегу подвальных козырьков, поедание смородинового мороженого в тени изъеденных лип, изучение багровой живой изгороди у храма, пинание гальки у кладбищенской гостиницы и т. д., и т. п. Но где-то между рыбой и почтой мне встречались клёны, кем-то брошенные оконные рамы и черта бедности. Черта была проведена неизвестным тревожным писателем на пешеходном тротуаре между клёнами и рамами и поименована, чтобы проходящие точно знали, что за черту они пересекают. И каждый раз, пересекая эту черту (туда и обратно, туда и обратно), я восхищалась чужой нативной гениальностью и простотой исполнения, потому что не было возможности уйти от бедности. Ещё размышляла, сколько ежедневно там проходит людей, все ли они смотрят под ноги (потому что рамы отвлекают от всего остального) и что думают о черте.
Вот так обычно и нарушаются предсонные ритуалы, вот так и спят некоторые, не будем показывать пальцем, мало и плохо. Вот так даже стихи не дочитывают, а бросаются записывать что-то совершенно ненужное о давно уже исчезнувшей, стёртой дождями и снегами черте. А как это звучит, да? Исчезнувшая черта бедности. Немыслимо, невозможно. Кто-то, не кто-то, а К. совсем недавно мне рассказывала об исчезновении трёх миллионов бедных. Это тоже звучит немыслимо-невозможно. Так только снег по весне должен исчезать, снег и пирожное к чаю, а не люди, пусть они и являются в какой-то момент времени всего лишь частью статистики.
Сегодня же на «Втором двойнике», на словах «бедность перешла черту, каждый доллар на счету» вспомнила, как несколько дней подряд года два-три назад ходила то одна, то с А. по одному маршруту. Я поместила его в треугольник и звала «почта-больница-рыба». Три точки на карте теснились, потом разъехались, все линии поломались, возникли новые точки, и пошло сворачивание к молодому дубку, заглядывание в окна пивнушки, рисование на снегу подвальных козырьков, поедание смородинового мороженого в тени изъеденных лип, изучение багровой живой изгороди у храма, пинание гальки у кладбищенской гостиницы и т. д., и т. п. Но где-то между рыбой и почтой мне встречались клёны, кем-то брошенные оконные рамы и черта бедности. Черта была проведена неизвестным тревожным писателем на пешеходном тротуаре между клёнами и рамами и поименована, чтобы проходящие точно знали, что за черту они пересекают. И каждый раз, пересекая эту черту (туда и обратно, туда и обратно), я восхищалась чужой нативной гениальностью и простотой исполнения, потому что не было возможности уйти от бедности. Ещё размышляла, сколько ежедневно там проходит людей, все ли они смотрят под ноги (потому что рамы отвлекают от всего остального) и что думают о черте.
Вот так обычно и нарушаются предсонные ритуалы, вот так и спят некоторые, не будем показывать пальцем, мало и плохо. Вот так даже стихи не дочитывают, а бросаются записывать что-то совершенно ненужное о давно уже исчезнувшей, стёртой дождями и снегами черте. А как это звучит, да? Исчезнувшая черта бедности. Немыслимо, невозможно. Кто-то, не кто-то, а К. совсем недавно мне рассказывала об исчезновении трёх миллионов бедных. Это тоже звучит немыслимо-невозможно. Так только снег по весне должен исчезать, снег и пирожное к чаю, а не люди, пусть они и являются в какой-то момент времени всего лишь частью статистики.