Стивен Кинг. Как писать книги.
Страшные истории Кинга я последнее время обхожу стороной, видимо, превращаюсь во впечатлительную , склонную к обморокам, девицу. А вот "Как писать книги" я готова "дербанить" на цитаты, перечитывать, и заставлять себя работать по ней. "Как писать книги" - крутая история об огромном трудолюбии и вере в себя с кучей советов и юмора. Этот отрывок мне нравится больше всего.
"Давайте проясним одну вещь прямо сейчас, о'кей? Нет на свете Свалки Идей, нет Центрального Хранилища, нет Острова Погибших Бестселлеров. Хорошие идеи рассказов приходят в буквальном смысле ниоткуда, падают прямо на голову с ясного неба: две совершенно отдельные мысли сцепляются вместе, и под солнцем возникает что-то новое. Ваша работа не искать эти идеи, а узнать их, когда они появятся.
В тот день, когда ко мне приплыла эта идея - самая первая из хороших, - мама заметила, что ей нужно еще шесть книжек талонов, чтобы получить лампу, которую она хочет подарить сестре Молли на Рождество, и, кажется, она не успеет вовремя.
- Ладно, тогда это будет ей на день рождения, - сказала мама. - Эти противные бумажки - всегда кажется, что их много, пока их а книжку не подклеишь.
Она скосила глаза и высунула язык. Я заметил, что он у нее позеленел от подклеивания талонов. Мне пришла мысль, как хорошо было бы самим делать эти проклятые талоны у себя в подвале, и в тот же миг родился рассказ "Талоны счастья". При виде зеленого маминого языка тут же родилась мысль о подделке счастливых талонов.
Героем рассказа был классический Типичный Недотепа - хмырь по имени Роджер, который уже отсидел два раза за подделку банкнотов. Еще раз, и он станет трижды неудачником. И он вместо денег решил подделывать "счастливые талоны".., только, как выяснилось, структура этих талонов была так идиотски проста, что даже подделкой это не назовешь; он делал груды натуральных изделий. В смешной сцене - наверное, первой по-настоящему профессиональной из всех, что были мной написаны - Роджер со старухой-матушкой сидят в гостиной своего дома, копаясь в каталоге "Счастливых талонов", а внизу шлепает пресс, выдавая эти торговые талоны лист за листом.
- Господи ты мой Боже! - говорит мать. - Если верить объявлению, Роджер, то по счастливым талонам можно получить что угодно - только скажи им, чего ты хочешь, а они посчитают, сколько тебе надо на это книжек талонов. Слушай, шесть-семь миллионов книжек - и у нас будет дом в пригороде на "счастливые талоны"!
Но Роджер обнаруживает, что хотя талоны отличные, клей у них дефектный. Если их лизнуть и налепить в книжку, то все нормально, но если пропустить через механическую лизалку, розовые талоны становятся синими. В конце рассказа Роджер стоит в подвале перед зеркалом. За ним на столе свалены примерно девяносто книжек талонов, каждая заполнена талонами, облизанными лично. У героя губы розовые. Он высовывает язык - тот еще розовее. И даже зубы порозовели. Мать радостно кричит вниз, что она только что дозвонилась до Национального Центра выкупа счастливых талонов в Терре-Хотс, и ей сказала тамошняя леди, что прекрасный тюдоровский особняк в Уэстоне обойдется всего лишь в одиннадцать миллионов шестьсот тысяч книжек счастливых талонов.
- Отлично, мама, - отвечает Роджер. Он еще секунду глядит на себя в зеркало - розовые губы и потухшие глаза, потом медленно поворачивается к столу. За ним весь пол подвала уставлен корзинами с миллиардами свежих счастливых талонов. Наш герой медленно открывает чистую книгу талонов, начинает облизывать листы и лепить их в книжку. "Всего одиннадцать миллионов пятьсот девяносто тысяч книжек осталось, и у мамы будет этот тюдоровский дом", - думает он, и рассказ на этом кончается.
В рассказе было много проколов (самый большой, наверное, в том, что Роджер мог просто начать все сначала с новым клеем), но он был живой, по-настоящему оригинальный, и я знал, что написал хорошую вещь. После долгого изучения рынка по потрепанному экземпляру "Райтерз дайджест" я отослал "Талоны счастья" в "Хичкок мистери мэгэзин". Рукопись вернулась через неделю с приложенным бланком отказа. На бланке был узнаваемый профиль Альфреда Хичкока, нарисованный красными чернилами, и пожелание удачи в пристраивании рассказа. Внизу была приписка без подписи - единственное личное послание, которое я получил от "Мистери мэгэзин" за восемь лет регулярной посылки рукописей. Сей постскриптум гласил: "Не сшивайте рукописи степлером. Пользуйтесь скрепками". Совет довольно прохладный, как мне тогда подумалось, но в своем роде очень полезный. С тех пор я никогда не сшивал рукописи.
<...>
Получив листок с отказом от Хичкока, я забил гвоздь в стену под "Вебкором", написал на листке "Талоны счастья" и нацепил на гвоздь. Потом сел на кровать и стал слушать, как Фэтс поет "Я готов". На самом деле мне было вполне хорошо. Когда ты еще слишком молод, чтобы бриться, оптимизм - вполне естественная реакция на неудачу;
Когда мне уже было четырнадцать (и я брился два раза в неделю, надо или не надо), гвоздь в стене перестал выдерживать вес листков отказа. Заменив гвоздик плотницким костылем, я продолжал писать. К шестнадцати я стал получать отказы с приписками от руки несколько более ободрительными, чем совет забросить степлер и начать использовать скрепки. Первая такая записка пришла от Алгиса Бадриса, тогдашнего редактора "Фэнтези энд сайенс фикшн". Он прочел мой рассказ "Ночь тигра" (как я думаю, вдохновленный тем эпизодом из "Беглецов", когда доктор Ричард Кимбл работает уборщиком клеток то ли в цирке, то ли в зоопарке) и написал: "Хорошо. Нам не подойдет, но хорошо. У вас есть талант. Присылайте еще".
Четыре короткие фразы, написанные авторучкой, оставлявшей неровные кляксы, озарили зиму отчаяния моих шестнадцати лет. Лет через десять, уже продав пару романов, я обнаружил "Ночь тигра" в коробке со старыми рукописями и решил, что это по-прежнему отличный рассказ, хотя написан человеком, который еще только учится ремеслу. Я его переписал и послал ради интереса в тот же "Фэнтези энд сайенс фикшн". На этот раз его купили. Я заметил такую вещь: если ты добился какого-то успеха, журналы куда реже пишут "Нам не подойдет".
"Давайте проясним одну вещь прямо сейчас, о'кей? Нет на свете Свалки Идей, нет Центрального Хранилища, нет Острова Погибших Бестселлеров. Хорошие идеи рассказов приходят в буквальном смысле ниоткуда, падают прямо на голову с ясного неба: две совершенно отдельные мысли сцепляются вместе, и под солнцем возникает что-то новое. Ваша работа не искать эти идеи, а узнать их, когда они появятся.
В тот день, когда ко мне приплыла эта идея - самая первая из хороших, - мама заметила, что ей нужно еще шесть книжек талонов, чтобы получить лампу, которую она хочет подарить сестре Молли на Рождество, и, кажется, она не успеет вовремя.
- Ладно, тогда это будет ей на день рождения, - сказала мама. - Эти противные бумажки - всегда кажется, что их много, пока их а книжку не подклеишь.
Она скосила глаза и высунула язык. Я заметил, что он у нее позеленел от подклеивания талонов. Мне пришла мысль, как хорошо было бы самим делать эти проклятые талоны у себя в подвале, и в тот же миг родился рассказ "Талоны счастья". При виде зеленого маминого языка тут же родилась мысль о подделке счастливых талонов.
Героем рассказа был классический Типичный Недотепа - хмырь по имени Роджер, который уже отсидел два раза за подделку банкнотов. Еще раз, и он станет трижды неудачником. И он вместо денег решил подделывать "счастливые талоны".., только, как выяснилось, структура этих талонов была так идиотски проста, что даже подделкой это не назовешь; он делал груды натуральных изделий. В смешной сцене - наверное, первой по-настоящему профессиональной из всех, что были мной написаны - Роджер со старухой-матушкой сидят в гостиной своего дома, копаясь в каталоге "Счастливых талонов", а внизу шлепает пресс, выдавая эти торговые талоны лист за листом.
- Господи ты мой Боже! - говорит мать. - Если верить объявлению, Роджер, то по счастливым талонам можно получить что угодно - только скажи им, чего ты хочешь, а они посчитают, сколько тебе надо на это книжек талонов. Слушай, шесть-семь миллионов книжек - и у нас будет дом в пригороде на "счастливые талоны"!
Но Роджер обнаруживает, что хотя талоны отличные, клей у них дефектный. Если их лизнуть и налепить в книжку, то все нормально, но если пропустить через механическую лизалку, розовые талоны становятся синими. В конце рассказа Роджер стоит в подвале перед зеркалом. За ним на столе свалены примерно девяносто книжек талонов, каждая заполнена талонами, облизанными лично. У героя губы розовые. Он высовывает язык - тот еще розовее. И даже зубы порозовели. Мать радостно кричит вниз, что она только что дозвонилась до Национального Центра выкупа счастливых талонов в Терре-Хотс, и ей сказала тамошняя леди, что прекрасный тюдоровский особняк в Уэстоне обойдется всего лишь в одиннадцать миллионов шестьсот тысяч книжек счастливых талонов.
- Отлично, мама, - отвечает Роджер. Он еще секунду глядит на себя в зеркало - розовые губы и потухшие глаза, потом медленно поворачивается к столу. За ним весь пол подвала уставлен корзинами с миллиардами свежих счастливых талонов. Наш герой медленно открывает чистую книгу талонов, начинает облизывать листы и лепить их в книжку. "Всего одиннадцать миллионов пятьсот девяносто тысяч книжек осталось, и у мамы будет этот тюдоровский дом", - думает он, и рассказ на этом кончается.
В рассказе было много проколов (самый большой, наверное, в том, что Роджер мог просто начать все сначала с новым клеем), но он был живой, по-настоящему оригинальный, и я знал, что написал хорошую вещь. После долгого изучения рынка по потрепанному экземпляру "Райтерз дайджест" я отослал "Талоны счастья" в "Хичкок мистери мэгэзин". Рукопись вернулась через неделю с приложенным бланком отказа. На бланке был узнаваемый профиль Альфреда Хичкока, нарисованный красными чернилами, и пожелание удачи в пристраивании рассказа. Внизу была приписка без подписи - единственное личное послание, которое я получил от "Мистери мэгэзин" за восемь лет регулярной посылки рукописей. Сей постскриптум гласил: "Не сшивайте рукописи степлером. Пользуйтесь скрепками". Совет довольно прохладный, как мне тогда подумалось, но в своем роде очень полезный. С тех пор я никогда не сшивал рукописи.
<...>
Получив листок с отказом от Хичкока, я забил гвоздь в стену под "Вебкором", написал на листке "Талоны счастья" и нацепил на гвоздь. Потом сел на кровать и стал слушать, как Фэтс поет "Я готов". На самом деле мне было вполне хорошо. Когда ты еще слишком молод, чтобы бриться, оптимизм - вполне естественная реакция на неудачу;
Когда мне уже было четырнадцать (и я брился два раза в неделю, надо или не надо), гвоздь в стене перестал выдерживать вес листков отказа. Заменив гвоздик плотницким костылем, я продолжал писать. К шестнадцати я стал получать отказы с приписками от руки несколько более ободрительными, чем совет забросить степлер и начать использовать скрепки. Первая такая записка пришла от Алгиса Бадриса, тогдашнего редактора "Фэнтези энд сайенс фикшн". Он прочел мой рассказ "Ночь тигра" (как я думаю, вдохновленный тем эпизодом из "Беглецов", когда доктор Ричард Кимбл работает уборщиком клеток то ли в цирке, то ли в зоопарке) и написал: "Хорошо. Нам не подойдет, но хорошо. У вас есть талант. Присылайте еще".
Четыре короткие фразы, написанные авторучкой, оставлявшей неровные кляксы, озарили зиму отчаяния моих шестнадцати лет. Лет через десять, уже продав пару романов, я обнаружил "Ночь тигра" в коробке со старыми рукописями и решил, что это по-прежнему отличный рассказ, хотя написан человеком, который еще только учится ремеслу. Я его переписал и послал ради интереса в тот же "Фэнтези энд сайенс фикшн". На этот раз его купили. Я заметил такую вещь: если ты добился какого-то успеха, журналы куда реже пишут "Нам не подойдет".