крохи
как связь прервалась. и зыбнет она так, хозяйственно, по опричному - государева людочка. по полкам, по городам, да по весям - разложилась, белье крахмальное развесила - пальцы жжет кипятком да крахмалом - да, что же ты - лоб толоконный - картофельный, на кой мне кукурузный. и лоб этот, - толоконный, весь продолью изможденный, еще более сжимался и умаянно уже, тащился вновь - на то и государева, чтоб не спорить.
и она, отталкивая от себя эти сны в руку, эту любовь в сердце все хлопатала по дому, нет-нет, да и выдаст себя - то пирожки с ливером, в форме сердца /бог простит, фройд - никогда/, то баб ромовых, а могла бы - сердце бы свое запекла, как гуся - на рождество и с яблоками. а яблоки /молоховец еще говорила, а не верит ей только дурак, кухней отвергнутый, ревностью снадаемая - выпечет, шарфов алых выткет, а он - помазанный, юродивый, тащится за ней, в шарфе этом, недовязанном, а уже усталом, тащится - с шеей обмотанной - кроваво-красном - как повешанный, ей-богу. и соседи в след им шипят, но что им, куда уж - только снег у них хрустит, и уже не различить - снег, али сам себя перемалываешь. студено ведь - глушится все, притупляется. кровь только дурная бегает - от подзатыльника к подзатыльнику. и сбежать бы - никто ведь не прочь, но взроешь ту землю - насквозь вымерзшую, насквозь окаменелую. так и вяжет она - сердце взращивая к рождеству. а он сидит смирно подле. и так любит, что не видит, ни цыпок на пальцах ее, ни снизу подгоревших, горчащих пирожков с нежнейшим ливером.
и она, отталкивая от себя эти сны в руку, эту любовь в сердце все хлопатала по дому, нет-нет, да и выдаст себя - то пирожки с ливером, в форме сердца /бог простит, фройд - никогда/, то баб ромовых, а могла бы - сердце бы свое запекла, как гуся - на рождество и с яблоками. а яблоки /молоховец еще говорила, а не верит ей только дурак, кухней отвергнутый, ревностью снадаемая - выпечет, шарфов алых выткет, а он - помазанный, юродивый, тащится за ней, в шарфе этом, недовязанном, а уже усталом, тащится - с шеей обмотанной - кроваво-красном - как повешанный, ей-богу. и соседи в след им шипят, но что им, куда уж - только снег у них хрустит, и уже не различить - снег, али сам себя перемалываешь. студено ведь - глушится все, притупляется. кровь только дурная бегает - от подзатыльника к подзатыльнику. и сбежать бы - никто ведь не прочь, но взроешь ту землю - насквозь вымерзшую, насквозь окаменелую. так и вяжет она - сердце взращивая к рождеству. а он сидит смирно подле. и так любит, что не видит, ни цыпок на пальцах ее, ни снизу подгоревших, горчащих пирожков с нежнейшим ливером.