Оксана Челышева. Репортаж из тюрьмы Хельсинки.... Часть 1
Оригинал взят у mirror_wolfe в Репортаж из тюрьмы Хельсинки.... Часть 1
На снимке - центральная тюрьма Хельсинки, расположенная рядом с моим офисом около метро Сорнайнен.
Недавно довелось там побывать вместе с Максимом Громовым. Спасибо за организацию визита финской секции Международной Амнистии.
Этот тюремный комплекс был построен в 1881 году. Относится к числу закрытых пенитенциарных учреждений Финляндии. Все заключенные в этой тюрьме приговорены на срок более одного года.
Сейчас непосредственно в Хельсинки эта тюрьма - единственная.
До 2002 года их было две. Вторая - тюрьма в районе Катаянокка - сейчас превращена в изысканный отель. Он открылся в мае 2007 года. Реновация обошлась в 15 миллионов евро. Такие высокие затраты были связаны с тем, что здание относится к числу памятников архитектуры. Поэтому был сохранен не только внешний фасад здания, включая тюремные стены, но и структура его интерьера.
В 2002 году ее перевели в новое здание, специально построенное в пригороде Хельсинки - городе Ванта.
От станции метро Сорнайнен до тюрьмы - десять минут пешком. Погода замечательная. Тюрьма - среди обычных жилых домов. По кирпичному забору не вьется колючая проволака. Ворота, которых как бы и нет, просто отмечены вывеской "тюремная зона. не входить"... И не входят...
Нас с Максимом встретила заместитель директора тюрьмы. Пятнадцать минут - на вводную часть истории и настоящего тюрьмы.
Ирене работает в этой тюрьме уже двадцать лет. Но первые пятнадцать она была медсестрой. В тюрьме есть поликлиника. В случае если заключенному требуется более серьезное лечение, то его переведят либо в тюремные больницы, расположенные при тюрьмах городов Ванта и Хаммелина. На момент нашего посещения в тюрьме было чуть менее трехсот обитателей. Из них все без исключение "первоходы" освобождаются по истечению половины или двух третей срока. Я спросила, а каков процент рецедива. Оказалось, что возвращаются в камеры примерно две трети. Ирене комментирует свой же ответ: "Это еще высокий показатель. Смысл тюремного заключения не в том, чтобы люди возвращались сюда". Максим осторожно задает вопрос, а кто из "великих" сиживал за этими стенами. Ирене объясняет, что в Финляндии не известен термин "политический заключенный", точно так же как и термин "организованная преступность". Единственное исключение - период гражданской войны 1918 года. Тогда следующий вопрос: а каков контингент. Выясняется, что это - бытовые ссоры с членовредительством на почве пьянства, угон машин, кражи из магазинов и наркотики.
Наркотики, по словам Ирене, остаются проблемой и внутри тюрьмы. Проносят, сколько ни проверяй. Бывали случаи, когда заключенные только в тюрьме познавали, что такое наркота. Это - еще одна проблема, которая требует решения. Чуть позже нам покажут специальную камеру, которая предназначена для тех, кого подозревают в проносе наркотиков. Так называемое, "чистилище".
Также поинтересовались у Ирене, сколько заключенных являются гражданами других стран. Для тех, кто декларирует свою "озабоченность" проблемой этнической преступности, а не преступности вообще. Оказалось, иностранных граждан в тюрьме около 80. Россия, Эстония, Литва, Латвия.
Мы попросили о возможности встретиться с ними. Ирене объяснила, что проблем со встречей не будет, если кто-то из них будет в камерах. Это было под вопросом, потому что в тюрьме было рабочее время. На ее территории есть два рабочих места для заключенных, включая металлобрабатывающий заводик. Для тех, кто не сумел получить среднее образование, есть школа.
В сутки заключенный получает 90 центов. Эти деньги перечисляются на его счет. Те, кто отказываются выходить на работу, сидят в корпусах. Они получают около 30 центов в день, "на карманные расходы". Содержание одного заключенного в месяц обходится финской казне в 150 евро в день. Ирене говорит, что в так называемых "открытых" тюрьмах на содержание тратится меньше, так как заключенные имеют больше возможности трудоустройства.
Возможность пообщаться с русскоязычными зеками нам представилась уже в первом коридоре. Ирене заглянула в одну из камер: "Вы говорите по-русски? Согласитесь поговорить с гостями из России?" Кстати, в коридоре все двери камер были открыты...
Хозяин камеры нас пригласил войти. У него как раз был еще один русскоговорящий друг. Наш собеседник был россиянином, а его приятель - литовским спецом по машинам...
Максим спросил: "Ну что, парни? Как живете?" Ответ был коротким: "А как в гостинице". Максим потом подтвердил: его номер в гостинице в три зведы был чуть меньше этой тюремной камеры. Моя камера зафиксировала чайники и видеомагнитофоны, книги и прочие предметы быта финского заключенного...
Оказалось, что нашему русскому собеседнику сидеть осталось недолго. Я думаю, что сейчас он уже на свободе. На вопрос "а за что сел?", он с улыбкой ответил: "Да ни за что..." "Ни за что" оказалось героином...
Литовский "спец" по машинам должен освободиться в декабре. Через несколько минут в камеру заглянули новые персонажи: "А мы тут услышали, что по-русски говорят..." Так мы познакомились с другими представителями русскоязычного сообщества. Эстонец, латыш, еще один латыш... Смеются: "А русский у нас - язык межнационального общения".
Спросила о проблемах с охранниками, коих мы до сих пор не видели в коридоре. Крайне эмоционально нам стали рассказывать о "ужасах": "вы представляете, некоторые из них притворяются, что не понимают английского... А как нам прикажете к ним обращаться? По-фински, что ли? Мы же люди.... Они должны уважать наше достоинство. Если мы говорим по-английски, то пусть они и отвечают на нем же". На вопрос, а не позволяют ли какой иной грубости, недоуменно переглянулись: "А разве такое может быть?"
Мы попрощались. Пожелали нашим знакомым более не возвращаться. Они отправились по своим камерам, разрешив щелкнуть их со спины. И вдруг Максим окликнул их: "Мужики, вы чего руки за спиной держите? Никто же не велит... "
На снимке - центральная тюрьма Хельсинки, расположенная рядом с моим офисом около метро Сорнайнен.
Недавно довелось там побывать вместе с Максимом Громовым. Спасибо за организацию визита финской секции Международной Амнистии.
Этот тюремный комплекс был построен в 1881 году. Относится к числу закрытых пенитенциарных учреждений Финляндии. Все заключенные в этой тюрьме приговорены на срок более одного года.
Сейчас непосредственно в Хельсинки эта тюрьма - единственная.
До 2002 года их было две. Вторая - тюрьма в районе Катаянокка - сейчас превращена в изысканный отель. Он открылся в мае 2007 года. Реновация обошлась в 15 миллионов евро. Такие высокие затраты были связаны с тем, что здание относится к числу памятников архитектуры. Поэтому был сохранен не только внешний фасад здания, включая тюремные стены, но и структура его интерьера.
В 2002 году ее перевели в новое здание, специально построенное в пригороде Хельсинки - городе Ванта.
От станции метро Сорнайнен до тюрьмы - десять минут пешком. Погода замечательная. Тюрьма - среди обычных жилых домов. По кирпичному забору не вьется колючая проволака. Ворота, которых как бы и нет, просто отмечены вывеской "тюремная зона. не входить"... И не входят...
Нас с Максимом встретила заместитель директора тюрьмы. Пятнадцать минут - на вводную часть истории и настоящего тюрьмы.
Ирене работает в этой тюрьме уже двадцать лет. Но первые пятнадцать она была медсестрой. В тюрьме есть поликлиника. В случае если заключенному требуется более серьезное лечение, то его переведят либо в тюремные больницы, расположенные при тюрьмах городов Ванта и Хаммелина. На момент нашего посещения в тюрьме было чуть менее трехсот обитателей. Из них все без исключение "первоходы" освобождаются по истечению половины или двух третей срока. Я спросила, а каков процент рецедива. Оказалось, что возвращаются в камеры примерно две трети. Ирене комментирует свой же ответ: "Это еще высокий показатель. Смысл тюремного заключения не в том, чтобы люди возвращались сюда". Максим осторожно задает вопрос, а кто из "великих" сиживал за этими стенами. Ирене объясняет, что в Финляндии не известен термин "политический заключенный", точно так же как и термин "организованная преступность". Единственное исключение - период гражданской войны 1918 года. Тогда следующий вопрос: а каков контингент. Выясняется, что это - бытовые ссоры с членовредительством на почве пьянства, угон машин, кражи из магазинов и наркотики.
Наркотики, по словам Ирене, остаются проблемой и внутри тюрьмы. Проносят, сколько ни проверяй. Бывали случаи, когда заключенные только в тюрьме познавали, что такое наркота. Это - еще одна проблема, которая требует решения. Чуть позже нам покажут специальную камеру, которая предназначена для тех, кого подозревают в проносе наркотиков. Так называемое, "чистилище".
Также поинтересовались у Ирене, сколько заключенных являются гражданами других стран. Для тех, кто декларирует свою "озабоченность" проблемой этнической преступности, а не преступности вообще. Оказалось, иностранных граждан в тюрьме около 80. Россия, Эстония, Литва, Латвия.
Мы попросили о возможности встретиться с ними. Ирене объяснила, что проблем со встречей не будет, если кто-то из них будет в камерах. Это было под вопросом, потому что в тюрьме было рабочее время. На ее территории есть два рабочих места для заключенных, включая металлобрабатывающий заводик. Для тех, кто не сумел получить среднее образование, есть школа.
В сутки заключенный получает 90 центов. Эти деньги перечисляются на его счет. Те, кто отказываются выходить на работу, сидят в корпусах. Они получают около 30 центов в день, "на карманные расходы". Содержание одного заключенного в месяц обходится финской казне в 150 евро в день. Ирене говорит, что в так называемых "открытых" тюрьмах на содержание тратится меньше, так как заключенные имеют больше возможности трудоустройства.
Возможность пообщаться с русскоязычными зеками нам представилась уже в первом коридоре. Ирене заглянула в одну из камер: "Вы говорите по-русски? Согласитесь поговорить с гостями из России?" Кстати, в коридоре все двери камер были открыты...
Хозяин камеры нас пригласил войти. У него как раз был еще один русскоговорящий друг. Наш собеседник был россиянином, а его приятель - литовским спецом по машинам...
Максим спросил: "Ну что, парни? Как живете?" Ответ был коротким: "А как в гостинице". Максим потом подтвердил: его номер в гостинице в три зведы был чуть меньше этой тюремной камеры. Моя камера зафиксировала чайники и видеомагнитофоны, книги и прочие предметы быта финского заключенного...
Оказалось, что нашему русскому собеседнику сидеть осталось недолго. Я думаю, что сейчас он уже на свободе. На вопрос "а за что сел?", он с улыбкой ответил: "Да ни за что..." "Ни за что" оказалось героином...
Литовский "спец" по машинам должен освободиться в декабре. Через несколько минут в камеру заглянули новые персонажи: "А мы тут услышали, что по-русски говорят..." Так мы познакомились с другими представителями русскоязычного сообщества. Эстонец, латыш, еще один латыш... Смеются: "А русский у нас - язык межнационального общения".
Спросила о проблемах с охранниками, коих мы до сих пор не видели в коридоре. Крайне эмоционально нам стали рассказывать о "ужасах": "вы представляете, некоторые из них притворяются, что не понимают английского... А как нам прикажете к ним обращаться? По-фински, что ли? Мы же люди.... Они должны уважать наше достоинство. Если мы говорим по-английски, то пусть они и отвечают на нем же". На вопрос, а не позволяют ли какой иной грубости, недоуменно переглянулись: "А разве такое может быть?"
Мы попрощались. Пожелали нашим знакомым более не возвращаться. Они отправились по своим камерам, разрешив щелкнуть их со спины. И вдруг Максим окликнул их: "Мужики, вы чего руки за спиной держите? Никто же не велит... "