РАРИТЕТЫ
Был повод порыться в старых бумажках. Понимаю, что все они закончат свой путь на помойке. Но мне кажется, что в них отразилось время и может быть любопытны не только для меня.
Я не знаю кто этот благообразный человек на портрете. Более того, ничего не знаю про фотостудию Книжника, и кто он. Но то, что в Ташкенте до переворота была такая студия - факт.
Детсад №100 был богатый, поскольку принадлежал богатому тресту Главташкентстрой. Через 17 лет даже успею поработать в их больнице. Друг сказал про фото: взгляд стал гораздо жестче. Он прав, хотя мне кажется, что я мало изменился.
Такой советский креатив с бюрократическим привкусом.
На концерт меня потащил папа, он хотел увидеть эротическую грезу своей молодости. А автограф мне предложили взять телевизионщики. На следующий день в новостях был виден только отец, безропотно стоявший в сторонке. А я все ищу этот репортаж.
А это 82-й год. Сам спектакль и даже контрамарка фигурируют в одном моем рассказе.
Работа художника Кедрина. А вот какого из них - не помню.
Про Тартаковских здесь
В Дубулты был Дом творчества Союза писателей. И узбекский Литфонд дважды одаривал меня путевкой туда как молодого автора. Правда в сентябре. Но я был рад.
Стихотворение Межирова - это и про меня.
Люди сентября
Мы люди сентября. Мы опоздали
На взморье Рижское к сезону, в срок.
На нас с деревьев листья опадали,
Наш санаторий под дождями мок.
Мы одиноко по аллеям бродим,
Ведем беседы с ветром и с дождем,
Между собой знакомства не заводим,
Сурово одиночество блюдем.
На нас пижамы не того покроя,
Не тот фасон ботинок и рубах.
Официантка нам несет второе
С презрительной усмешкой на губах.
Набравшись вдоволь светскости и силы,
Допив до дна крепленое вино,
Артельщики, завмаги, воротилы
Вернулись на Столешников давно.
Французистые шляпки и береты
Под вечер не спешат на рандеву,
Соавторы известной оперетты
Проехали на юг через Москву.
О, наши мешковатые костюмы,
Отравленные скепсисом умы!
Для оперетты чересчур угрюмы,
Для драмы слишком нетипичны мы.
Мигает маячок подслеповато -
Невольный соглядатай наших дум.
Уже скамейки пляжные куда-то
Убрали с чисто выскобленных дюн.
И если к небу рай прибит гвоздями,
Наш санаторий, не жалея сил,
Осенними и ржавыми дождями
Сын плотника к земле приколотил.
Нам санаторий мнится сущим раем,
Который к побережью пригвожден.
Мы люди сентября. Мы отдыхаем.
На Рижском взморье кончился сезон.
Хотя «люди сентября» дарили меня прекрасной дружбой.
Вот, кстати, один из них, Владимир Матвеевич Хижняк. Переводчик с английского на украинский, писатель и персонаж моих историй.
Михаил Михайлович недолго пробыл израильтянином, Страна была мала для него и он напоминал слона в посудной лавке. Он успел поучаствовать в избирательной компании Ицхака Рабина, принесшего много горя и крови. Отсвет этого пожара лег и на Козакова. А Дисконт - обычный израильский банк, не лучше и не хуже прочих. Я в то время собирал материал для книжки о Израиле которую, слава Богу, не написал: заказчик обанкротился. Кроме Козакова банк рекламировали еще несколько успешных но незнаменитых человек из алии 90-х. Врач из Беэр--Шевы получил за участие впятеро меньше актера. Оба называли мне суммы, но я их не пронес через три десятилетия.