Стихи с историями. Навсегда теперь уже мои
* * *
Я теперь хозяин, посмотри,
в доме, что на Курской, 23.
Этот август понаделал дел,
несказанно я разбогател.
Навсегда теперь уже мои
те, под Севском горькие бои,
И мои теперь уж до конца
все медали моего отца,
и осколок, мной теперь хранимый,
в 43-м не убившей мины,
и коробка писанных мне писем,
навсегда от них теперь зависим,
вновь читаю, пристальней, детальней...
Что с отцовской делать готовальней?
К отъезду из Ташкента у меня накопился толстый конверт отказов из разных журналов, которые печатать моих стихов не хотели. То есть, изредка все же соглашались, но чаще - не хотели. О чем и сообщали на листочках, увенчанных вожделенным, как теперь это называют, лого. Вот таких красивых листочков и набралась у меня увесистая пачка. Уезжая, конверт тот я выбросил. Сегодня не помню ни названий печатных изданий, ни аргументов их отказов. Хотя нет, один все же помню.
Молодая тогда поэтесса, моя ровесница, имя которой мне уже было знакомо. А это значит, что она публиковалась и выделялась чем-то. Так вот, она в качестве внештатного литконсультанта мне и написала:
«На каком основании лирический герой присваивает себе боевые награды другого человека, пусть даже и родственника?»
Черт, написала бы как все «не подходит» и я бы сегодня не вспомнил. Но она была поэтесса, она была своя, цеховая, и должна была понимать и не должна была писать этого.
Прошло много лет. Я мало пишу стихов, и много - прозу. Меня печатают, но не всегда. Отказы тоже случаются. Правда, теперь они меня огорчают гораздо меньше. Но и публикации радуют совсем не так, как прежде.
У той поэтессы судьба литературная сложилась не очень успешно, времена-то были к поэзии не благосклонные, и жизнь - не очень складно, насколько мне известно.
В фейсбуке у меня с ней 36 общих френдов.
Я теперь хозяин, посмотри,
в доме, что на Курской, 23.
Этот август понаделал дел,
несказанно я разбогател.
Навсегда теперь уже мои
те, под Севском горькие бои,
И мои теперь уж до конца
все медали моего отца,
и осколок, мной теперь хранимый,
в 43-м не убившей мины,
и коробка писанных мне писем,
навсегда от них теперь зависим,
вновь читаю, пристальней, детальней...
Что с отцовской делать готовальней?
К отъезду из Ташкента у меня накопился толстый конверт отказов из разных журналов, которые печатать моих стихов не хотели. То есть, изредка все же соглашались, но чаще - не хотели. О чем и сообщали на листочках, увенчанных вожделенным, как теперь это называют, лого. Вот таких красивых листочков и набралась у меня увесистая пачка. Уезжая, конверт тот я выбросил. Сегодня не помню ни названий печатных изданий, ни аргументов их отказов. Хотя нет, один все же помню.
Молодая тогда поэтесса, моя ровесница, имя которой мне уже было знакомо. А это значит, что она публиковалась и выделялась чем-то. Так вот, она в качестве внештатного литконсультанта мне и написала:
«На каком основании лирический герой присваивает себе боевые награды другого человека, пусть даже и родственника?»
Черт, написала бы как все «не подходит» и я бы сегодня не вспомнил. Но она была поэтесса, она была своя, цеховая, и должна была понимать и не должна была писать этого.
Прошло много лет. Я мало пишу стихов, и много - прозу. Меня печатают, но не всегда. Отказы тоже случаются. Правда, теперь они меня огорчают гораздо меньше. Но и публикации радуют совсем не так, как прежде.
У той поэтессы судьба литературная сложилась не очень успешно, времена-то были к поэзии не благосклонные, и жизнь - не очень складно, насколько мне известно.
В фейсбуке у меня с ней 36 общих френдов.