но лучше петь в раю, чем врать в концерте
Однажды Элиза и Платон придут к нам и скажут, что мы не имеем права существовать. Однажды они сольются с нами, как образ вещи сливается с вещью, и заменят в этой общей неразберихе. Начнут толкаться локтями, пинаться и скалиться, прогонят старых друзей и купят новый телевизор на кухню. Скорее всего, мы этого не заметим, или все произойдет так быстро, что ничего не успеем почувствовать, так что можно не вздыхать, не потеть и не дергаться. Но пока этого не произошло, мы существуем отдельно, и наши решения - это наши решения, а их мысли - это их мысли (несмотря на то, что рождаются преимущественно в моей голове). Допустить обратное - значит отказаться от себя, допустить обратное - значит предать друг друга.
Когда художник творит, он делает это из себя, из того личного пространства, в которое остальным доступ закрыт, но и не только из себя, потому что в его голове в этот момент: утренний автобус, рассветное небо, музыка в наушниках, коллеги на работе (если есть), бутылка минералки, разогретая яичница и мегабайты состоявшихся разговоров на сотню дней назад, прочитанные книги и фильмы, просмотренные за пару лет, френдлента в ЖЖ, чей-то далекий телефонный звонок, мелочь в кармане и чувство голода, - и еще миллион вещей, которые крутятся в голове у каждого, но он один делает из них материал для строительства чего-то нового. Придумать, записать, перепроверить - в общем, не сложно. Но ни один миф о создании не обходится без дуновения жизни, без того последнего штриха, который заставляет написанное существовать самостоятельно, уйти в свободное плавание, стать частью единого целого и, возможно, продолжать жить.
Однажды Платон и Элиза совсем вырастут, помашут рукой и не обернутся, уходя, но сейчас они еще с нами, они еще не совсем мы, или совсем не мы, они только утренний автобус, рассветное небо, музыка этсэтера. Они не в состоянии украсть наше, не в состоянии разбить или склеить, они только образы, тени на стенах пещеры, хотя Платону это не понравится.
Когда художник творит, он делает это из себя, из того личного пространства, в которое остальным доступ закрыт, но и не только из себя, потому что в его голове в этот момент: утренний автобус, рассветное небо, музыка в наушниках, коллеги на работе (если есть), бутылка минералки, разогретая яичница и мегабайты состоявшихся разговоров на сотню дней назад, прочитанные книги и фильмы, просмотренные за пару лет, френдлента в ЖЖ, чей-то далекий телефонный звонок, мелочь в кармане и чувство голода, - и еще миллион вещей, которые крутятся в голове у каждого, но он один делает из них материал для строительства чего-то нового. Придумать, записать, перепроверить - в общем, не сложно. Но ни один миф о создании не обходится без дуновения жизни, без того последнего штриха, который заставляет написанное существовать самостоятельно, уйти в свободное плавание, стать частью единого целого и, возможно, продолжать жить.
Однажды Платон и Элиза совсем вырастут, помашут рукой и не обернутся, уходя, но сейчас они еще с нами, они еще не совсем мы, или совсем не мы, они только утренний автобус, рассветное небо, музыка этсэтера. Они не в состоянии украсть наше, не в состоянии разбить или склеить, они только образы, тени на стенах пещеры, хотя Платону это не понравится.