Кортасар ─ Письма к издателю
Нарцисс это Франциск Ассизский в сравнении с пишущим эти строки.
Fassio - Rayuel-o-matic
Персонажи «Игры в классики» идут навстречу собственному поражению с той иронией, в которой можно угадать их тайное торжество. На этой отуманенной территории, где они движутся, любовь, ревность и милосердие как бы дьявольски подчинены прямо противоположному знаку, и тут психологическая причинность в полной растерянности сдает свои позиции, эти существа в своих встречах и невстречах не подозревают, что с каждой новой фигурой их танца они все ближе и ближе к конечной мутации: это последний домик «классов», это Иггдрасиль, самый центр Мандалы.
Твоя рука, она ведь тоже читает книгу, у нее есть свое видение, вне ретины, че, о чем нынче толкуют ученые люди и что, по сути, является еще одной попыткой уловить именно то, что глаза твои ищут внутри книги.
...многое, что не сказано нами, уже сказано друг другу давно и навсегда.
В «Классики» будут играть на самых непредсказуемых дорожках, и кое-где они, слава богу, еще не выложены плиткой.
...одно прекрасное место в стихотворении Рильке, где он вдруг задается вопросом, а что же пишет в воздухе другой конец его пера?
Дурно, что капиталистическая система труда (а еще хуже социалистическая система) предполагает, что свободное время вещь абсолютно бесполезная.
...писатель или художник, если он не эгоист, он ничто!
...готов защищать свое одиночество, как кот, всеми четырьмя лапами...
«В тот миг, когда воспринимаешь два разных предмета и сознаешь, что между ними есть некий промежуток, уйди в этот промежуток. Разница между предметами вмиг сотрется, а из промежутка сверкнет Реальность» [«Виджняна Бхайрава», строфа 61].
...одно место в автобиографии Джона Каупера Поуиса, где он говорит о теории некоего современного английского теолога, для которого Бог представляет собой не более чем сумму магнетических волн наших личностей.
...промотать деньги ─ самое чудесное, что можно сделать в этом мире.
Обычно путь книги идет от языка к произведению, но после «Игры в классики» я чувствую, что должен двигаться в обратном порядке, то есть «подняться» от произведения к языку, к тому, что станет книгой.
...когда я, барахтаясь в сомнениях, начал работать над книгой, которую давно решил написать, мне стало понятно, что вся сложность здесь не в отсутствии, а в избыточности подходов всякого рода. Каждая страница, а порой и каждая фраза ─ это как шахматная партия, но вместо того, чтобы стать результативной на доске, которая перед моими глазами. возникает бесконечность иных досок, и все они вдруг делаются зримыми для новых партий или, едва появившись, тотчас исчезают. Одним словом, если я и вправду пишу эту книгу, то напишу ее в каком-то смысле вслепую, воистину «a coup de des», но в то же время слепота эта дарует ту ясность, которой прежде у меня не бывало. Я вдруг начал понимать, что слепота Гомера ─ это, по сути, еще один миф, притом миф настолько емкий, что может показаться по-детски наивным.