Ещё один маленький отрывок
Заяц поводит ухом. Судя по размеру, он уже стар - совсем маленький. Чуть крупнее, чем вырастали зайцы в те далёкие дни, когда они были просто зверями.
Я натягиваю тетиву, стараясь не шуметь и не думать. Получается плохо. И то, и другое. Заяц вздрагивает, перераспределяет вес между лапами, нервно шевелит носом. Но всё-таки не убегает. Кем он был? Изгнанником легендарного Тайного общества? Осуждённым, приговорённым к пищевой трансформации через принудительную безбилетную езду в опломбированных вагонах в компании таких же бедолаг, и сбежавшим перед самой отправкой на мясокомбинат, когда изменения уже стали необратимыми? Таким же, как мы, заблудившимся странником? Сколько лет провёл он среди камней и рельс, постепенно забывая человеческую речь и теряя остатки разума? Сколько лет приучал желудок переваривать резину и креозот - даже организм зайца способен на это только после долгой тренировки?
Мои руки дрожат. Нос щекочет капля то ли пота, то ли дождя.
Заяц поворачивает голову, ловит меня в узкую зону бинокулярного зрения.
И кивает.
По-человечески.
Я вздрагиваю от неожиданности, и кончики пальцев соскальзывают с тетивы. Не знаю, выстрел это или несчастный случай. Я успеваю не поверить, что попаду, но через отчаянно долгие полсекунды зайца отбрасывает в кусты мусорника. Тихо бряцают железные побеги.
Пусть это всё-таки будет выстрелом.
Я вспоминаю, что никого раньше не убивал - и сплёвываю эту мысль на гравий вместе с горькой слюной. Моя кровь убивает микробы тысячами. Я ни разу не колебался, обнаружив в доме щелочного жукаракана или гуль-мокрицу. Наконец, я никогда не был вегетарианцем.
Все мы прирождённые убийцы. Для нас важна не жизнь жертвы, а её степень развития, место в пищевой цепочке.
Что ж, этот заяц был человеком в меньшей степени, чем я.
Он куда хуже умел убивать.
Я натягиваю тетиву, стараясь не шуметь и не думать. Получается плохо. И то, и другое. Заяц вздрагивает, перераспределяет вес между лапами, нервно шевелит носом. Но всё-таки не убегает. Кем он был? Изгнанником легендарного Тайного общества? Осуждённым, приговорённым к пищевой трансформации через принудительную безбилетную езду в опломбированных вагонах в компании таких же бедолаг, и сбежавшим перед самой отправкой на мясокомбинат, когда изменения уже стали необратимыми? Таким же, как мы, заблудившимся странником? Сколько лет провёл он среди камней и рельс, постепенно забывая человеческую речь и теряя остатки разума? Сколько лет приучал желудок переваривать резину и креозот - даже организм зайца способен на это только после долгой тренировки?
Мои руки дрожат. Нос щекочет капля то ли пота, то ли дождя.
Заяц поворачивает голову, ловит меня в узкую зону бинокулярного зрения.
И кивает.
По-человечески.
Я вздрагиваю от неожиданности, и кончики пальцев соскальзывают с тетивы. Не знаю, выстрел это или несчастный случай. Я успеваю не поверить, что попаду, но через отчаянно долгие полсекунды зайца отбрасывает в кусты мусорника. Тихо бряцают железные побеги.
Пусть это всё-таки будет выстрелом.
Я вспоминаю, что никого раньше не убивал - и сплёвываю эту мысль на гравий вместе с горькой слюной. Моя кровь убивает микробы тысячами. Я ни разу не колебался, обнаружив в доме щелочного жукаракана или гуль-мокрицу. Наконец, я никогда не был вегетарианцем.
Все мы прирождённые убийцы. Для нас важна не жизнь жертвы, а её степень развития, место в пищевой цепочке.
Что ж, этот заяц был человеком в меньшей степени, чем я.
Он куда хуже умел убивать.