Адливун (чукчапанк, однако), ч. 1
1 место на конкурсе "Мини-проза", осень 2012 г.
- И всё-таки ты зря отправился с нами, - неожиданно обернувшись, сказал Мэмыл.
Кыгиты слегка вздрогнул. Мыслями он был далеко.
- Все молодые мечтают побывать на Ярмарке, - уклончиво ответил он.
- И ни один из них не понимает, насколько она важна, - покачал головой старый оленевод. - Да, я надеюсь, ты получишь новый ценный опыт. Но какую его часть ты усвоишь, если не найдёшь на Ярмарке того, что ищешь?
Кыгиты не ответил, упрямо глядя Мэмылу в глаза. Чёрные, раскосые и узкие глаза настоящего ораветлана, в которых можно увидеть всё, чего в них нет. Настоящие бойницы в стене, охранявшей душу от вечной стужи. Сам Кыгиты был полукровкой, его покойная мать происходила из нордменов Каменных лесов. И хотя вся его недолгая жизнь прошла в Кочующем городе, среди ораветланов, иногда молодому охотнику по-прежнему казалось, что он ничего о них не знает. А вот его самого окружающие читали с обидной лёгкостью, словно непристойный стишок, нацарапанный ребёнком на треснувшем моржовом клыке.
Прежде, чем отвернуться и сосредоточиться на управлении упряжкой, Мэмыл сказал что-то ещё, но его слова унёс порыв ветра. Кыгиты не слушал. Ярмарка была его последней надеждой. Место, где можно купить всё. Даже чудо.
Ездовые собаки неслись по свежему снегу навстречу геологически медленно восходящему солнцу, изредка оглашая безбрежную тундру задорным лаем. Вступившее в свои права Утро разметало в клочья тьму, правившую в этих местах последние полгода. Лёгкий бодрящий морозец покусывал щёки и торопил вперёд. Такой мороз ораветланы называли Ины-чьэчен, Мороз-Волк. Казалось, сейчас этот призрачный волк бежал в упряжке рядом со старым Черноухом, издевательски виляя хвостом перед носом неугомонного Клыка, а Клык будто бы пытался тяпнуть наглеца - и ловил только воздух, привычно пощёлкивая зубами.
Воспоминания снова затянули Кыгиты в свой тихий омут. Он снова подумал о тонких, хрупких пальцах Окко-н, которые сжимал в своей ладони в последнее Спокойствие года. И чувствовал, как эти пальцы постепенно остывают. Он лежал рядом и слышал её запах. Летом Окко-н всегда пахла горько-сладким букетом душистых трав, а зимой - свежей и вкусной жареной рыбой. Теперь же от неё шёл совсем иной запах, от которого Кыгиты было тошно. Но он просто лежал и молчал. Окко-н тоже молчала. Она всегда умела молчать. Другие жители Кочующего города считали её странной. Может быть, поэтому она умела не замечать его слишком больших и слишком синих глаз, за которые другие дети дразнили Кыгиты «кикирном» и которые ему иногда так хотелось выколоть.
Маленькой Окко-н часто ссорилась со своими ещё при жизни похожими на призраков родителями, любила убегать в тундру и подолгу бродить там одна, собирая камешки необычной формы и снежноцветы. У неё имелся странный талант находить эти редкие цветы - иногда за один раз она набирала десяток, хотя сам Кыгиты так и не нашёл ни одного за всю свою жизнь. А потом она садилась на один из когда-то принесённых всемогущим древним ледником громадных валунов, брала цветок в руки и медленно, по одному, обрывала лепестки, бросая их на ветер и наблюдая, как на лету они рассыпаются облачками холодного пепла. Именно в тундре они с Кыгиты и познакомились по-настоящему, стали искать пустоту вместе.
Окко-н, наверное, её нашла.
Тундра размеренно текла вокруг утёсов-упряжек. То тут, то там почти безупречную плоскость ландшафта стали нарушать странные ледяные столбы почти метровой высоты. Солнечный луч, отразившись от покатого бока одного из них, заставил Кыгиты прищуриться и козырьком приставить ко лбу ладонь.
- Хех, - крякнул Мэмыл в усы, - Похоже, здесь прошла Настоящая Стужа.
- Так далеко от Полюса? - усомнился Кыгиты.
- Мой дед рассмеялся бы тебе в лицо, - задумчиво сказал Мэмыл. - Он видел и не такое.
- Это значит, что «и не такое» случалось во времена, когда уходил Юг? - Кыгиты настороженно поглядел на спутника. - Когда мы все потерялись?
Мэмыл передёрнул плечами, но ничего не ответил.
- Эй, а ну-ка стой! Я что-то вижу! - прервал его Кыгиты. Через миг его поддержал дружный лай собачьего хора.
У подножья одного из столбов Кыгиты заметил какое-то движение. Инстинктивно юноша бросил взгляд на небо, удостоверился, что облака не заслоняют солнце, завёл руку за спину и положил палец на древко закреплённого в разгрузке из жил копья, нащупывая вырезанную на полированной кости руну.
Это был матёрый амарок. Огромный, ростом с человека, белый волк царственно сверлил караванщиков непроницаемым взглядом янтарных глаз. Красивый, как смерть молодого героя. А у его ног лежало нечто ещё более любопытное. Опрокинутый на бок снегоход, старый, с язвами ржавчины на корпусе. Рядом в снегу темнело тело пилота.
Караван остановился, ораветланы закричали и приготовили оружие. Визгливо надрывались собаки, явно, впрочем, не горя желанием приближаться к белому властелину тундры. Громадный зверь, быстро оценив соотношение сил, уступил, попятился, но сделал это неспешно, с достоинством. Кыгиты был готов поклясться, что поза белого волка выражает презрение к добыче. Словно он не собирался её съедать, а хотел лишь пронаблюдать, как она станет частью вечной мерзлоты. Порыв ветра поднял с земли облако ледяной пыли, скрыв амарока за белой пеленой. Когда через несколько мгновений пыль вновь осела, зверя поблизости уже не было.
Кыгиты вместе с Мэмылом и двумя другими караванщиками слезли с упряжек и подбежали к трупу пилота. Им оказался южанин с короткими русыми волосами, облачённый в мешковатые одежды техношамана. На его сломанном носу каким-то чудом держались массивные очки с оправой из оленьего рога и отливающими синевой линзами из вендигосского льда. Такой лёд не тает даже в самом протопленном чуме, но сейчас одна из линз треснула от удара и медленно растекалась, хотя Ины-чьэчен не прекращал покусывать лицо Кыгиты.
И вдруг рука мертвеца шевельнулась.
- Спирт, - прохрипел техношаман. - Фляга...
Кыгиты бросился к южанину, подхватил его под руки, отыскал на поясе заветную флягу, отвинтил крышку и прижал горлышко к окоченевшим губам. Часть жидкости пролилась мимо, техношаман закашлялся. Кыгиты заметил, что горлышко фляги густо смазано тюленьим жиром - чтобы не примерзали губы - и поморщился, представив, каково её содержимое на вкус.
Напиток богов.
- Владимир... - представился южанин, с трудом моргая промёрзшими веками.
Подскочил Мэмыл, помог дотащить Владимира до саней. Кыгиты растёр кисти техношамана и укрыл его шкурами в несколько слоёв.
- Держись, - шепнул он обмороженному.
Караван вновь тронулся в путь. Мэмыл несколько раз о чём-то спрашивал нежданного пассажира. Владимир отвечал, с каждым разом всё увереннее. Искажённые тундрой голоса доносились и с других саней. Кыгиты не слушал.
Через пару часов на горизонте показалась и стала расти ввысь широкая желтоватая полоса. Скоро Кыгиты смог различить детали.
Кости. Огромная груда костей. Впрочем, нет. Здесь была система. Рёбра китов как опорные стойки, оленьи берцовые кости - перекладины, мелкие птичьи - гвозди. Стена.
- Мы прибыли, - сказал Мэмыл. Кыгиты показалось, что он улыбнулся уголками губ. - Это - Костяной город.
Вид россыпи костей напомнил Кыгиты, как однажды они с Окко-н нашли в тундре кладбище леммингов. Огромные туши напоминали горы, и дети устроили игру в прятки среди рёбер. Кыгиты думал, что отлично спрятался под лапой, как вдруг столкнулся с Окко-н лицом к лицу. То был один из немногих дней, когда ему довелось услышать её смех. Странный, почти беззвучный, чем-то похожий на полуденную капель. Мальчишка тогда не понял, чем он вызван, и даже немного обиделся. Понимание пришло позже, когда во время общего танца на недавнем празднике Солнца Окко-н засмеялась снова, совсем как в тот раз, ловко увернулась от протянутой руки сына Вождя Ролт-ына, толстого нескладного подростка с рябым лицом, и скользнула к Кыгиты. А потом они на долгие пять минут стали центром мира, вокруг которого закружились цветущая тундра и холодные небеса.
Кыгиты вздохнул. О детской глупости не принято сожалеть.
Караван подъехал к воротам. У входа стояли двое стражей-инуитов в моржовых экзоскелетах, покрытых письменами на забытых языках. Когда караван приблизился, один из них вскинул руку, в костяной щиток которой был встроен табельный бивень, и поприветствовал караванщиков. Когда Мэмыл хотел обернуться, чтобы показать на Владимира и объяснить его историю, то увидел, что техношаман уже полностью пришёл в себя и уверенно сидит, прикрывшись шкурами.
«Силён», - с уважением подумал Кыгиты, заметив это.
Из-за выступа стены вышла и потянулась к воротам процессия вендиго. Издали загадочных обитателей Полюса вполне можно было принять за людей. Впереди всех шагала девушка с точёными чертами лица. Её гладкая бледная кожа отливала серебром от обилия маленьких льдинок. На мочках ушей поблёскивали серьги-снежинки. Волосы, брови и ресницы вендиго были сотканы из инея.
А в руках девушка несла светящийся шар размером с человеческую голову.
Владимир снял очки, натянул на плечи шкуру, протёр уцелевшую линзу и вдруг толкнул Кыгиты в бок локтем.
- Знаешь, что это? - спросил он, ухмыльнувшись.
- Да. Они называют это Светочем. Никак не могу понять, почему источник жизненной энергии расы, обожающей холод, сам тёплый?
- Просто это тепло - единственное, что делает их живыми, - улыбнулся Владимир.
Кыгиты помнил рассказы старой слепой Тына-твал о Паналыке, величайшем завоевателе Адливуна за всю историю, собравшем под свои знамёна почти тысячу человек и покорившим земли от Метеостанций до Порта Стальных Холодов. Сражаясь с непокорными вендиго, Паналык отбил у них Светоч. Слепая старуха с плохо скрываемым в надтреснутом голосе удовлетворением живописала, как вендиго стали умирать один за другим, их прекрасная кожа трескалась, а глаза, - здесь она всегда делала драматическую паузу, - таяли и растекались потоками слёз.
- Неужели они тоже пришли сюда торговать?
- Вряд ли, - покачал головой Владимир. - Разве что мелочами. Скорее, у них какое-то дело к вождю инуитов.
Они миновали огромные ворота из костей нануков и леммингов, которые закрылись за ними, приводимые в движение сложнейшими механизмами из тысяч мелких костей, смазанных ворванью и покрытых шаманскими рунами.
За воротами караван остановился. Владимир вылез из-под шкуры, удивительно бодро спрыгнул на снег.
- Спасибо вам, люди из Кочующего города! Я обязан вам жизнью. Особенно тебе, - техношаман обернулся к Кыгиты. - Ведь это ты заметил меня первым, верно? Возьми это в знак моей благодарности, - и он протянул охотнику небольшой круглый предмет.
- Настоящий компас? - недоверчиво спросил Кыгиты.
Техношаман только улыбнулся и кивнул. Ораветлан-полукровка осторожно взял компас и взвесил на ладони. Поднял глаза на Владимира:
- Вы умеете возвращать долги.
- Приятно слышать. Прощайте, - и техношаман бодро зашагал по проходу между стендами.
Кыгиты огляделся. Караванщики слезли с саней. Теперь они суетились, расставляли палатки, оживлённо перекрикивались между собой и с другими посетителями ярмарки. Никому не было до него дела. Наконец Кыгиты наткнулся на тяжёлый взгляд Мэмыла. Старый оленевод молчал и хмуро смотрел из-под бровей, но вдруг едва заметно кивнул.
Кыгиты сдержал печальную улыбку, кивнул в ответ и отправился на поиски.
В другое время юноша во все глаза глядел бы на жителей Адливуна, собравшихся на Ярмарку, - здесь было на кого посмотреть. Но сейчас им двигала только одна цель, и он не обращал особого внимания на деловитых местных инуитов, на торговавших бесценной древесиной высоких светловолосых нордменов с полуострова Каменных Лесов, где по слухам обитали девушки-мухоморы, и на шнырявших под прилавками с едой откормленных микромамонтов, стремящихся ухватить гибкими хоботами плохо лежащий кусок. Лишь однажды юноша свернул, обойдя по дуге мечущегося в тесной клетке кикирна, похожего на большого лысого пса с огромными голубыми глазами. Посетители Ярмарки старались держаться от демона подальше - он излучал ауру физически непереносимого ужаса. Впрочем, сам кикирн, похоже, был испуган не меньше.
Кыгиты сразу направился туда, где потомки южан, вечные пленники Адливуна и своих собственных традиций, жители Колонии Номер Ноль, торговали хай-теком. Бригада жилистых рабочих в бесформенных телогрейках, принадлежавших к касте Зэков, деловито разгружала бронированный вездеход с товаром. Один из Надзирателей, носивший линялую чёрную униформу с каким-то обречённым достоинством, зябко приплясывал за прилавком и хрипло выкрикивал:
- Настоящая сталь! Меньше десяти переплавок! Посуда, приборы, оружие!
- Правду ли говорят, что ваши лекарства - лучшие на свете? - подошёл к нему Кыгиты.
- Лучшее из старого мира, - Надзиратель ощерился фальшивой улыбкой.
- Значит, у вас должно быть лекарство от Замерзания.
Надзиратель с сомнением покосился на юношу.
- Что, кажется, что я не сумею заплатить? Посмотри на это, - и Кыгиты протянул Надзирателю самоцветный камень - один из собранных в своё время Окко-н. «А ведь это ей не понравится», - подумал юноша. - «Как же я хочу, чтобы не понравилось!»
Надзиратель хмыкнул и покачал головой.
- Не обижайся, парень, но я размышлял не о том, хватит ли у тебя денег, а о том, стоит ли тебя обманывать и продать тебе лекарство от кашля. Всё равно свидимся нескоро, - он снова ухмыльнулся. - Не кипятись, - махнул он рукой. - Я же всё-таки не стал этого делать, верно? Более того, дам бесплатный совет: не задавай глупых вопросов. Не все продавцы столь честны.
Кыгиты молчал.
- От Замерзания, - понизил голос Надзиратель, - умер мой родной брат. - И он отвернулся к следующему покупателю.
Кыгиты отошёл от прилавка, чувствуя себя оплёванным.
В тот день, когда Окко-н заболела, Кыгиты возвращался с моря в на редкость хорошем настроении. Он сумел убить моржа копьём собственного изготовления и предвкушал, как расскажет об этом девушке.
Его встретила пустота в глазах Окко-н. Ты всё-таки повстречала её в пути, правда?
Замерзание приходит быстро, а убивает долго.
Зато наверняка.
Когда весть о болезни девушки разнеслась по городу, Ролт-ын бросил:
- Она - безответственный человек. Ей следовало убить себя. Теперь она - угроза.
Ролт-ын произнёс это по-отцовски, ни к кому не обращаясь. Но Кыгиты знал, что слова предназначались для его ушей. Лишь крепкая ладонь Мэмыла, вовремя опустившаяся юноше на плечо, сумела тогда остановить его.
Кыгиты старался не думать о том, что вполне может застать дома только замёрзший труп.
Что ж, если не помог старый мир, придётся обратиться к новому.
Собакоголовый гиперборей о чём-то спорил с зажиточным инуитом. В качестве переводчика гиперборей использовал своего ездового ыхлика. Полуразумное существо с собачьими телом и хвостом, человеческими головой и конечностями, острыми зубами и безумным взглядом безбожно коверкало слова, и гиперборей, выйдя из себя, пару раз гневно гавкнул и ударил ыхлика палкой по загривку.
Выслушав просьбу Кыгиты, гиперборей пролаял:
- Знаешь, обычно в этом месте я требую у людей иную плату. Не деньги, не драгоценности. Поступки, души, а изредко - дружбу. Но сейчас я не стану этого делать. - Собачьи глаза заглянули Кыгиты в душу. - Лекарства от этой болезни - нет!
Последнее слово ыхлик истерично выплюнул, обдав Кыгиты вонючей слюной.
Ярмарка вокруг полыхала костром жизни. Искры сбились в пламя, чтобы не погаснуть на ветру. Жизнь кричала, торговалась, верила и предавала, жрала и испражнялась - словом, жила. Она не замечала, как мало её посреди безбрежной смерти.
Наступление часа Спокойствия Кыгиты заметил не сразу. Мутный диск далёкого солнца всё так же висел над бледным горизонтом. Неторопливое адливунское Утро продлится ещё полтора месяца. Вот только лавки внезапно начали пустеть. Торговцы прятали товары и отправлялись на тёплые лежанки.
Демоны! Они собирались проспать его чудо! Юноша заторопился, криком привлекая внимание очередного лавочника - толстого инуита с сонными глазами. И, когда тот лишь недоумённо пожал плечами, Кыгиты понял - это последний. Он обошёл всех.
Кыгиты привалился к стене какого-то административного двухэтажного иглу и закрыл глаза. С беззвучным торжествующим рёвом на него обрушились усталость многодневной дороги и боль всех пройденных километров. Наваливался холод, рвал лёгкие, ногти и зубы, сдавливал лоб стальными тисками. Умкы-чьэчен, Мороз-Медведь.
В последние две недели стало понятно, что ни одно целебное снадобье ораветлан не в силах помочь Окко-н. Теперь только один Кыгиты заходил к ней в отгороженный закуток. Другие боялись заразиться. Он держал её за руку и с каждым днём чувствовал, как та становится ещё чуть холоднее, чем вчера. А потом кормил девушку, убирал в тесной камере, брал Окко-н, обмотанную одеялом, на руки и выносил под колючие звёзды, под скользящие по небу отсветы полярного сияния. Старая слепая Тына-твал верила в гадания по полярному сиянию и очень жалела, что больше не может его видеть. Кыгиты не верил. Он смотрел только на Окко-н, а она или смотрела в никуда, или закрывала глаза и начинала тихонько плакать. Слёзы падали в снег маленькими кристалликами льда.
Две недели назад он в очередной раз отнёс Окко-н в чум и не смог заснуть. Он отправился в ночную тундру, и ему не были страшны ни амарок, ни кикирн, ни все демоны мира. В ту ночь ему было по-настоящему всё равно.
Тогда он и нашёл снежноцвет. Впервые в жизни. Цветок рос почти на голом камне, и казалось непонятным, как он противостоит порывам ветра. Он был не совсем белым - скорее, желтоватого цвета шкуры белого медведя. Кыгиты с небывалой осторожностью сорвал цветок и отправился к чуму, готовый к тому, что нежданное сокровище рассыпется у него в руках. Вскоре стало понятно, что он заблудился. К городу юноша вышел только к Бодрствованию. Без сил ввалился в чум, посидел в углу, рассматривая лепестки. Потом положил цветок на столовый камень. Будущий пепел. Как и всё на свете.
Но цветок не только не рассыпался, но и не увядал - день ото дня. И Кыгиты поклялся себе подарить его Окко-н, когда та очнётся.
Перед Рассветом Кыгиты пришёл к Вождю Кочевого города с просьбой разрешить ему отправиться на Ярмарку. В огромной чуморатуше было жарко, Вождь сидел на шкурах абсолютно голым. Весёлое пламя бесстыже освещало всё ещё великолепную мускулатуру, покрытую татуировками - атрибутами власти.
- Что тебе нужно, полукровка? - Кыгиты очень раздражала манера Вождя при разговоре всегда смотреть мимо собеседника. Юноша удивлялся сам себе: за многие годы он должен был привыкнуть. Но ему всегда казалось, что Вождь говорит глазами: «Луораветлан означает настоящий человек. А ты - ненастоящий».
- Я должен отправиться на Ярмарку, мудрый.
Вождь изобразил голосом удивление, не меняя выражения лица.
- Почему кто-либо должен рисковать, долго общаясь с возможным разносчиком заразы?
В длинных волосах Вождя - зольные пряди. Когда он начал стареть?
- Может быть, потому, что Замерзание незаразно. И ты, мудрый Вождь, знаешь это. Потому и говоришь со мной вполне свободно.
- Надо же показать себя смелым, - усмехнулся Вождь. - Какой смысл отправлять тебя, одного из глупейших и бесполезнейших? Может, у тебя есть олени, которыми ты расплатишься за такую возможность? Нет? Ни одного?
Кыгиты смотрел в пол. По лицу катились тяжёлые жемчужины пота. Жарко.
- Впрочем, собаки тоже иногда получают подачки от людей. Если от них есть польза. Я поговорю с караванщиками - если ты станешь каждый месяц добровольно отдавать треть своей добычи. Помимо обычной нормы, разумеется.
- Я согласен, - вскинул голову юноша.
- Не мне. - Вождь на мгновение всё-таки заглянул Кыгиты в глаза. - Ролт-ыну. И ты будешь преподносить ему добычу сам. С почестями.
Через час Кыгиты легонько пнул растянувшегося на пороге облезлого одноглазого пса, входя в другой, куда меньший по размерам чум, кособоко притулившийся на окраине города. Здесь было сумрачно, тоскливо и бессмысленно. В воздухе повис сладковатый запах купленного много лет назад у южан дуста. С потолка жутковато щурился сушёный глаз лемминга. В углу зашевелилась бесформенная груда изъеденных насекомыми шкур. Из-под сальных, спутанных чёрных патл в лицо Кыгиты скрипуче пахнуло зубной гнилью:
- Не бей! Что тебе нужно?
С улицы укоризненно тявкнул пёс.
- Долгой жизни, Вакат-ваал, - сказал Кыгиты. Желать безумной женщине здоровья было бы издевательством. - Я ухожу с караваном. Прошу тебя, присмотри за Окко-н. Взамен...
- Не бей, не перебей! Я кормить Окко-н и ухаживать. Не боюсь. Мы в Адливуне все уже умерли. Но взамен! Дай!
- Чего ты хочешь?
- Бей слабей! Цветок, покажи цветок!
Кыгиты вздрогнул. Но сходил за цветком и протянул его Вакат-Ваал. Она взяла его грязными пальцами, посмотрела, повертела в руках и вдруг сунула в рот.
- Иди, - сказала она, чавкая, - иди-победи, не бей, всех их не убей!
В сумасшедшей Кыгиты не сомневался - если бы она не умела прилежно работать, то давно разделила бы судьбу его отца, изгнанного во время голода.
Последние минуты с Окко-н. Она уже второе Бодрствование была без сознания. Юноша провёл ладонью по чёрным как смоль косам, долго вглядывался в застывшее лицо девушки, по-ораветлански округлое, так похожее на солнце.
На прощание он легонько прикоснулся носом к её носу.
Дыхание Окко-н обожгло его холодом.
Кыгиты открыл глаза.
План родился как будто сам собой, просочился струйками морской воды из-под разбитого айсберга будущего. Словно что-то повело Кыгиты по притихшим улочкам, нашёптывая следующий шаг.
Ему нужна была скорость. Поэтому первым делом Кыгиты быстрым шагом отправился обратно к прилавку гиперборея, на ходу размышляя о том, плохо или хорошо, что существа этой расы никогда не спят.
- Доброго Спокойствия, - не слишком добро и спокойно поприветствовал его спешно разбуженный ыхлик-переводчик.
- Мне нужен этот, - Кыгиты стянул рукавицу и указал пальцем на кучку птичьих костей, заботливо разложенных на полке за спиной псоглавца. - Сколько своих душ я за него должен?
- На сегодня душ достаточно, - псоглавец вывалил из пасти шершавый розовый язык, что стоило трактовать как улыбку. А может, и не стоило. - Но вот твой камешек лишним не станет.
Кыгиты покорно протянул самоцвет гиперборею и принял из его ладони - совсем человеческой - небольшой мешочек, куда полудемон ссыпал кости. Поблагодарив продавца и попрощавшись с ним, юноша решил, что ему пора переходить к более рискованной части своего плана.
Небо оставалось безоблачным, но на стоянке вендиго бушевала метель. Их магия превращала вой вьюги в тихую музыку, прекрасную и совершенно неповторимую. Вендиго спали стоя, широко расставив ноги и запрокинув головы вверх.
Кыгиты казалось, что глаза следят за ним, что вендиго вот-вот бросятся на него, но у него получилось беспрепятственно дойти до девушки, сжимавшей Светоч в руках.
Он протянул руку. Задержал её на мгновение.
От Светоча исходило мягкое тепло. Он мог согреть Окко-н.
Всё остальное уже не имело значения.
«Приключение - это просто плохое планирование», - подумал Кыгиты. - «Похоже, сегодня я обречён на приключение».
Он вырвал Светоч из рук ледяной девушки, и вьюга словно сорвалась с цепи. Порыв ветра ударил его в лицо, фигуры вокруг зашевелились. Послышался зловещий треск.