Пуншит
Написал этот рассказ на конкурс http://ljkonkurs.livejournal.com/203734.html, превысил количество условленных знаков, переделывать не стал и ставлю его здесь.
картинка из Гугла
В селе Макаршино, Нижегородской области, полным ходом шло восстановление храма. На дворе мёл февраль 1991 года и любой рыбак или охотник скажут вам: - "глухозимье" разведя при этом руками...
Я как раз закончил работу над резьбой "Царских врат" и "Сени", которые предназначались для Макаршинского храма и должен был выехать на место для монтажа. Этой поездки я ждал с особым нетерпением, потому как по рассказам местного батюшки, отца Василия, в окрестностях села было много волков, которые сильно беспокоили местных жителей. Вот по этой причине, я кроме сумки с инструментом, закинул в подошедший за мной автобус, пару охотничьих лыж, ижевскую двустволку, пристрелянную в "пятно" подствольную фару и сумку с патронами, снаряжёнными мной, прекрасной катаной картечью.
В автобусе меня ждали двое наших ребят, резчиков и двое позолотчиков из кремлёвской реставрации, на сидении рядом с водителем расположился отец Василий, который всегда с доброй улыбкой и очень по доброму относился ко мне. Где - то на середине пути, пересев ко мне, он развязал плоский свёрток, достал иконную доску с изображением « Тайной Вечери» и сказал: - Михаил, вот я тут забрал икону у одного хорошего мастера, которому давал её поновить, она мне очень нравиться, будь так добр, переделай «Сень» под неё. (Сень - это деталь проёма «Царских врат», обычно в виде сияния, где располагается икона «Тайная Вечеря» и изображение «Духа Святого» в виде голубя). Чем расстроил меня несказанно, потому как, изображение было изначально плохое, а уж «поновили» его совсем безобразно ( такие изображения называют «краснушками» их писали деревенские иконописцы, бывают и очень хорошие). Мне стало очень жалко двух ребят из Строгановки, которые писали иконы для этого храма и правда, прекрасно писали в стиле Палеха. Но расстраивался я не долго, меня ждали волки , занимали почти все мои мысли, а с иконой я думал что разберёмся и всему своё время.
Поселили нас в довольно приличной избе, рядом с храмом и мы, немного пообжившись, начали работать. По вечерам у нас собиралась шумная и хорошая компания, выпивали, допоздна засиживались и шумели. И всё бы хорошо, но мене эти посиделки изрядно мешали, я воздерживался, блюл трезвость и пытался пораньше лечь спать, чтобы встать утром и нарезать круг на лыжах по опушке подступающего со всех сторон к селу леса. Огибая село, я пересекал местах в четырёх выходные волчьи тропы и ждал того дня, когда они привыкнут к моей лыжне и перестанут её замечать. И вот, на третье утро, следы в двух местах уверенно перешли лыжню, а два следа прошли по ней с полкилометра туда и обратно. Я был счастлив, думал, что через ночь, можно разложить приваду и сесть в засидку.
Настроение было прекрасное и я был озадачен только тем, как бы мне выспаться перед охотой, даже отец Василий меня уже мало занимал со своей иконой. Но вдруг случилось так, что где-то после обеда ко мне в храме подошла пожилая женщина, которую звали Клавдия и сказала: - «Мишенька, приходи сегодня ужинать и ночевать ко мне, эти пьяницы тебя уморят, а у меня ты прекрасно поживёшь». Я подумал и согласился, посчитав, что мне у старухи будет хорошо и удобно и к вечеру направился к её избе, которая была на соседней улице.
Клавдия занималась хозяйством, на ней были три печи, церковная касса и вообще большая хлопотная жизнь строящегося храма. Она была высокая, прямая, подвижная и ладная старуха, с красивым открытым лицом, яркими глазами, тёмными волосами с небольшой проседью. Клавдия любила поболтать и рассказать про жизнь, память у неё была очень хорошая и помнила она много. Говорила, что родилась в 1916 году, я ей верил, а ребята мои надо сказать сомневались.
И вот переступив порог её сеней, я услышал - « Мишенька, это ты? Иди ужинать» Я вошёл в опрятно прибранную комнату, по середине стоял накрытый стол, еда была простая, но всё выглядело очень аппетитно, я сел, она прочла молитву и мы принялись за ужин. Где-то посередине нашего застолья, Клавдия встала и сказала: - « Мишенька, ты пуншит будешь? Я каждый вечер пуншит пью, он меня перед сном успокаивает» И с этими словами, она подошла к низенькому буфету, достала оттуда бутылку водки, две огромные чайные кружки, расписанные подсолнухами под Гжель и, откупорив бутылку, разлила её почти полностью. В заполненные на половину кружки, она плеснула очень крепкой чайной заварки, долила кипятком до краёв, всыпала по три ложки сахарного песку, и, размешав подала мне. Мы продолжили ужин, прихлёбывая из чашек, разговор полегчал, жизни в избе стала какой-то тёплой и когда я увалился на перину высокой кровати в соседней комнате, то уснул, провалившись в приятную, кисельную бездну.
Утром когда я пытался умыть побаливающий ум, из жестяного рукомойника, Клавдия, собирая на стол и проходя мимо меня, сказала: - « Мишенька, ты пуншит будешь? Я каждое утро пуншит пью, он меня утром очень бодрит». Я утвердительно кивнул и после завтрака, идучи на работу, еле успевая за ней, я думал, что не такая уже плохая живопись на иконе отца Василия и что если подумать она будет очень к месту над «Царскими вратами». Подходя к храму, Клавдия обернулась и строго сказала: - Смотри, на обед не запаздывай, я опять утвердительно кивнул.
Во время обеда она уже меня не спросила про пуншит, а только подала кружку, произнеся обыденно: - «Я всегда в обед пуншит пью, он мне помогает до вечера работать и вообще, я его даже в пост пью, потому как он постный, водка ведь из хлебушка сделана» и она убрала очередную пустую бутылку. Я согласился и кружку взял.
Приготовление пуншита, иногда имело вариации, время от времени Клавдия добавляла в кружку нарезанные яблоки, или выжимала лимон, но количество оставалось неизменным.
Работа по переделке «Сени» под «Тайную Вечерю» продвигалась споро, к радости отца Василия, ребята тоже уже заканчивали монтаж остального и общее настроение было пьяно-деловое, а я так и жил и столовался у Клавдии. Только одно обстоятельство немного омрачило моё существование, я после очередного обеда , пошатываясь, взобрался на леса и грохнулся с высоты второго яруса, после чего стал заметно прихрамывать.
Где-то спустя неделю, я шёл после работы по направлению к старухиному дому, уже давно стемнело, сознание согревала представляемая мной кружка и ужин, как вдруг за полем на опушке леса завыл волк и его разноголосо поддержала стая. С меня мгновенно слетела пелена, я вспомнил что двустволка лежит разобранная, на кровати под матрасом в доме у ребят, что под кроватью валяется сумка с патронами, а лыжи на которых я уже не проеду и трети того круга, стоят на крыльце. Вспомнились деревья, отмеченные мной под засидки с подветренной стороны, и мне захотелось завыть в ответ стае. Но это моё душевное томление продолжалось какие-то минуты, потому что, стягивая в сенях с себя валенки, я услышал, ставший уже родным, голос: - « Мишенька, пуншит будешь? Ты же знаешь, я каждый вечер пуншит пью, он меня перед сном успокаивает»…
картинка из Гугла
В селе Макаршино, Нижегородской области, полным ходом шло восстановление храма. На дворе мёл февраль 1991 года и любой рыбак или охотник скажут вам: - "глухозимье" разведя при этом руками...
Я как раз закончил работу над резьбой "Царских врат" и "Сени", которые предназначались для Макаршинского храма и должен был выехать на место для монтажа. Этой поездки я ждал с особым нетерпением, потому как по рассказам местного батюшки, отца Василия, в окрестностях села было много волков, которые сильно беспокоили местных жителей. Вот по этой причине, я кроме сумки с инструментом, закинул в подошедший за мной автобус, пару охотничьих лыж, ижевскую двустволку, пристрелянную в "пятно" подствольную фару и сумку с патронами, снаряжёнными мной, прекрасной катаной картечью.
В автобусе меня ждали двое наших ребят, резчиков и двое позолотчиков из кремлёвской реставрации, на сидении рядом с водителем расположился отец Василий, который всегда с доброй улыбкой и очень по доброму относился ко мне. Где - то на середине пути, пересев ко мне, он развязал плоский свёрток, достал иконную доску с изображением « Тайной Вечери» и сказал: - Михаил, вот я тут забрал икону у одного хорошего мастера, которому давал её поновить, она мне очень нравиться, будь так добр, переделай «Сень» под неё. (Сень - это деталь проёма «Царских врат», обычно в виде сияния, где располагается икона «Тайная Вечеря» и изображение «Духа Святого» в виде голубя). Чем расстроил меня несказанно, потому как, изображение было изначально плохое, а уж «поновили» его совсем безобразно ( такие изображения называют «краснушками» их писали деревенские иконописцы, бывают и очень хорошие). Мне стало очень жалко двух ребят из Строгановки, которые писали иконы для этого храма и правда, прекрасно писали в стиле Палеха. Но расстраивался я не долго, меня ждали волки , занимали почти все мои мысли, а с иконой я думал что разберёмся и всему своё время.
Поселили нас в довольно приличной избе, рядом с храмом и мы, немного пообжившись, начали работать. По вечерам у нас собиралась шумная и хорошая компания, выпивали, допоздна засиживались и шумели. И всё бы хорошо, но мене эти посиделки изрядно мешали, я воздерживался, блюл трезвость и пытался пораньше лечь спать, чтобы встать утром и нарезать круг на лыжах по опушке подступающего со всех сторон к селу леса. Огибая село, я пересекал местах в четырёх выходные волчьи тропы и ждал того дня, когда они привыкнут к моей лыжне и перестанут её замечать. И вот, на третье утро, следы в двух местах уверенно перешли лыжню, а два следа прошли по ней с полкилометра туда и обратно. Я был счастлив, думал, что через ночь, можно разложить приваду и сесть в засидку.
Настроение было прекрасное и я был озадачен только тем, как бы мне выспаться перед охотой, даже отец Василий меня уже мало занимал со своей иконой. Но вдруг случилось так, что где-то после обеда ко мне в храме подошла пожилая женщина, которую звали Клавдия и сказала: - «Мишенька, приходи сегодня ужинать и ночевать ко мне, эти пьяницы тебя уморят, а у меня ты прекрасно поживёшь». Я подумал и согласился, посчитав, что мне у старухи будет хорошо и удобно и к вечеру направился к её избе, которая была на соседней улице.
Клавдия занималась хозяйством, на ней были три печи, церковная касса и вообще большая хлопотная жизнь строящегося храма. Она была высокая, прямая, подвижная и ладная старуха, с красивым открытым лицом, яркими глазами, тёмными волосами с небольшой проседью. Клавдия любила поболтать и рассказать про жизнь, память у неё была очень хорошая и помнила она много. Говорила, что родилась в 1916 году, я ей верил, а ребята мои надо сказать сомневались.
И вот переступив порог её сеней, я услышал - « Мишенька, это ты? Иди ужинать» Я вошёл в опрятно прибранную комнату, по середине стоял накрытый стол, еда была простая, но всё выглядело очень аппетитно, я сел, она прочла молитву и мы принялись за ужин. Где-то посередине нашего застолья, Клавдия встала и сказала: - « Мишенька, ты пуншит будешь? Я каждый вечер пуншит пью, он меня перед сном успокаивает» И с этими словами, она подошла к низенькому буфету, достала оттуда бутылку водки, две огромные чайные кружки, расписанные подсолнухами под Гжель и, откупорив бутылку, разлила её почти полностью. В заполненные на половину кружки, она плеснула очень крепкой чайной заварки, долила кипятком до краёв, всыпала по три ложки сахарного песку, и, размешав подала мне. Мы продолжили ужин, прихлёбывая из чашек, разговор полегчал, жизни в избе стала какой-то тёплой и когда я увалился на перину высокой кровати в соседней комнате, то уснул, провалившись в приятную, кисельную бездну.
Утром когда я пытался умыть побаливающий ум, из жестяного рукомойника, Клавдия, собирая на стол и проходя мимо меня, сказала: - « Мишенька, ты пуншит будешь? Я каждое утро пуншит пью, он меня утром очень бодрит». Я утвердительно кивнул и после завтрака, идучи на работу, еле успевая за ней, я думал, что не такая уже плохая живопись на иконе отца Василия и что если подумать она будет очень к месту над «Царскими вратами». Подходя к храму, Клавдия обернулась и строго сказала: - Смотри, на обед не запаздывай, я опять утвердительно кивнул.
Во время обеда она уже меня не спросила про пуншит, а только подала кружку, произнеся обыденно: - «Я всегда в обед пуншит пью, он мне помогает до вечера работать и вообще, я его даже в пост пью, потому как он постный, водка ведь из хлебушка сделана» и она убрала очередную пустую бутылку. Я согласился и кружку взял.
Приготовление пуншита, иногда имело вариации, время от времени Клавдия добавляла в кружку нарезанные яблоки, или выжимала лимон, но количество оставалось неизменным.
Работа по переделке «Сени» под «Тайную Вечерю» продвигалась споро, к радости отца Василия, ребята тоже уже заканчивали монтаж остального и общее настроение было пьяно-деловое, а я так и жил и столовался у Клавдии. Только одно обстоятельство немного омрачило моё существование, я после очередного обеда , пошатываясь, взобрался на леса и грохнулся с высоты второго яруса, после чего стал заметно прихрамывать.
Где-то спустя неделю, я шёл после работы по направлению к старухиному дому, уже давно стемнело, сознание согревала представляемая мной кружка и ужин, как вдруг за полем на опушке леса завыл волк и его разноголосо поддержала стая. С меня мгновенно слетела пелена, я вспомнил что двустволка лежит разобранная, на кровати под матрасом в доме у ребят, что под кроватью валяется сумка с патронами, а лыжи на которых я уже не проеду и трети того круга, стоят на крыльце. Вспомнились деревья, отмеченные мной под засидки с подветренной стороны, и мне захотелось завыть в ответ стае. Но это моё душевное томление продолжалось какие-то минуты, потому что, стягивая в сенях с себя валенки, я услышал, ставший уже родным, голос: - « Мишенька, пуншит будешь? Ты же знаешь, я каждый вечер пуншит пью, он меня перед сном успокаивает»…