Алкоголичка
Народ на Нахаловке живет простой. Ничего в голове не держится, сразу на язык попадает. Если уж что в человеке приметят чудное, сразу обсудят, да еще и прозвищем наградят.
Алкоголичкой её прозвали не просто так. Вечно опухшее лицо, красные слезящиеся глаза, трясущиеся, тонкие как жерди, руки, седые патлы нечесанных волос. И вечно пьяный муж, которого то и дело видели то спящим у забора, то лежащим прямо на скамейке в сквере. Но её мужа не обзывали и не трогали. Даже участковый всегда проявлял к нему уважение и обращался на Вы. Всё-таки фронтовик, танкист, орденоносец, хоть и с обожженным лицом, на которое даже смотреть было страшно. Ни носа, ни бровей, ни губ на этом лице не было. Съел огонь.
Портрет главной героини, сгенерированный нейросетью
А ещё соседи поговаривали, что единственный сын алкоголички, студент, добровольно записавшийся в Ростовский Полк Народного Ополчения, пропал без вести, в летних боях. И вроде ясно ей было давно, что сын не вернется, он не ранен, не в плену, а сгинул, вроде и не было его никогда на свете. И не получает за него Алкоголичка денег от государства, как за погибшего на войне, подобно другим матерям. Не получает также ни уважения, ни сострадания.
Боец Ростовского полка народного ополчения. Современная реконструкция
По выходным ее видели у церкви на старом базаре. Но что она делала там - никто не знал. То ли попрошайничала, то ли молилась. А может и то и другое разом. Но всем в то время было ясно, что человек в здравом уме в церковь ходить не станет. Да и не приветствовалось такое в советской стране. Вот и шептались, что вдобавок ко всему, у Алкоголички не все в порядке с головой. Обходили ее стороной, не здоровались даже. Разве что пожилые обитатели Нахаловки, да и то из жалости.
Ростовский собор на старом базаре
- Здравствуй, Надежда, как жива-здорова? - скажут ей изредка и вздохнут украдкой.
Но кроме нескольких нахаловских старожилов имя Алкоголички никто и не знал. Так и жила она как уличная дворняга, имея только стыдную кличку.
Ростов послевоенный
Шло время. Все дальше из памяти уплывала страшная война, забывалось всё связанное с ней, заросли травой даже братские могилы тех, кто погиб в бою на улицах Ростова. Зато появились новые дома, новые районы, новые красивые машины стали ездить по широким проспектам. Преображалась и Нахаловка. Положили и здесь новые дороги, повесили фонари, пустили трамвай. Почти исчезли старые обитатели поселка. Умерли от ран фронтовики, отвезли на кладбище бабушек, которые помнили еще царя и революцию. Только Алкоголичка никуда не исчезла. По-прежнему бродила она в стоптанных грязных калошах, шаркая ими по свежему асфальту. Казалось, Алкоголичка совсем не меняется. Те же седые всклоченные волосы, которые трепал степной разбойник-ветер, те же глаза цвета реки Темерник, вечно глядящие в никуда. Но однажды теплым апрельским днем все изменилось. Обитатели Нахаловки узнали историю Алкоголички.
Солнечным весенним утром на улице поселка появилась новая дорогая машина. Бежевого цвета «Победа» сразу бросилась в глаза нахаловцам. За рулем сидел молодой крепкий водитель в светлой хорошо выглаженной рубахе. Помимо него в салоне были трое. Солидный мужчина в возрасте, в пиджаке и галстуке, и женщина его лет в строгом платье модного кремового цвета. Они разместились на заднем сиденье и с любопытством разглядывали поселок из окна. Пассажир же, сидевший спереди, в дорогом костюме, так же при галстуке и в шляпе, лет сорока, с простым улыбчивым лицом, то и дело выходил из машины и стучал то в один, то в другой дом. Он спрашивал, где живет какая-то Надежда Евгеньевна, описывал её, но безрезультатно. Хотели уже бежать за участковым, чтобы прояснить ситуацию. Но тут «Победа» остановилась у маленького домика Алкоголички. Калитки у дома уже не было, она давно лежала на земле и поросла травой. Незнакомец, казалось, не обратил на это никакого внимания и побежал к двери домика, как будто увидел что-то невероятно знакомое ему и дорогое. Дверь в дом была заперта, и мужчина в нетерпении затарабанил по ней кулаком. Ему долго не открывали, и незнакомцу даже стало казаться, что внутри никого нет. Но неожиданно скрипнула старая дверь и на пороге появилась едва державшаяся на ногах Алкоголичка. Соседи, с любопытством наблюдавшие за происходящим, не поверили своим глазам. Незнакомец в галстуке молча обнял Алкоголичку, прижав её маленькую, жалкую к своей груди, да так сильно, что шляпа слетела с его головы и упала на пыльное крыльцо. Из машины тем временем вышли мужчина с женщиной и с заметным волнением подошли к дому. Мужчина в возрасте также обнял Алкоголичку и погладил её седые волосы. Его спутница не в состоянии сдержать слезы, плакала и целовала обе руки Алкоголички, а затем и её саму.
Нахаловка. Старый дом
Что происходило потом, совсем уж не поддавалось никакому объяснению. К дому вначале приехал участковый на мотоцикле, а затем еще несколько «Побед», в том числе черного цвета, принадлежащая кому-то из совсем уж большого начальства. Двор у домика Алкоголички мгновенно был расчищен от мусора и на нем появились столы, стулья и даже белые скатерти, взятые из близлежащей столовой. Вскоре за большим столом, заставленным тарелками и бутылками, собралась большая компания. В тарелках была жареная донская рыба, большие куски отварного молочного поросенка, селедочка, домашняя колбаса, в бутылках цимлянское вино, армянский коньяк и московская водка. Но самое удивительное было то, что во главе стола на самом почетном месте сидела Алкоголичка в новом темно-синем платье и ее муж в пиджаке с прикрепленными на нем орденами и медалями. Волосы Алкоголички были аккуратно прибраны под ситцевый платок, а ее муж водрузил на голову непонятно откуда взявшуюся у него фетровую шляпу. Конечно, пригласили за стол и соседей из близлежащих домов. Это они услужливо притащили во двор свои столы и стулья, чтобы рассадить гостей. Но главное - всем хотелось понять, разобраться, в чем причина такого повышенного внимания к опустившейся женщине, на которую все они давно махнули рукой.
Когда наконец все гости уместились за столом и налили в стаканы и рюмки кто вино, а кто водку или коньяк, со своего места встал Семен Кузьмич, тот самый мужчина средних лет, ходивший по нахаловским домам в поисках Алкоголички. Первый тост - он предложил выпить за нее, назвав своей спасительницей. Когда все выпили, он, так и не садясь, рассказал собравшимся свою историю.
Застолье
«Летом 42-го во время уличных боев в Ростове был я комиссаром стрелковой роты 9-й дивизии войск НКВД. До этого учился здесь по партийному направлению в военно-политическом, и по его окончанию направлен был в часть. Рота наша сражалась в самом центре города недалеко от судоремонтного завода. Несколько дней держали оборону, пока не кончились боеприпасы.
Бойцы. 9-ая дивизия НКВД. Современная реконструкция
Но приказа на отход не поступило, и вскоре мы оказались в окружении немцев. Все, кто остался в живых, собрались в трехэтажном здании. Кто отстреливался, а у кого не было патронов, в отчаянье бросали во врага камнями, надеясь отдать подороже свою жизнь в рукопашной. В моем ТТ оставалось пять патронов, а шестой я положил в карман, оставив его для себя. В плен я попадать не собирался. Но немцы не стали нас штурмовать, а подогнали танк и «разобрали» наше здание выстрелами прямой наводкой.
Дом-ветеран в центре Ростова. В нем держали оборону бойцы дивизии НКВД
В бессознательном состоянии нашли меня среди обломков словаки и притащили в подвал своей комендатуры. Били сильно, когда допрашивали, и ничего не добившись, передали немцам. А те, разобравшись, что я - комиссар, да к тому же еще и чекист, отвезли меня и остальных пленных из нашей дивизии на расстрел за город. И расстреляли из пулеметов. Мне пуля в пуговицу попала, другая в плечо. К этому моменту я уже от отсутствия пищи и воды такой слабый стал, что упал вместе со всеми и потерял сознание. Мне в тот момент смерть в радость была. До такой степени меня словаки и немцы измучили, что я смерть как избавление от страданий ждал. Но только она так и не наступила. Расстреливали нас после обеда, а очнулся я поздним вечером.
Пленный боец перед расстрелом. Современная реконструкция
Вначале луну увидел, а затем звезды. На мне сверху еще двое лежало, но сквозь них я ночное небо хорошо разглядел и понял, что не умер. Обрадовался все-таки. Пытался выбраться, но не тут-то было. Сил не было никаких, рука не двигается, грудь пробита и болит так, что шевелиться было невыносимо больно. Конечно, от боли я застонал. И вот тут произошло чудо. Мой стон услышала Надежда Евгеньевна, которая была неподалеку.
Услышала, подошла и помогла мне выбраться. Но самое удивительное было потом. Меня, здорового, молодого парня эта маленькая женщина, на тачке, взятой из каменоломни, привезла какими-то тайными путями к себе домой и укрыла в этом самом доме. Она спрятала меня, несмотря на то, что на стене соседнего дома немцы уже повесили листовку с угрозой расстрела для тех, кто будет укрывать красноармейцев.
Сохранившийся ДОТ на окраине Нахаловки
А на следующий день Надежда Евгеньевна привезла еще одного нашего. Андрей его звали. А потом через несколько дней Максима. Андрей вскоре умер, а меня и Максима она выходила, выкармливая из ложки и отпаивая разными травами. Еще помню, как Надежда Евгеньевна плакала и читала над нами свои молитвы. Богу молилась за нас. Я хоть и не верующий, но чувствовал, как сильно она хочет, чтобы мы в живых остались. Максим поднялся и ушел через месяц. Он был откуда-то с Кубани. Сказал, что будет пробираться в родную станицу. А я ж сам из Ленинграда, домой мне идти не с руки, тем более что город мой был тогда в блокаде. Попросил я Надежду Евгеньевну разузнать насчет городского подполья. Она и узнала. И не поверите, привела спасительница меня в отряд к товарищу Югову.
Ростовский отряд подпольщиков Югова
Подпольщики меня проверили, нарисовали документы, устроили на работу на один и из немецких складов грузчиком. Ну я им и нагрузил, да так, что склад вместе с часовыми сгорел. Это как раз перед самым освобождением города было. А когда Ростов нашим стал, я дальше пошел. Был на Миус Фронте, сражался на реке Молочной, форсировал Днепр в первых рядах и Киев освобождал, там меня снова ранили. Затем на Украине бендеровцев по лесам ловил и все в Ростов хотел вернуться, спасибо Надежде Евгеньевне сказать. Но по службе никак не получалось, в Польше пришлось служить, а затем и в других местах. А сейчас наконец получилось, так я и маму с отцом сюда решил привезти. Им тоже с Надеждой Евгеньевной не терпелось познакомиться.»
Семен Кузьмич замолчал. Притих и стол. Гости, соседи пытались осознать услышанное, глядя на хозяйку дома другими глазами. Нарушил тишину отец Семена Кузьмича, который, как и его сын, поднялся из-за стола и коротко попросил всех выпить «За мир, за мирное небо, и чтобы война никогда не повторялась на земле». По его выправке, уверенности, командному голосу можно было сделать вывод о том, что он тоже был военным. После выпитого тоста Семен Кузьмич попросил Надежду Евгеньевну взять слово. Она как будто ждала этого и, сидя рядом с пустой тарелкой и нетронутой налитой до краев рюмкой начала свой рассказ.
Хутор на верхнем Дону
«Сама я не с Ростова. С Верхнего Дона сюда перебралась, когда наш казачий хутор в 20-х годах почти весь с голоду вымер. На завод Сельмаш устроилась работницей, а потом и с Толей своим прям у проходной познакомилась. Через месяц поженились. Он хорошо зарабатывал и перед самой войной мы наконец свой угол смогли купить здесь на Нахаловке. Стали жить в этом доме, сын Женя, Толик - муж мой, и я, - Надежда Евгеньевна с жалостью посмотрела на сидящего рядом мужа и смотрящего в одну точку прямо перед собой. - Как началась война, Толика сразу на фронт забрали.
Танкист РККА перед войной
Он же танкист, а их первыми собирали тогда. Сыночек же мой, Женечка, по возрасту на войну не попадал, а затем и вовсе бронь получил от железной дороги. Он тогда уже в вагоноремонтных мастерских трудился в лучшей стахановской бригаде. Когда немцы в первый раз в город зашли в ноябре 41-го, сын видел, как на вокзале эти нелюди сожгли вагоны с ранеными, видел трупы расстрелянных в центре деток, баб, стариков, всех кто пытался эвакуироваться. Затем немцев из Ростова выбили и вроде только зажили нормально, как к лету 42-го они опять вернулись. Когда немец со своей армией вновь к городу подошёл, я окопы целыми днями у Чалтыря копала вместе со всеми, а сын…- Надежда Евгеньевна тяжело вздохнула. - Он в ополчение записался вместе с друзьями из цеха. Записку мне оставил у зеркала на комоде: «Мамочка, я ухожу в полк народного ополчения, убивать врага, как наш папа. Ты только не волнуйся, я скоро вернусь с победой. Люблю тебя и целую» До сих пор эта записка там и лежит. Как был сыночек в простой одежде: рубашке в клеточку, брюках парусиновых, так на фронт и ушел. Больше я Женечку своего и не видела. Только когда фашисты город захватили, под вечер забежал к нам во двор его друг Сашка и рассказал, как они попали в плен в районе Александровки. Прорывались к Дону, чтобы переправиться, но не успели, отрезали их и окружили. Их приняли за партизан, потому как дрались они без военной формы и повезли в Змиевскую балку расстреливать.
Змиевская балка перед расстрелом. Современная реконструкция
Сашке повезло убежать, выскочить из колонны пленных. А мой Женька не успел. В тот же вечер я пошла искать на Змиёвку сына, а нашла Семена. Потом возвращалась, искала снова и снова, да видно не судьба. Так и лежит мой Женечка в Змиёвке по сию пору. Мужу я об этом писать не стала. Он потом, когда его списали по ранению, вернулся домой и сразу спросил у меня, где сын? И что мне было ему ответить?! Ну а после жизнь у нас как-то не задалась. Без сыночка нашего не получилась жизнь-то у нас. И так мне к Женечке своему порой хочется на небо, прижать его к груди крепко-крепко. Но Бог не пускает, пока рано еще говорит. А могила Андрея - солдатика, который умер у нас в доме, она во дворе между старой грушей и яблоней. Закопала я его ночью, как он помер, а теперь за могилкой ухаживаю, будто это сыночка моего могилка. Так ведь он и есть чей-то сыночек, где-то ждёт его такая же, как я.»
Надежда Евгеньевна замолчала, посмотрев туда, где в глубине старого заросшего сада еле виднелся маленький могильный холмик.
Раскопки на месте боев 1942. Ростов-на-Дону
Большой стол накрыла давящая тишина. Ни стука вилок о тарелки, ни звона стаканов, лишь было слышно, как шелестят от весеннего ветерка молодые листики на яблоне с грушей. Затем, не сговариваясь, стол встал и выпил не чокаясь. Большинство из тех, кто собрался в этом дворе, прошли войну. Им было за кого выпить, и они сердцем понимали, чувствовали то, о чем говорила Надежда Евгеньевна. Душой впитали всю её жуткую, не утихающую боль.
Выпив, решили сделать перекур. Фронтовая приученность к курению осталась. Несмотря на то, что война была позади, частенько она напоминала о себе в таких тяжелых моментах как сейчас и справиться помогала простая папироса. Защелкали портсигары и Семён Кузьмич, а затем и его отец попросили помочь несчастной семье. Они не успели договорить, как секретарь обкома, а затем и военком города, стоявшие рядом, сказали, что просить не надо и все будет сделано в самое ближайшее время. Ростовчане своих в беде не бросают. Соседи, слышавшие этот разговор, также закивали головами. Подошедшему Толику военком сразу сказал, завтра же подойти к нему в кабинет, где он лично выпишет направление в санаторий, а затем поможет устроиться на работу в военное училище.
Женщины тем временем хлопотали, прибирая стол, меняя грязные тарелки. К больше всех суетившейся Надежде Евгеньевне, давно отвыкшей от гостей, подошла представитель горисполкома. С нагрудными планками на сером жакете и в светлой блузке она казалась простым женщинам с нахаловки существом из другого мира.
- Хочу, Надежда, тебя в детский садик устроить, нянечкой, - она пристально посмотрела на хозяйку дома, - садик совсем рядом, на поселке, открыли совсем недавно. Но только ты пообещай мне, что пить больше не будешь, иначе ничего из этого не выйдет, там же дети маленькие.
Надежда Евгеньевна с доброй улыбкой посмотрела на женщину.
- За это не беспокойтесь, моя хорошая, я всю жизнь не пила, в рот не брала ни капли, - и помолчав, добавила, - а то, что кличут меня у нас на Нахаловке Алкоголичкой - так это бог им судья. А к деткам я пойду, если возьмете, с удовольствием.
Ростов-на-Дону. 60-е годы
Сидели в тот день до поздней ночи. Появилась гармошка, зазвучали песни и где-то далеко в роще у реки Темерник, услышав музыку, запели голосистые ростовские соловьи.
Нахаловка еще долго удивлялась и вспоминала тот вечер. Вечер, полностью изменивший жизнь двух брошенных всеми людей. Соседи помогли им с ремонтом дома. Через месяц появился и новый забор, и лавочка у него, которую сразу облюбовали нахаловские бабушки. Толика надолго положили в больницу, лечили, а затем вроде как направили на работу в военное училище в Новочеркасск - воспитывать будущих танкистов.
Надежда Евгеньевна же стала работать нянечкой в детском саду в поселке. Любимая детворой, она порой до ночи сидела с малышами, ожидая их задержавшихся на работе родителей. Все соседи, едва завидев её в очереди за молоком или на улице, спешили поздороваться, узнать о здоровье. И главное - с того дня её никто и никогда не называл Алкоголичкой. Исчезла Алкоголичка с Нахаловки, только история ее осталась.
Шествие Бессмертного полка в Ростове-на-Дону.
Москва - Крым - Ростов
2024
Если вам понравилась статья, пожалуйста, подписывайтесь на канал и поставьте лайк! Ваши поддержка и отзывы очень важны для меня. Спасибо!
Вы также можете читать меня в:
Телеграм: https://t.me/akudryakov
ВК: https://vk.com/mius_front
Яндекс Дзен: https://dzen.ru/capitan_kudryakov