Дневники Ростовских курсантов.
Делать дневниковые записи с начала войны запрещалось. Но часто, наиболее яркие впечатления оказывались записанными. Даже под страхом попасть в Особый Отдел Красноармейцы пытались описать то, что пришлось им пережить. Тетрадки, исписанные мелко, совсем ещё детским почерком, прятали под рубашку или на самое дно вещмешка. Для чего так рисковали авторы маленьких солдатских дневников? Что пытались рассказать в своих страшных записках?
Алексей Квач курсант РАУ. найден поисковиками в 2011
Из дневников Ростовских курсантов:
Виталий Сорокин
8 октября:
Прибыли к разъезду Кошкино. Курсовой офицер объяснил боевую задачу, нужно ликвидировать вражеский десант, прорвавшийся к Таганрогу. Численность десанта уточняется. По возможности, брать немцев в плен. Нас 120-ть курсантов и преподавателей 2-го курса Ростовского Пехотного Училища. Вооружение 40 винтовок Мосина образца 1891-го, 2-а автомата ППД, 2-а пулемета Дегтярева, один Максим, бутылки с горючей смесью. У меня две бутылки с зажигательной жидкостью и коробочек спичек. Зачем мне эти бутылки? Десант, по идее, техники не имеет. Лучше бы дали винтовку. К вечеру окопались в редком кустарнике у железнодорожного полотна. Будем здесь поджидать фашистов.
9 октября:
Утром с рассветом услышали гул моторов. Неужели наши танкисты тоже приехали ловить десант! В осеней дымке прямо впереди наших одиночек видим десять мотоциклов, более двадцати бронетранспортеров и не менее полусотни танков и самоходок разных конструкций. Это не наши. Это немцы!
Из передового окопчика бежит Саша Сидоров. Он размахивает руками, что-то кричит, показывает в сторону мотоциклистов. Среди шума машин появился новый звук. Часто застучал барабан. Россыпью та-та-та, та-та-та, та-та-та! Саша неожиданно упал, не добежав до командира. Командир резко встал из своей одиночки, достал свой наган из кобуры и засвистел в свисток трижды. В АТАКУ! Сколько раз за это лето мы поднимались у учебную атаку. Теперь идем в настоящую. Все побежали вперед. И со всех сторон начали бить барабаны. ТА-ТА-ТА! ТА-ТА-ТА! Кругом спотыкались и падали мои друзья. Почему они спотыкаются? Неужели в высокой траве столько камней? Почему они не встают? Такие вопросы, крутились у меня в голове, пока я несся в атаку, боковым зрением наблюдая, что происходит вокруг. У кого были винтовки, те стреляли в мотоциклистов, остальные вместе со мной бежали к броневикам, что бы кинуть в них бутылкой. Рядом со мной «Кузя», Сергей Кузнецов с Нахаловки. У него тоже в руках бутылка. Смотрю на него. Слышу тонкий свист и на моих глазах Кузина голова, вьющиеся русые волосы, покрываются темной, густой, кроваво серой жидкостью. В меня летят куски костей, волос с головы Сереги. Мое лицо, шинель - все в кроваво-сером. Мой друг убит. Я отметил это, с каким- то удивлением, машинально. Чуть впереди другой Серега, «Солдат», Сергей Солдатов. Опять свист, еще, еще и вспыхивает он светлым, ярким огнем. Понимаю, что в бутылки, которые « Солдат» держал, как и я в руках, попали пули фашистов. Серега закрывает лицо руками, падает на землю, кричит, пытаясь потушить пламя. Бегу дальше, впереди бронетранспортер. Кидаю в него бутылки. Одну, затем вторую. Падаю сразу как после броска гранаты. Так нас учили. Но машина продолжает движение. Я забыл зажечь фитиль, расположенный у горлышка бутылки. Они разбились о кабину бронетранспортера, не причинив ему вреда. Обидно от того что так сплоховал. Слышу прерывистые свистки нашего сержанта. «Отходим-отходим». Рядом вспыхнул броневик, за ним еще легкий танк и еще броневик с немцами в кузове. Немцы выпрыгивают из кабины в объятых огнем мундирах. Некогда смотреть. Нужно отходить обратно на позиции. Бегу пригибаясь. Кругом лежат наши. Почему они не встают? Может они не слышат свистка сержанта? С такими мыслями возвращался я к нашему кустарнику. Сержант бежал впереди меня с винтовкой в руках. Он то и дело останавливался и свистел « отступление». За ним еще двое наших курсантов. Потом я. Вслед за сержантом мы перескочили железнодорожную насыпь и оказались в небольшой роще. Она была в тылу наших позиций. Нас оказалось четверо. Потом приполз еще один парень, раненый в живот. Ночью он умер. Это все, кто остались в живых. Утром нас было 120-ть. Будем прорываться с рассветом к своим.
Военно-историческая реконструкция
Атака отряда курсантов Ростовского пехотного училища остановила немецкий разведывательный батальон. Фашисты не рискнули перейти железнодорожную насыпь у Кошкино, думая, что там, за переездом находятся основные силы Красной Армии. Организованное сопротивление практически безоружных мальчишек вызвало уважение у бывалых вояк из частей СС.
Из воспоминаний курсанта Ростовского артиллерийского училища Виктора Астахова:
8 октября 1941 . Обидно быть простым заряжающим, когда можешь командовать батареей. Через год я должен получить звание лейтенанта. Мой отец, и в 1-ю Мировую и в Гражданскую, командовал пушками казачьей артиллерии. Я пошел по его стопам. Отец погиб месяц назад под Ленинградом. Мне хочется отомстить фашистским оккупантам за его смерть.
Три наших противотанковых орудия расположились на господствующей высоте у дороги. Мы прикрываем путь врагу в деревню со смешным названием Носовка (деревня Носово под Таганрогом). Эти пушки руководство училища сняли прямо с учебной части. Из этих орудий мы учились стрелять на полигоне, поэтому каждое из них я знаю, как свои пять пальцев. Все наши расчеты, включая ездовых, без пяти минут лейтенанты, как я.
Мы встретим врага здесь, у этой Носовки. Может быть, придется погибнуть. Но враг не должен пройти.
Места, где воевали Ростовские курсанты
9 октября:
Утром женщины из деревни принесли молока, вареной картошки, хлеба. Очень просили не пускать немцев в деревню. Сказали, что не пустим, остановим фашистов. Поели очень вкусно. Поймал себя на мысли что с момента выезда из Ростова толком ничего не ели. Наверное, от волнения все эти дни есть не хотелось. Написал письмо матери и невесте Маше. После обеда продолжали окапываться. Соединили орудия ходом сообщения, углубили укрытия для расчетов.
Под вечер на горизонте появились облака пыли и дым. Над нами пронеслись четыре немецких самолета, но, кажется, не заметили. Не зря мы тщательно маскировали орудия. Затем мы увидели три мотоцикла с колясками и небольшой полугусеничный броневик. Они направлялись в деревню. Судя по всему - это передовой отряд. Разведка. Подпустив ближе, первым выстрелом подбили бронемашину. Водителя и переднего пассажира убило наповал. Машина густо задымила и ребята дали еще несколько выстрелов по мотоциклам, но не попали. Те умчались прочь от деревни. Первая победа. До вражеского бронетранспортера - 1000 метров, может чуть больше. Мой друг Леха побежал к подбитому врагу за трофеями. Вернулся и притащил с собой автомат, винтовку, пистолет, награду в форме черного креста со свастикой внутри и планшет с документами. Не успели мы, как следует рассмотреть трофеи, как появились танки. Десять тяжелых танков шли к деревне, выстроившись в боевой порядок. Командиры танков, высунувшись из люков, и искали в бинокль нашу позицию. Увидели. Вспыхнуло огнем дуло одной из стальных махин. За батареей разорвался один снаряд. Далеко! Перелет. Следом выстрел другого танка. Опять перелет. Теперь и мы открыли огонь. Мое орудие сразу попало в гусеницу одной из вражеских машин. Танк дернулся и замер. Я достал еще один снаряд. Орудие еще раз выстрелило, снаряд чиркнул вскользь башню этой же машины. Заряжаю третий бронебойный. Улыбаюсь, сейчас добьем гада. Но не успели… Откуда-то сбоку прилетел снаряд и к нам. В нескольких метрах позади орудия взрыв. Огромная сила вытолкнула меня из капонира, что-то ударило по голове, и я потерял сознание, перестав, что либо чувствовать, видеть, понимать...
Погибший курсант
11 октября 1941. Ночь
Очнулся в темном помещении. Пахнет навозом. Рядом стоит корова и смотрит на меня. Весь в липком. Это кровь. Неужели ранен! Очень болит голова. Услышав мои стоны, в сарай вошел пожилой мужчина. Говорит, это он притащил меня сюда, увидев, что я живой. Рассказал: от батареи ничего не осталось, орудия разбиты, ребята все погибли. Как стемнело, из деревни пришли мужики, женщины и похоронили всех, кого смогли найти. Собрали руки, ноги, головы, все, что осталось от наших курсантов и закопали в воронках рядом с батареей. Я спросил, есть ли немцы в деревне. Оказалось, что нет. Они потеряли несколько танков и дальше не пошли. Все-таки не пустили мы врага в деревню. Выполнили обещание. Я заплакал, встал, и пошатываясь вышел из сарая…
Из воспоминаний Марка Рабиновича курсанта военно-политического училища:
Готовили из нас политруков рот. Военная подготовка тоже имелась. Умели стрелять из винтовки, пистолета, знали штыковой бой, могли окопаться. Но больше внимания уделяли полит. занятиям, разъясняли звериную сущность фашизма, рассказывали как беседовать с бойцами в ротах. Каждый из нас готов был рвать оккупантов зубами, у многих братья, друзья к тому моменту погибли на фронте. Так что, в бой мы курсанты рвались, хотя, как обстоят там дела на самом деле, не знали. И что враг у стен Ростова, было для всех полной неожиданностью. В ночь с 6-го на 7-е октября училище подняли по тревоге, раздали, какое было оружие, бутылки с керосином, гранаты и отправили под Таганрог останавливать немцев. Никто толком не знал ни численности противника, ни то, какая у него техника. Был приказ «остановить любой ценой». Вот как я описал наш бой.
12 октября 1941:
Наш курс, как и все наше военно-политическое училище, разбросали по разным участкам предполагаемого наступления немцев. Моему взводу достался участок в нескольких километрах от хутора Кошкино. Мы, вместе с неполной ротой 75-го Донского полка, прикрываем переправу через реку Миус. В этом месте река не широкая, летом, говорят, здесь проходит, колхозный скот на другой берег. Значит, может пройти вражеская техника, танки. У воды готовим замаскированные точки наблюдения, копаем чуть дальше себе одиночные окопы. У нас, курсантов, настроение боевое, приподнятое, а вот пехота копает неохотно, всё время шепчутся между собой, поглядывая на нас. Солдаты жалуются на голод. Кухни действительно нет. Те кто, отправились на хутор, вернулись с пустыми руками, не найдя там ничего съедобного. Ближе к полудню на противоположном берегу появились наши солдаты из отступающих, бегущих от врага частей. Они, представляли из себя, жалкое зрелище. Переправляясь через реку группами и по одиночке, многие без оружия, просили есть, утверждая, что бегут от самого Бердянска. Говорили что немцы буквально у них за спиной и вот-вот будут здесь и что врагов так много, что мы его не остановим. Наш командир, вместе с командиром роты пехотинцев пытался остановить отступающих. Некоторые действительно остались. У тех, кто особо настойчиво рвался в тыл, отбирали оружие. У нас, курсантов, в лучшем случае одна винтовка на троих была. За счет этих «беженцев» вооружились немного. А враг действительно не заставил себя ждать. Несколько бронемашин, грузовиков, мотоциклов довольно быстро приближались к переправе. Близко их не подпустили.
Заговорил «Максим» наших пехотинцев, остановив немцев. Фашисты быстро повыпрыгивали из грузовиков и рассыпались вдоль берега Миуса. Раздались сухие выстрелы немецких карабинов, автоматные и пулеметные очереди. Враг прощупывал оборону, пытался определить наши силы. Мы не могли активно стрелять, патронов почти не было, да и оружие было не у всех. Так фрицы решили, что нас мало и попытались переправиться под прикрытием огня своих пулеметов. Вот тут мы им всыпали. Стреляли то наши, метко, не зря учились. Два десятка немцев мертвыми поплыли по течению.
Обозлились враги и обрушили на наши позиции минометный огонь. В бессилии ничего не могли мы сделать. Один за другим гибли мои друзья в своих одиночках. Мины иногда попадали прямо в окоп, и тогда бойца буквально разрывало в клочья. Голова, руки в одну сторону, туловище в другую. Зато сразу на смерть, без всяких мучений. Хуже когда осколком отрывало ногу или распарывало спину, живот. Те, кому достались раны от осколков, дико кричали от боли. И этот крик был невыносим. От него становилось жутко.
Каждый из нас думал, что лучше бы сразу в клочья, чем так мучиться от нестерпимой боли. В какой-то момент пехота дрогнула. Не отступила. Хуже! Они начали вставать из своих неглубоких окопчиков с поднятыми руками. Один, затем еще и еще. Человек 15-ть таких набралось. Все взрослые, возраста моего отца. «Как им не стыдно!» - думал я, глядя на идущих в плен. Немцы прекратили огонь.
«Дядя, оставь винтовку» - неожиданно попросил кто-то из наших курсантов. «Чтоб ты мне из нее в спину шмальнул» - ответил солдат и еще выше поднял руки с оружием над головой. «Ну, хоть патронов оставьте!»- попросил уже дугой наш товарищ. Несколько человек бросили к нам в окопчики обоймы со своими патронами. Я тоже попросили патронов у проходящего мимо бойца. Он посмотрел на меня сверху вниз глазами полными слез. На вид ему было лет 50-т, не меньше. Лицо черное от загара, все в глубоких морщинах, небритое, обветренное. «Прости, сыночек, не могу я здесь с Вами погибать. Дома семеро деток, кто их кормить будет?» - сказал он мне еле слышно и положил мне в окоп две гранаты и десяток патронов. С поднятыми руками солдаты подошли к берегу и собрались вброд перейти реку. В этот момент наш командир встал во весь рост из своей одиночки. Фуражка слетела с его головы. Он был весь в крови. Правая рука его была оторвана выше локтя, гимнастерка порвана осколками на груди, портупея сползла с плеч. Пытаясь достать свой револьвер из кобуры левой рукой, командир кричал нам: «По изменникам Родины огонь! По предателям огонь!». Но никто не выстрелил. Серега Санин, который лежал недалеко от меня довольно громко сказал «Как же мы, в своих, стрелять будем? Они же не враги, не немцы!» В мыслях я с ним согласился. Мне казалось невозможным выстрелить в спину отцу семерых детей, который только что оставил мне патроны. Он по возрасту был как мой отец, может они даже знали друг друга. Никто из нас не выстрелил. Командир наш не нашел своего пистолета в пустой кобуре. Он еще несколько раз крикнул «Огонь! Огонь!» и упал без сил, потеряв сознание. Больше я его не видел. Пехотинцы переправились к немцам на другой берег, и мы видели, как фашисты обыскивают их, а затем пинками и ударами прикладов погнали к своим машинам. Обстрел прекратился. Минут через пятнадцать группа гитлеровцев вновь попыталась переправиться на нашем участке. И как в прошлый раз встретили врага меткими выстрелами.
Опять поплыли трупы немцев по реке. После этого они уже не пытались переправиться в этом месте. Прошел час, может больше. Напряжение начало сменятся усталостью. Потянуло в сон, глаза стали закрываться. И в этот момент сзади, прямо у нас за спиной ударил пулемет, затем еще один, откуда то, с боку, совсем рядом. Нас обошли, окружили. Я почувствовал сильный удар в плечо, и боль как от ожога раскаленным утюгом. Развернувшись в стороны пулеметного огня, я начал стрелять, не видя противника просто в его сторону. В голове все плыло, рукав моей шинели мокрел чем-то теплым, тягучим. Вокруг творилось, что-то невообразимое. Пыль, дым, взрывы, выстрелы отовсюду. Немцы начали опять переправляться через реку. «Видать, очень нужна им эта переправа» - крутилось мысль в голове, «танки, технику, хотят, наверное, здесь пустить». И еще надеялся, что вот-вот подоспеют наши, подойдет Красная Армия. Прилетят самолеты, подъедут танки, сверкая красными звездами на броне, прискачет кавалерия с шашками наголо. Никто не пришел на помощь. Расстреляв все свои патроны, лежал я на животе в своем окопчике, вжавшись в землю. Выстрелы постепенно стихли, стала слышна немецкая речь. Пошевелился, пытаясь понять, в чем дело. В этот момент кто то, с силой схватил воротник моей шинели и рывком достал меня из окопа. На берегу реки нас, курсантов построили в шеренгу. Двенадцать. Неужели это все, кто выжил из нашего отряда. Пехотинцев из 75-го полка тоже было примерно столько же, но они стояли в стороне от нас, сбившись в кучу, прижимаясь друг к другу. Мои товарищи все были ранены. Я сам не чувствовал свою руку, которая плетью висела вдоль туловища. Я сразу понял, что нас будут расстреливать. Они ходили вдоль нашего строя и повторяли « Комиссар, комиссар» показывая на нас. Мы действительно были будущими комиссарами. Еще очень жалко было, что я забыл о своих гранатах, которые мне оставил сдавшийся боец. Растерялся и не использовал их. Все мы растерялись, не смогли организовать оборону, оставшись без командиров. А с другой стороны, патронов у нас все равно не было. Тут кто- то из нас запел « Интернационал» - «Вставай проклятьем заклейменный» - прямо как в фильме «Мы из Кронштадта». Все подхватили. Немцы растерялись. Кто-то из них в нас выстрелил, затем еще и еще. Слаженного расстрела у них не получилось, гады, просто стреляли в нас без команды, не залпом, а разрозненно, кто как хотел. Может быть, это меня и спасло. Пуля, выпущенная из пистолета, попала в мой значок Ворошиловского стрелка, который был прикреплен к гимнастерке. Фашисты не сорвали, не заметили его. И знак спас мне жизнь. Пуля вошла не глубоко. Но от выстрела я упал в воду, и течение подхватило меня и потащило к камышам. Были сумерки и фашисты, вероятно, приняли меня за убитого. Всю ночь я пытался плыть вдоль берега по течению, прячась за камышами. Всюду были немцы, пускавшие осветительные ракеты. Только под утро нашел я позиции наших.
Это были чекисты из 33-го мотострелкового полка НКВД. Они достали меня из воды. И в этот момент я потерял сознание. Очнулся уже в Ростове в госпитале, где и пишу свой дневник.
Останки Ростовских курсантов найденные поисковиками
ПОСЛЕСЛОВИЕ.
В прошлом 2011 г. мы нашли и похоронили в Кумженском мемориале останки нескольких Ростовских Курсантов. Удалось установить фамилию лишь одного… Алексей Павлович Квач, беларус. Родился в Слуцком районе, что под Минском. Кроме него в семье было восемь братьев и сестер. В родном селе ждала его невеста Вера. Её имя он выцарапал на своей алюминиевой курсантской ложке. Ей через день писал письма. Вера всю жизнь ждала Алексея Квача в их родном селе Гресек. Она так и не вышла замуж, и умерла несколько лет назад, так и не узнав судьбу своего Алеши…
А Мы, поисковики, уже несколько лет, по копейкам, собираем средства, чтобы установить хотя бы маленький памятник Подвигу Ростовских Курсантов, погибших в боях за Донскую столицу.
Алексей Квач курсант РАУ. найден поисковиками в 2011
Из дневников Ростовских курсантов:
Виталий Сорокин
8 октября:
Прибыли к разъезду Кошкино. Курсовой офицер объяснил боевую задачу, нужно ликвидировать вражеский десант, прорвавшийся к Таганрогу. Численность десанта уточняется. По возможности, брать немцев в плен. Нас 120-ть курсантов и преподавателей 2-го курса Ростовского Пехотного Училища. Вооружение 40 винтовок Мосина образца 1891-го, 2-а автомата ППД, 2-а пулемета Дегтярева, один Максим, бутылки с горючей смесью. У меня две бутылки с зажигательной жидкостью и коробочек спичек. Зачем мне эти бутылки? Десант, по идее, техники не имеет. Лучше бы дали винтовку. К вечеру окопались в редком кустарнике у железнодорожного полотна. Будем здесь поджидать фашистов.
9 октября:
Утром с рассветом услышали гул моторов. Неужели наши танкисты тоже приехали ловить десант! В осеней дымке прямо впереди наших одиночек видим десять мотоциклов, более двадцати бронетранспортеров и не менее полусотни танков и самоходок разных конструкций. Это не наши. Это немцы!
Из передового окопчика бежит Саша Сидоров. Он размахивает руками, что-то кричит, показывает в сторону мотоциклистов. Среди шума машин появился новый звук. Часто застучал барабан. Россыпью та-та-та, та-та-та, та-та-та! Саша неожиданно упал, не добежав до командира. Командир резко встал из своей одиночки, достал свой наган из кобуры и засвистел в свисток трижды. В АТАКУ! Сколько раз за это лето мы поднимались у учебную атаку. Теперь идем в настоящую. Все побежали вперед. И со всех сторон начали бить барабаны. ТА-ТА-ТА! ТА-ТА-ТА! Кругом спотыкались и падали мои друзья. Почему они спотыкаются? Неужели в высокой траве столько камней? Почему они не встают? Такие вопросы, крутились у меня в голове, пока я несся в атаку, боковым зрением наблюдая, что происходит вокруг. У кого были винтовки, те стреляли в мотоциклистов, остальные вместе со мной бежали к броневикам, что бы кинуть в них бутылкой. Рядом со мной «Кузя», Сергей Кузнецов с Нахаловки. У него тоже в руках бутылка. Смотрю на него. Слышу тонкий свист и на моих глазах Кузина голова, вьющиеся русые волосы, покрываются темной, густой, кроваво серой жидкостью. В меня летят куски костей, волос с головы Сереги. Мое лицо, шинель - все в кроваво-сером. Мой друг убит. Я отметил это, с каким- то удивлением, машинально. Чуть впереди другой Серега, «Солдат», Сергей Солдатов. Опять свист, еще, еще и вспыхивает он светлым, ярким огнем. Понимаю, что в бутылки, которые « Солдат» держал, как и я в руках, попали пули фашистов. Серега закрывает лицо руками, падает на землю, кричит, пытаясь потушить пламя. Бегу дальше, впереди бронетранспортер. Кидаю в него бутылки. Одну, затем вторую. Падаю сразу как после броска гранаты. Так нас учили. Но машина продолжает движение. Я забыл зажечь фитиль, расположенный у горлышка бутылки. Они разбились о кабину бронетранспортера, не причинив ему вреда. Обидно от того что так сплоховал. Слышу прерывистые свистки нашего сержанта. «Отходим-отходим». Рядом вспыхнул броневик, за ним еще легкий танк и еще броневик с немцами в кузове. Немцы выпрыгивают из кабины в объятых огнем мундирах. Некогда смотреть. Нужно отходить обратно на позиции. Бегу пригибаясь. Кругом лежат наши. Почему они не встают? Может они не слышат свистка сержанта? С такими мыслями возвращался я к нашему кустарнику. Сержант бежал впереди меня с винтовкой в руках. Он то и дело останавливался и свистел « отступление». За ним еще двое наших курсантов. Потом я. Вслед за сержантом мы перескочили железнодорожную насыпь и оказались в небольшой роще. Она была в тылу наших позиций. Нас оказалось четверо. Потом приполз еще один парень, раненый в живот. Ночью он умер. Это все, кто остались в живых. Утром нас было 120-ть. Будем прорываться с рассветом к своим.
Военно-историческая реконструкция
Атака отряда курсантов Ростовского пехотного училища остановила немецкий разведывательный батальон. Фашисты не рискнули перейти железнодорожную насыпь у Кошкино, думая, что там, за переездом находятся основные силы Красной Армии. Организованное сопротивление практически безоружных мальчишек вызвало уважение у бывалых вояк из частей СС.
Из воспоминаний курсанта Ростовского артиллерийского училища Виктора Астахова:
8 октября 1941 . Обидно быть простым заряжающим, когда можешь командовать батареей. Через год я должен получить звание лейтенанта. Мой отец, и в 1-ю Мировую и в Гражданскую, командовал пушками казачьей артиллерии. Я пошел по его стопам. Отец погиб месяц назад под Ленинградом. Мне хочется отомстить фашистским оккупантам за его смерть.
Три наших противотанковых орудия расположились на господствующей высоте у дороги. Мы прикрываем путь врагу в деревню со смешным названием Носовка (деревня Носово под Таганрогом). Эти пушки руководство училища сняли прямо с учебной части. Из этих орудий мы учились стрелять на полигоне, поэтому каждое из них я знаю, как свои пять пальцев. Все наши расчеты, включая ездовых, без пяти минут лейтенанты, как я.
Мы встретим врага здесь, у этой Носовки. Может быть, придется погибнуть. Но враг не должен пройти.
Места, где воевали Ростовские курсанты
9 октября:
Утром женщины из деревни принесли молока, вареной картошки, хлеба. Очень просили не пускать немцев в деревню. Сказали, что не пустим, остановим фашистов. Поели очень вкусно. Поймал себя на мысли что с момента выезда из Ростова толком ничего не ели. Наверное, от волнения все эти дни есть не хотелось. Написал письмо матери и невесте Маше. После обеда продолжали окапываться. Соединили орудия ходом сообщения, углубили укрытия для расчетов.
Под вечер на горизонте появились облака пыли и дым. Над нами пронеслись четыре немецких самолета, но, кажется, не заметили. Не зря мы тщательно маскировали орудия. Затем мы увидели три мотоцикла с колясками и небольшой полугусеничный броневик. Они направлялись в деревню. Судя по всему - это передовой отряд. Разведка. Подпустив ближе, первым выстрелом подбили бронемашину. Водителя и переднего пассажира убило наповал. Машина густо задымила и ребята дали еще несколько выстрелов по мотоциклам, но не попали. Те умчались прочь от деревни. Первая победа. До вражеского бронетранспортера - 1000 метров, может чуть больше. Мой друг Леха побежал к подбитому врагу за трофеями. Вернулся и притащил с собой автомат, винтовку, пистолет, награду в форме черного креста со свастикой внутри и планшет с документами. Не успели мы, как следует рассмотреть трофеи, как появились танки. Десять тяжелых танков шли к деревне, выстроившись в боевой порядок. Командиры танков, высунувшись из люков, и искали в бинокль нашу позицию. Увидели. Вспыхнуло огнем дуло одной из стальных махин. За батареей разорвался один снаряд. Далеко! Перелет. Следом выстрел другого танка. Опять перелет. Теперь и мы открыли огонь. Мое орудие сразу попало в гусеницу одной из вражеских машин. Танк дернулся и замер. Я достал еще один снаряд. Орудие еще раз выстрелило, снаряд чиркнул вскользь башню этой же машины. Заряжаю третий бронебойный. Улыбаюсь, сейчас добьем гада. Но не успели… Откуда-то сбоку прилетел снаряд и к нам. В нескольких метрах позади орудия взрыв. Огромная сила вытолкнула меня из капонира, что-то ударило по голове, и я потерял сознание, перестав, что либо чувствовать, видеть, понимать...
Погибший курсант
11 октября 1941. Ночь
Очнулся в темном помещении. Пахнет навозом. Рядом стоит корова и смотрит на меня. Весь в липком. Это кровь. Неужели ранен! Очень болит голова. Услышав мои стоны, в сарай вошел пожилой мужчина. Говорит, это он притащил меня сюда, увидев, что я живой. Рассказал: от батареи ничего не осталось, орудия разбиты, ребята все погибли. Как стемнело, из деревни пришли мужики, женщины и похоронили всех, кого смогли найти. Собрали руки, ноги, головы, все, что осталось от наших курсантов и закопали в воронках рядом с батареей. Я спросил, есть ли немцы в деревне. Оказалось, что нет. Они потеряли несколько танков и дальше не пошли. Все-таки не пустили мы врага в деревню. Выполнили обещание. Я заплакал, встал, и пошатываясь вышел из сарая…
Из воспоминаний Марка Рабиновича курсанта военно-политического училища:
Готовили из нас политруков рот. Военная подготовка тоже имелась. Умели стрелять из винтовки, пистолета, знали штыковой бой, могли окопаться. Но больше внимания уделяли полит. занятиям, разъясняли звериную сущность фашизма, рассказывали как беседовать с бойцами в ротах. Каждый из нас готов был рвать оккупантов зубами, у многих братья, друзья к тому моменту погибли на фронте. Так что, в бой мы курсанты рвались, хотя, как обстоят там дела на самом деле, не знали. И что враг у стен Ростова, было для всех полной неожиданностью. В ночь с 6-го на 7-е октября училище подняли по тревоге, раздали, какое было оружие, бутылки с керосином, гранаты и отправили под Таганрог останавливать немцев. Никто толком не знал ни численности противника, ни то, какая у него техника. Был приказ «остановить любой ценой». Вот как я описал наш бой.
12 октября 1941:
Наш курс, как и все наше военно-политическое училище, разбросали по разным участкам предполагаемого наступления немцев. Моему взводу достался участок в нескольких километрах от хутора Кошкино. Мы, вместе с неполной ротой 75-го Донского полка, прикрываем переправу через реку Миус. В этом месте река не широкая, летом, говорят, здесь проходит, колхозный скот на другой берег. Значит, может пройти вражеская техника, танки. У воды готовим замаскированные точки наблюдения, копаем чуть дальше себе одиночные окопы. У нас, курсантов, настроение боевое, приподнятое, а вот пехота копает неохотно, всё время шепчутся между собой, поглядывая на нас. Солдаты жалуются на голод. Кухни действительно нет. Те кто, отправились на хутор, вернулись с пустыми руками, не найдя там ничего съедобного. Ближе к полудню на противоположном берегу появились наши солдаты из отступающих, бегущих от врага частей. Они, представляли из себя, жалкое зрелище. Переправляясь через реку группами и по одиночке, многие без оружия, просили есть, утверждая, что бегут от самого Бердянска. Говорили что немцы буквально у них за спиной и вот-вот будут здесь и что врагов так много, что мы его не остановим. Наш командир, вместе с командиром роты пехотинцев пытался остановить отступающих. Некоторые действительно остались. У тех, кто особо настойчиво рвался в тыл, отбирали оружие. У нас, курсантов, в лучшем случае одна винтовка на троих была. За счет этих «беженцев» вооружились немного. А враг действительно не заставил себя ждать. Несколько бронемашин, грузовиков, мотоциклов довольно быстро приближались к переправе. Близко их не подпустили.
Заговорил «Максим» наших пехотинцев, остановив немцев. Фашисты быстро повыпрыгивали из грузовиков и рассыпались вдоль берега Миуса. Раздались сухие выстрелы немецких карабинов, автоматные и пулеметные очереди. Враг прощупывал оборону, пытался определить наши силы. Мы не могли активно стрелять, патронов почти не было, да и оружие было не у всех. Так фрицы решили, что нас мало и попытались переправиться под прикрытием огня своих пулеметов. Вот тут мы им всыпали. Стреляли то наши, метко, не зря учились. Два десятка немцев мертвыми поплыли по течению.
Обозлились враги и обрушили на наши позиции минометный огонь. В бессилии ничего не могли мы сделать. Один за другим гибли мои друзья в своих одиночках. Мины иногда попадали прямо в окоп, и тогда бойца буквально разрывало в клочья. Голова, руки в одну сторону, туловище в другую. Зато сразу на смерть, без всяких мучений. Хуже когда осколком отрывало ногу или распарывало спину, живот. Те, кому достались раны от осколков, дико кричали от боли. И этот крик был невыносим. От него становилось жутко.
Каждый из нас думал, что лучше бы сразу в клочья, чем так мучиться от нестерпимой боли. В какой-то момент пехота дрогнула. Не отступила. Хуже! Они начали вставать из своих неглубоких окопчиков с поднятыми руками. Один, затем еще и еще. Человек 15-ть таких набралось. Все взрослые, возраста моего отца. «Как им не стыдно!» - думал я, глядя на идущих в плен. Немцы прекратили огонь.
«Дядя, оставь винтовку» - неожиданно попросил кто-то из наших курсантов. «Чтоб ты мне из нее в спину шмальнул» - ответил солдат и еще выше поднял руки с оружием над головой. «Ну, хоть патронов оставьте!»- попросил уже дугой наш товарищ. Несколько человек бросили к нам в окопчики обоймы со своими патронами. Я тоже попросили патронов у проходящего мимо бойца. Он посмотрел на меня сверху вниз глазами полными слез. На вид ему было лет 50-т, не меньше. Лицо черное от загара, все в глубоких морщинах, небритое, обветренное. «Прости, сыночек, не могу я здесь с Вами погибать. Дома семеро деток, кто их кормить будет?» - сказал он мне еле слышно и положил мне в окоп две гранаты и десяток патронов. С поднятыми руками солдаты подошли к берегу и собрались вброд перейти реку. В этот момент наш командир встал во весь рост из своей одиночки. Фуражка слетела с его головы. Он был весь в крови. Правая рука его была оторвана выше локтя, гимнастерка порвана осколками на груди, портупея сползла с плеч. Пытаясь достать свой револьвер из кобуры левой рукой, командир кричал нам: «По изменникам Родины огонь! По предателям огонь!». Но никто не выстрелил. Серега Санин, который лежал недалеко от меня довольно громко сказал «Как же мы, в своих, стрелять будем? Они же не враги, не немцы!» В мыслях я с ним согласился. Мне казалось невозможным выстрелить в спину отцу семерых детей, который только что оставил мне патроны. Он по возрасту был как мой отец, может они даже знали друг друга. Никто из нас не выстрелил. Командир наш не нашел своего пистолета в пустой кобуре. Он еще несколько раз крикнул «Огонь! Огонь!» и упал без сил, потеряв сознание. Больше я его не видел. Пехотинцы переправились к немцам на другой берег, и мы видели, как фашисты обыскивают их, а затем пинками и ударами прикладов погнали к своим машинам. Обстрел прекратился. Минут через пятнадцать группа гитлеровцев вновь попыталась переправиться на нашем участке. И как в прошлый раз встретили врага меткими выстрелами.
Опять поплыли трупы немцев по реке. После этого они уже не пытались переправиться в этом месте. Прошел час, может больше. Напряжение начало сменятся усталостью. Потянуло в сон, глаза стали закрываться. И в этот момент сзади, прямо у нас за спиной ударил пулемет, затем еще один, откуда то, с боку, совсем рядом. Нас обошли, окружили. Я почувствовал сильный удар в плечо, и боль как от ожога раскаленным утюгом. Развернувшись в стороны пулеметного огня, я начал стрелять, не видя противника просто в его сторону. В голове все плыло, рукав моей шинели мокрел чем-то теплым, тягучим. Вокруг творилось, что-то невообразимое. Пыль, дым, взрывы, выстрелы отовсюду. Немцы начали опять переправляться через реку. «Видать, очень нужна им эта переправа» - крутилось мысль в голове, «танки, технику, хотят, наверное, здесь пустить». И еще надеялся, что вот-вот подоспеют наши, подойдет Красная Армия. Прилетят самолеты, подъедут танки, сверкая красными звездами на броне, прискачет кавалерия с шашками наголо. Никто не пришел на помощь. Расстреляв все свои патроны, лежал я на животе в своем окопчике, вжавшись в землю. Выстрелы постепенно стихли, стала слышна немецкая речь. Пошевелился, пытаясь понять, в чем дело. В этот момент кто то, с силой схватил воротник моей шинели и рывком достал меня из окопа. На берегу реки нас, курсантов построили в шеренгу. Двенадцать. Неужели это все, кто выжил из нашего отряда. Пехотинцев из 75-го полка тоже было примерно столько же, но они стояли в стороне от нас, сбившись в кучу, прижимаясь друг к другу. Мои товарищи все были ранены. Я сам не чувствовал свою руку, которая плетью висела вдоль туловища. Я сразу понял, что нас будут расстреливать. Они ходили вдоль нашего строя и повторяли « Комиссар, комиссар» показывая на нас. Мы действительно были будущими комиссарами. Еще очень жалко было, что я забыл о своих гранатах, которые мне оставил сдавшийся боец. Растерялся и не использовал их. Все мы растерялись, не смогли организовать оборону, оставшись без командиров. А с другой стороны, патронов у нас все равно не было. Тут кто- то из нас запел « Интернационал» - «Вставай проклятьем заклейменный» - прямо как в фильме «Мы из Кронштадта». Все подхватили. Немцы растерялись. Кто-то из них в нас выстрелил, затем еще и еще. Слаженного расстрела у них не получилось, гады, просто стреляли в нас без команды, не залпом, а разрозненно, кто как хотел. Может быть, это меня и спасло. Пуля, выпущенная из пистолета, попала в мой значок Ворошиловского стрелка, который был прикреплен к гимнастерке. Фашисты не сорвали, не заметили его. И знак спас мне жизнь. Пуля вошла не глубоко. Но от выстрела я упал в воду, и течение подхватило меня и потащило к камышам. Были сумерки и фашисты, вероятно, приняли меня за убитого. Всю ночь я пытался плыть вдоль берега по течению, прячась за камышами. Всюду были немцы, пускавшие осветительные ракеты. Только под утро нашел я позиции наших.
Это были чекисты из 33-го мотострелкового полка НКВД. Они достали меня из воды. И в этот момент я потерял сознание. Очнулся уже в Ростове в госпитале, где и пишу свой дневник.
Останки Ростовских курсантов найденные поисковиками
ПОСЛЕСЛОВИЕ.
В прошлом 2011 г. мы нашли и похоронили в Кумженском мемориале останки нескольких Ростовских Курсантов. Удалось установить фамилию лишь одного… Алексей Павлович Квач, беларус. Родился в Слуцком районе, что под Минском. Кроме него в семье было восемь братьев и сестер. В родном селе ждала его невеста Вера. Её имя он выцарапал на своей алюминиевой курсантской ложке. Ей через день писал письма. Вера всю жизнь ждала Алексея Квача в их родном селе Гресек. Она так и не вышла замуж, и умерла несколько лет назад, так и не узнав судьбу своего Алеши…
А Мы, поисковики, уже несколько лет, по копейкам, собираем средства, чтобы установить хотя бы маленький памятник Подвигу Ростовских Курсантов, погибших в боях за Донскую столицу.