ДЕД, лето 1967-го
Очень яркое воспоминание из очень раннего детства: утро, солнце освещает веранду. На чисто выбеленной стене дед развесил картинки из азбуки:
- Ну, Митя, начинает учить грамоту. Вот это буква Аааа…
Мне не хочется обучаться грамоте. У меня масса других дел на сегодня:
Первое - наловить жуков-солдатиков, оранжевых таких, с чёрными полосками на спинке.
Второе: попробовать всё-таки залезть на вершину нашего тутового дерева - мне кажется именно там самые вкусные и сладкие ягоды, бесполезно опадающие на землю, на потребу к жадным муравьям и прочим моим конкурентам по уничтожению этого лакомства.
И вообще, я давно хотел сбежать от надзирающей за мной сестры отца. Беременной тёти Любы, и исследовать, чем именно завершается улица Красная нашего села?
Ведь непременно, когда мы с дедом идём гулять, он - пешком, а я - на своём трёхколёсном велосипеде марки «ветерок», то дед не даёт мне вволю углубиться в эти таинственные дали - туда, где пыльная, грунтовая дорога вдруг становится мощёным булыжником.
Вот дед! Фашист, да и только!
Я - Митя. Митяшок, как зовут меня в селе. Село это ставропольское, зовётся Северное. Александровский район. Впрочем, в своём детском состоянии я этого не знаю. Знаю только то, что село - большое, несколько тысяч человек пашут тут землю тракторами и выращивают пшеницу. Мой дед - отнюдь не последний человек на селе. Он - учитель литературы и русского языка, в прошлом - директор школы. Его любят, хотя многие и не очень - дед бывает очень жёсток с теми, кто не подходит под его моральные устои. Дед крайне не любит пьяниц и бездельников. Даже я, пятилетний ребёнок, обязан трудиться - скажем, мне нужно собрать падалицу-алычу, нападавшую на рыхлую землю огорода, там, где заканчивается виноградник. Ибо дед мой - страстный виноградарь, он первым стал выращивать сию агрикультуру в селе. Не очень кстати удачную для Северного - тут прохладнее, чем на остальном Ставрополье и виноград получается кисловатым, и лишь к сентябрю. Хотя мой прадед, дедушка Вася, ещё в июле имеет первые сладкие грозди. Но это ведь село Благодарное, лежащее по высоте ниже и значительно более жаркое. Впрочем, мне пять лет, и я этого всего ещё не знаю, а знаю я, что вот сейчас дед оденет свою дырчатую шляпу и пиджак с медалями(дед - фронтовик) и мы отправимся гулять - исследовать ту самую улицу Красную, будь она неладна, не получается исследовать её до конца! И тут происходит неожиданное.
Надо сказать, что жизнь в селе - она катится по накатанным рельсам. И неожиданности встречаются нечасто. Но сегодня деда попросили вдруг съездить на хутор, рядом с озером Солёным, провести среди работников фермы политинформацию. Дед ведь коммунист - он не имеет право отказаться от общественного поручения, и - о, восторг!!! Он берёт с собой меня!!!(На фронте, рассказывал дед, в 42-м, подошли и сказали: Иван, мы рекомендуем тебя в партию. Отказаться было трусостью - немцы расстреливали пленных коммунистов.)
Вместе с доярками мы залезаем в полуторку, стоящую в тени сельской улицы. Жара тем временем набирает обороты. Тогда ещё не было этого пресловутого потепления, однако Ставрополье всегда отличалось жарким. Знойным летом. Женщины-доярки молоды, однако. С моего детского взгляда, они кажутся старухами - каждой не менее тридцати! Рассаживаемся. Дед-фашист, не пускает меня сесть к борту - а как прекрасно было бы ехать, видя подымающуюся пыль родной земли за самобеглым аппаратом, может быть чуждым в краю, где давно уже царила повозка с лошадью. В телеге ехать интереснее, - думаю я, малыш. И тут деду начинают задавать политические вопросы. Доярки - тогда они не были отуплены телевизором, ТиВи тогда работал дай Бог четыре часа в такой глуши, да и был далеко не у всех, и у сельских баб накапливались вопросы. Дед с достоинством рассказал о происках империализма, о благородном Вьетнаме, бьющем американских ястребов влёт с помощью наших умелых ракет, а я уже засматривался на пейзажи за бортом полуторки, к которому так по-фашистски не посадил меня дед.
Пейзажи были конечно не очень - горушки, выгорелая трава на них, не выжженная. А просто жёлтая. Под неимоверным и щедром ставропольским солнцем. Хотелось пить, но во фляге, посреди кузова, была вода. Не пей, призывали доярки - обратно поедем - возьмём молоко.
Ставропольский край! Это чудесная часть России. Пусть отдельные русские нацисты и утверждают, что южнее Ростова русской земли нет, однако по богатству и плодородности, по своей красоте, равной земли у России больше нет. Слева был виден профиль горы Свистун - названной в честь некоего атамана, справа круто вздымалась гора Главная. Где ещё с царских времён был устроен геодезический пост.
Тем временем показалось озеро Солёное. Это было как зеркало. Положенное плашмя на землю и отражающее солнечный блек вышины, озеро, оставшееся от древнего Океана Тэтис, по солёности не уступающей Мёртвому морю - утонуть и в нём невозможно.
И тут моя память делает пропуск - я не помню, что было дальше. Видимо. Мы купались в солёных водах и вернулись назад. Не помню, следующее воспоминание:
Жаркий день, завершившийся жарким, душным вечером. Однако в любом вечере есть. точнее наступает такая вечера часть, что становится прохладно. Я лежу на дедовой груди. Дед на спине лежит н а железной кровати, вынесенной на воздух, летней лежанке. И тяну:
-Ну, дед, расскажи про войну…
Дед отвечает нехотя
- Я же тебе всё рассказал - ну как мы немцев победили…
- Дед, расскажи, как самолёт сбил!
- Митюшок, да не я его сбил - мы все вместе!
- Ну, дед!
- Ладно, в сорок четвёртом, когда я на Украине был, в общем… он - летит, а мы , все, из всего личного оружия - и дали жару..
Дед пытается заснуть, но я, Митюшок, настойчив,
- Ну и что?
- Сшибли, он - парашют высадил…
- Ну вы немца поймали?
- ЭнКаВэДэ, отвечает уже спящий дед
На границе знакомой мне местности села живёт дед Семён. Он - изгой в роду. Во-первых, что-то не так было с ним во времена коллективизации, это конечно мне не расскажут.Во-вторых, служил на Камчатке - типа от войны прятался. В-третьих, женился не на предписанной невесте, а на той, что была уже за мужем, порченой, бабе Поле. Она вытравила плод и осталась бездетной. А у дедушки Семёна ноги одной нет - снаряд, не японский, а наш - попал под учебный обстрел. Мне не рекомендуют к ним ходить, но я - хожу. Мне уже восемь лет и я езжу по селу на велосипеде «Орлёнок». Дед Семён всегда встречает меня очень ласково. Я тогда не понимаю, но видимо - я являюсь символом примирения.
От деда Семёна кстати мне остался серебряный Николаевский рубль - он знал, что я интересуюсь нумизматикой, а тогда, в середине семидесятых, царские монетки можно было просто в огороде найти. Дед Семён обставил это, отдачу рубля, капитально. Он пригласил меня. Лет уже тринадцати от роду, и отдавая рубль, несколько раз повторил - помни меня, деда Семёна.
Вот я его и помню - мудрый был дед.
2008