.*.*.
Труднее всего объяснить то, что кажется очевидным. У меня это пока: а) лето - вереница бесконечных суббот; б) Пушкин и Моцарт - одного поля ягоды.
С летом всё просто. Тут надо только немного задуматься и пасьянс разложится.
Но с Пушкиным и Моцартом - беда. Моего словарного запаса не хватает, чтобы описать, почему они похожи друг на друга. Тем не менее я считаю, что если читать одного под музыку другого, то в мозгу произойдет приятный резонанс.
***
Некоторым мыслям нужна публика. Но им одинаково безразлично, расскажешь ли ты их миллионам (допустим, написав книгу) или всего одному единственному человеку. Им просто не терпится перейти в чужие головы. Они вроде вечно спешащих пассажиров на каком-нибудь вокзале, такие деловые, с чемоданами (где припасен ланч, смена белья и зубная щетка) и в шляпах. И вот они просто выскакивают из тебя со своими дорожными сумками, а ты остаешься пуст, как чистый лист, зато с чувством выполненного долга.
А бывают еще мысли-непоседы. Они не хотят засиживаться на одном месте и пулей вылетают из головы. Таким нет дела до публики, им даже все равно есть ли тебе сейчас до них дело (записать, рассказать) - они просто выскакивают вникуда и больше никогда не возвращаются. Ужасные эгоисты.
***
Записи в дневниках недостоверны, потому что нужно больше времени, чем месяц, неделя и уж тем более день, чтобы понять всю цепочку событий. Опираясь в рассказе на маленькие промежутки времени, мы как будто одеваем на себя очки с неподходящими диоптриями, и мир очерчивается слишком резкими контурами или наоборот расплывается разноцветным пятном на сетчатке глаза. Каждое событие перетекает в следующее с определенной логикой. И нам, близоруким, нужно время, чтобы ее разглядеть.
С летом всё просто. Тут надо только немного задуматься и пасьянс разложится.
Но с Пушкиным и Моцартом - беда. Моего словарного запаса не хватает, чтобы описать, почему они похожи друг на друга. Тем не менее я считаю, что если читать одного под музыку другого, то в мозгу произойдет приятный резонанс.
***
Некоторым мыслям нужна публика. Но им одинаково безразлично, расскажешь ли ты их миллионам (допустим, написав книгу) или всего одному единственному человеку. Им просто не терпится перейти в чужие головы. Они вроде вечно спешащих пассажиров на каком-нибудь вокзале, такие деловые, с чемоданами (где припасен ланч, смена белья и зубная щетка) и в шляпах. И вот они просто выскакивают из тебя со своими дорожными сумками, а ты остаешься пуст, как чистый лист, зато с чувством выполненного долга.
А бывают еще мысли-непоседы. Они не хотят засиживаться на одном месте и пулей вылетают из головы. Таким нет дела до публики, им даже все равно есть ли тебе сейчас до них дело (записать, рассказать) - они просто выскакивают вникуда и больше никогда не возвращаются. Ужасные эгоисты.
***
Записи в дневниках недостоверны, потому что нужно больше времени, чем месяц, неделя и уж тем более день, чтобы понять всю цепочку событий. Опираясь в рассказе на маленькие промежутки времени, мы как будто одеваем на себя очки с неподходящими диоптриями, и мир очерчивается слишком резкими контурами или наоборот расплывается разноцветным пятном на сетчатке глаза. Каждое событие перетекает в следующее с определенной логикой. И нам, близоруким, нужно время, чтобы ее разглядеть.