Сорок дней.
Мишу похоронили во вторник, 22 ноября, на Соловках. Все последние дни была ненастная промозглая погода, а в момент похорон выглянуло солнце. Низкое северное солнце. Соловки провожали Мишу в последний путь. Тонкий слой снега, сверкая на солнце, покрывал землю, стены и башни монастыря, Святое озеро.
Соловки - они живые. Они любят тех, кто их любит. Они помогают тем, кто им помогает. И они провожают тех, кто всю свою жизнь прожил с Соловками в сердце.
Мишина могила - на опушке леса, с видом на печаковскую дорогу, на море. Я люблю эту дорогу, многие мои соловецкие маршруты начинаются именно с нее. И теперь на ней я и буду встречаться с Мишей. Только поговорить уже не удастся.
А мы, Мишины друзья, в этот же день собрались у Мишиной матушки Лидии Михайловны в Балашихе. Ей в последние годы пришлось очень многое пережить. Умер муж, умер сын, Мишин брат. А теперь и Миша.
Миша каждый вечер перед уходом домой звонил матушке. Выходил из конторы и минут пять-десять гулял по двору с телефоном. Звонил он и в тот последний вечер. Разговор был обычный: все нормально, сейчас пойду домой, в магазин заходить не буду, погода не очень, пока. Но до дома Миша уже не дошел. И разговор с матушкой был последним в его жизни.
Матушка попросила, чтобы в день похорон мы собрались у нее и проводили Мишу вместе с ней. Сначала нас было человек пятнадцать, потом подъезжали еще и еще. Могли бы приехать сотни и сотни тех, кто знал Мишу по Соловкам, по нашему соловецкому отряду. Ведь все, кто работал в отряде с конца 70-х, все знали его. Кто-то приезжал в отряд на год, кто-то на два, а многие на пять, десять и более лет. Приезжали уже и дети тех, кто был в отряде раньше. Многие уже и не знали друг друга, их разделяли десятки лет. Но был один человек, которого знали все: это Миша Ковалев. Он был фундаментальной константой нашего соловецкого отряда. Он соединял все поколения воедино. Его имя было как пароль при встречах тех, кто хотя бы раз побывал в отряде.
Сначала было очень тяжело. У всех, кто начинал что-то говорить, буквально на втором же слове срывался голос. Осознание того, что Миши больше нет, просто душило. Плакали все, сдерживаться было просто невозможно.
Но поминки - это, прежде всего, память, это воспоминания о человеке. И каждый стал вспоминать какие-то свои моменты жизни, связанные с Мишей. И получалась история Мишиной жизни.
Миша окончил школу и поступил на физфак Московского Университета в 1974-м году. Но в соловецкий отряд приехал впервые довольно поздно: в 1979-м, уже закончив пятый курс физфака. Узнал он об отряде, как оказалось, за год до этого, в военных лагерях от своих однокурсников Андрюши Куркова и Саши Бойко. Миша был в лагерях на очень важной и ответственной для лагерей должности секретчика, носил секретные материалы. А что делать в свободное время, как ни говорить обо всем на свете! И ребята рассказали, в том числе и об отряде. И через год Миша поехал на Соловки.
В 1979-м отряд был необычным. В те годы поездки в стройотряд для всех первокурсников физфака были обязательны, но для них чаще формировали отряды в Подмосковье или в Смоленск. Дорога на Соловки первокурсникам была закрыта. А в 1979-м благодаря усилиям Димы Соболева впервые в отряд поехала базовая группа первокурсников. Естественно, их надо было всему учить. Нужны были опытные бойцы. К тому времени костяк отряда уже сложился, многие уже не первый год приезжали на Соловки. А Миша, хоть и впервые оказался здесь, как выяснилось, обладал очень ценным документом - водительскими правами. И когда возникала потребность в работе с техникой, Миша был незаменим.
Техника на соловецком реставрационном участке была старая, со своим норовом. Помню, что трактор надо было поставить обязательно у входа в Святительский корпус, так как заводился он, только спускаясь с горочки. Все время надо было что-то чинить, причем при полном отсутствии запчастей.
Вспомнили, как в 80-м под базу реставрационного участка передали один из скотных дворов, что расположены слева по дороге к аэропорту. Там у отряда был большой фронт работ. А Миша внутри скотного работал на тракторе, ровнял и сгребал то, что осталось от многих поколений коров. Пространство вроде и большое, но повсюду через 3-5 метров стоят кирпичные столбы, поддерживающие верхний ярус. И требовалось немалое умение, чтобы просто проезжать между ними, а ведь надо было еще и работать. Миша выходил из трактора весь мокрый и от усталости, и от духоты, и от нервного напряжения.
У меня есть одна фотография того времени, где на съезде этого скотного двора сидим мы втроем: я, Миша и Ваня Тулин.
Могли ли мы тогда думать, что пройдет тридцать лет, а мы по-прежнему все трое будем на Соловках, будем также сидеть, только уже или на крылечке конторы, или у нас на мысочке на берегу. Говорить, обсуждать, пить сухое вино, радоваться жизни, солнышку, морю. Ведь мы с Ваней так и ездим на Соловки, где Миша (нет, не могу писать в прошедшем времени!).
Миша закончил факультет, но остался работать в НИИ ядерной физики, который неразрывно связан с факультетом (находятся в одном здании). Он сидел на 6-м этаже нашего пятиэтажного корпуса (вот такие у нас чудеса, есть еще и 7-й этаж). Занимался автоматизацией эксперимента, разбирался с только-только появившимися тогда персональными компьютерами. А летом по-прежнему ехал на Соловки.
В конце 80-х факультетское начальство почему-то решило запретить выезд сотрудников в стройотряды со студентами. Но «осоловевших» в отряде выпускников было очень много, они организовали отдельную бригаду, Миша в какие-то годы и возглавлял ее. В результате на Соловках уже работали и отряд, и бригада.
А затем пришла перестройка. Закончился Советский Союз, закончились стройотряды, закончился реставрационный участок на Соловках. Но остались те, кто не мог оставить Соловки. Образовался кооператив «Палата» во главе с Володей Сошиным, который продолжил реставрацию на Соловках. И когда в 92-м потребовалось срочно отреставрировать южную стену Спаса, ветераны отряда и бригады, отложив все дела, приехали и сделали дело. И стало ясно, что отряд - это реальная сила, способная заниматься реставрацией под руководством профессионалов. И на следующий год кооператив вновь позвал ребят. Отряд не умер, он остался и каждый год и ветераны, и новое молодое поколение приезжали и продолжают приезжать на Соловки.
В начале 90-х Миша стал работать в банке, налаживал компьютерные сети. Но не лежала его душа к этой работе, да еще тяготила необходимость уже появившегося тогда дресс-кода. Все, кто видел Мишу в последние годы, знают, что главное для него в одежде - это ее удобство. А рубашка обязательно должна быть расстегнута как минимум на три пуговицы.
А Соловки тянули. Миша ездил туда не только летом, но и зимой. Кооператив развивался, становился на ноги, но требовался человек с организаторской жилкой, способный к тому же работать с современной компьютерной техникой и связью. И Миша, после некоторых раздумий, принял предложение Сошина. И в 94-м остался на Соловках. Теперь уже навсегда.
Так получилось, что хотя мы знакомы с Мишей более 30 лет, но стали близки, наверное, в последние лет десять. Потому что в начале 80-х он только начал ездить, а я уже как ветеран приезжал ненадолго. Потом у меня был перерыв до 95-го, потом два года на Анзере. В конце 90-х мы работали в монастыре, но каждый на своем месте. И только с переездом на Батарейный, полагаю, общение стало более тесным. И в какой-то момент я стал чувствовать в Мише родственную душу. Даже нашел этому объяснение.
Миша родился в конце апреля, я - в середине мая, мы с ним - Тельцы. И хотя я материалист, не верю во всякие гороскопы и прочая, я стал часто приговаривать, объясняя что-либо: «Ну, мы же с Мишей Тельцы, мы такие…». И я действительно временами чувствовал какое-то полное понимание, не знаю, какими словами это можно объяснить. В общем, понимал, что я бы поступил точно так же, как и Миша.
Миша весь день в конторе, часов с 11-ти (любил с утра поспать) и до ночи. А все пути ведут в контору. Кому по делу, кому просто так, поговорить. Ведь все знают, что Миша там. Но он же не просто так сидит, он РАБОТАЕТ. У него куча дел, причем все они распланированы в его голове: сначала это, потом то. А если кто-то пришел и нарушил планы? Просто даже и не подозревая об этом? Какое олимпийское спокойствие надо иметь! И Миша его имел.
Или просто сидят люди в конторе днем или вечером, говорят о чем-то, часто просто так. А Миша за компьютером делает дело. И он терпел, умел абстрагироваться от всего постороннего, главное, чтобы его не трогали в такие минуты.
В окно ему было хорошо видно, кто идет в контору, но, когда ты очень увлечен работой, то можно и не заметить кто. В этом случае Миша вскакивал навстречу, чтобы посмотреть, при этом часто было видно, что он всеми своими мыслями все еще там, в делах.
Я в какой-то момент осознал, что надо четко понимать, когда Миша занят, а когда с ним можно поговорить. Поэтому, входя в контору, от входа кричал: «Это я», чтобы он не вскакивал. Если приходил по делу, а Миша был целиком «в компьютере», понимал, что надо быстренько получить информацию и свалить. А если просто так, то садился тихо и ждал, пока он освободится от раздумий, чаще на то, чтобы покурить. Вот теперь-то с ним и можно было разговаривать. И прежде всего о прогнозе погоды. Это для Миши святое. Он следил и по сайту, и по барометру, на котором отражались изменения давления. Иногда поворчит для приличия на вопрос о прогнозе, но потом с увлечением начинает объяснять, что будет то-то и то-то, а вчера было что-то другое, и это не удивительно, потому что позавчера было еще что-то… Вот тогда становилось ясно, что его мозг освободился от дел, и можно смело говорить о чем угодно.
А особенно меня восхищало его общение с налоговой, Пенсионным и прочими официальными органами. Он досконально изучал все законы, анализировал их и все делал именно по закону. И знал их, по-моему, лучше, чем все эти органы. Поэтому вступал в переписку, звонил по телефону, когда что-то, по его мнению, было не так. Никогда не боялся никаких проверяющих, потому что всегда был твердо убежден, что у него все правильно, все по закону. Все отчеты готовил впритык, но все-таки с небольшим запасом по времени. А вдруг на почте много народу? Или она почему-то закрыта? Ведь все отчеты он отправлял по почте, с описью вложения, сохранял все квитанции. В общем, полный порядок.
И все у него было обосновано. Иногда я пытался дать какой-либо совет, но чаще натыкался на полное объяснение, почему надо делать так и именно так. Хотя в этом году он ко мне один раз прислушался.
Готовил он какой-то отчет, распечатал листов, наверное, с десяток, и достал конверт, чтобы упаковать. А конверт-то маленький, современный такой, узенький. Он начинает сгибать бумаги, причем не как обычно - посередине, потом - опять посередине. Нет, мысленно поделив на три части, тогда (прикидываю я) как раз получится по ширине конверта. Согнул - а не лезет, все-таки много бумаг. Начинает действовать как-то по-другому - опять не лезет. Крутит и так и так. Тут я не выдержал и решил дать совет. «Миша» - говорю, -«ведь у тебя же есть конверт побольше, я знаю, положи в него». И пока он не успел возразить, продолжаю: «Просто сегодня у тебя бумаг много, а в следующий раз будет мало, и ты опять положишь в маленький». Миша замер секунды на две, потом отошел к столу и действительно взял конверт побольше. И все получилось. Даже, по-моему, доверил мне адрес на конверте написать.
Миша никогда не любил фотографироваться. Как видел направленный на него фотоаппарат, начинал отбиваться. А я в последние годы повсюду хожу с аппаратом. Мы летом почти каждую неделю в выходной вечерком выходим на бережок. Коптим рыбу или жарим шашлык, выносим стол и стулья, пьем вино из бокалов. У Миши есть волшебный штопор, который сам вкручивается в пробку, а потом сам же от нее и освобождается. Вот тогда-то и можно было его фотографировать.
Вот Миша со штопором.
А вот Миша коптит рыбу.
А теперь работает с шашлыком.
А вот эта фотография мне очень нравится.
Я лежал на коврике и потихоньку целился аппаратом в Мишу. А он заметил. И только собрался что-то ироничное сказать, а я и щелкнул. Вот ирония и осталась. А пуговицы всего две расстегнуты.
И остался еще один ролик 2008-го года с нашими посиделками в конторе.
Несколько лет назад Саша Савин, который работал на Соловках в 80-е годы, отсканировал кучу старых Соловецких отрядных фотографий и создал страничку , снабдив фото подробными подписями. И сделал список бойцов, указав в скобках годы их пребывания на Соловках.
На букве «К» есть запись:
«Ковалев Миша (всегда там)».
Теперь Миша действительно навсегда там.
Светлая память!
Соловки - они живые. Они любят тех, кто их любит. Они помогают тем, кто им помогает. И они провожают тех, кто всю свою жизнь прожил с Соловками в сердце.
Мишина могила - на опушке леса, с видом на печаковскую дорогу, на море. Я люблю эту дорогу, многие мои соловецкие маршруты начинаются именно с нее. И теперь на ней я и буду встречаться с Мишей. Только поговорить уже не удастся.
А мы, Мишины друзья, в этот же день собрались у Мишиной матушки Лидии Михайловны в Балашихе. Ей в последние годы пришлось очень многое пережить. Умер муж, умер сын, Мишин брат. А теперь и Миша.
Миша каждый вечер перед уходом домой звонил матушке. Выходил из конторы и минут пять-десять гулял по двору с телефоном. Звонил он и в тот последний вечер. Разговор был обычный: все нормально, сейчас пойду домой, в магазин заходить не буду, погода не очень, пока. Но до дома Миша уже не дошел. И разговор с матушкой был последним в его жизни.
Матушка попросила, чтобы в день похорон мы собрались у нее и проводили Мишу вместе с ней. Сначала нас было человек пятнадцать, потом подъезжали еще и еще. Могли бы приехать сотни и сотни тех, кто знал Мишу по Соловкам, по нашему соловецкому отряду. Ведь все, кто работал в отряде с конца 70-х, все знали его. Кто-то приезжал в отряд на год, кто-то на два, а многие на пять, десять и более лет. Приезжали уже и дети тех, кто был в отряде раньше. Многие уже и не знали друг друга, их разделяли десятки лет. Но был один человек, которого знали все: это Миша Ковалев. Он был фундаментальной константой нашего соловецкого отряда. Он соединял все поколения воедино. Его имя было как пароль при встречах тех, кто хотя бы раз побывал в отряде.
Сначала было очень тяжело. У всех, кто начинал что-то говорить, буквально на втором же слове срывался голос. Осознание того, что Миши больше нет, просто душило. Плакали все, сдерживаться было просто невозможно.
Но поминки - это, прежде всего, память, это воспоминания о человеке. И каждый стал вспоминать какие-то свои моменты жизни, связанные с Мишей. И получалась история Мишиной жизни.
Миша окончил школу и поступил на физфак Московского Университета в 1974-м году. Но в соловецкий отряд приехал впервые довольно поздно: в 1979-м, уже закончив пятый курс физфака. Узнал он об отряде, как оказалось, за год до этого, в военных лагерях от своих однокурсников Андрюши Куркова и Саши Бойко. Миша был в лагерях на очень важной и ответственной для лагерей должности секретчика, носил секретные материалы. А что делать в свободное время, как ни говорить обо всем на свете! И ребята рассказали, в том числе и об отряде. И через год Миша поехал на Соловки.
В 1979-м отряд был необычным. В те годы поездки в стройотряд для всех первокурсников физфака были обязательны, но для них чаще формировали отряды в Подмосковье или в Смоленск. Дорога на Соловки первокурсникам была закрыта. А в 1979-м благодаря усилиям Димы Соболева впервые в отряд поехала базовая группа первокурсников. Естественно, их надо было всему учить. Нужны были опытные бойцы. К тому времени костяк отряда уже сложился, многие уже не первый год приезжали на Соловки. А Миша, хоть и впервые оказался здесь, как выяснилось, обладал очень ценным документом - водительскими правами. И когда возникала потребность в работе с техникой, Миша был незаменим.
Техника на соловецком реставрационном участке была старая, со своим норовом. Помню, что трактор надо было поставить обязательно у входа в Святительский корпус, так как заводился он, только спускаясь с горочки. Все время надо было что-то чинить, причем при полном отсутствии запчастей.
Вспомнили, как в 80-м под базу реставрационного участка передали один из скотных дворов, что расположены слева по дороге к аэропорту. Там у отряда был большой фронт работ. А Миша внутри скотного работал на тракторе, ровнял и сгребал то, что осталось от многих поколений коров. Пространство вроде и большое, но повсюду через 3-5 метров стоят кирпичные столбы, поддерживающие верхний ярус. И требовалось немалое умение, чтобы просто проезжать между ними, а ведь надо было еще и работать. Миша выходил из трактора весь мокрый и от усталости, и от духоты, и от нервного напряжения.
У меня есть одна фотография того времени, где на съезде этого скотного двора сидим мы втроем: я, Миша и Ваня Тулин.
Могли ли мы тогда думать, что пройдет тридцать лет, а мы по-прежнему все трое будем на Соловках, будем также сидеть, только уже или на крылечке конторы, или у нас на мысочке на берегу. Говорить, обсуждать, пить сухое вино, радоваться жизни, солнышку, морю. Ведь мы с Ваней так и ездим на Соловки, где Миша (нет, не могу писать в прошедшем времени!).
Миша закончил факультет, но остался работать в НИИ ядерной физики, который неразрывно связан с факультетом (находятся в одном здании). Он сидел на 6-м этаже нашего пятиэтажного корпуса (вот такие у нас чудеса, есть еще и 7-й этаж). Занимался автоматизацией эксперимента, разбирался с только-только появившимися тогда персональными компьютерами. А летом по-прежнему ехал на Соловки.
В конце 80-х факультетское начальство почему-то решило запретить выезд сотрудников в стройотряды со студентами. Но «осоловевших» в отряде выпускников было очень много, они организовали отдельную бригаду, Миша в какие-то годы и возглавлял ее. В результате на Соловках уже работали и отряд, и бригада.
А затем пришла перестройка. Закончился Советский Союз, закончились стройотряды, закончился реставрационный участок на Соловках. Но остались те, кто не мог оставить Соловки. Образовался кооператив «Палата» во главе с Володей Сошиным, который продолжил реставрацию на Соловках. И когда в 92-м потребовалось срочно отреставрировать южную стену Спаса, ветераны отряда и бригады, отложив все дела, приехали и сделали дело. И стало ясно, что отряд - это реальная сила, способная заниматься реставрацией под руководством профессионалов. И на следующий год кооператив вновь позвал ребят. Отряд не умер, он остался и каждый год и ветераны, и новое молодое поколение приезжали и продолжают приезжать на Соловки.
В начале 90-х Миша стал работать в банке, налаживал компьютерные сети. Но не лежала его душа к этой работе, да еще тяготила необходимость уже появившегося тогда дресс-кода. Все, кто видел Мишу в последние годы, знают, что главное для него в одежде - это ее удобство. А рубашка обязательно должна быть расстегнута как минимум на три пуговицы.
А Соловки тянули. Миша ездил туда не только летом, но и зимой. Кооператив развивался, становился на ноги, но требовался человек с организаторской жилкой, способный к тому же работать с современной компьютерной техникой и связью. И Миша, после некоторых раздумий, принял предложение Сошина. И в 94-м остался на Соловках. Теперь уже навсегда.
Так получилось, что хотя мы знакомы с Мишей более 30 лет, но стали близки, наверное, в последние лет десять. Потому что в начале 80-х он только начал ездить, а я уже как ветеран приезжал ненадолго. Потом у меня был перерыв до 95-го, потом два года на Анзере. В конце 90-х мы работали в монастыре, но каждый на своем месте. И только с переездом на Батарейный, полагаю, общение стало более тесным. И в какой-то момент я стал чувствовать в Мише родственную душу. Даже нашел этому объяснение.
Миша родился в конце апреля, я - в середине мая, мы с ним - Тельцы. И хотя я материалист, не верю во всякие гороскопы и прочая, я стал часто приговаривать, объясняя что-либо: «Ну, мы же с Мишей Тельцы, мы такие…». И я действительно временами чувствовал какое-то полное понимание, не знаю, какими словами это можно объяснить. В общем, понимал, что я бы поступил точно так же, как и Миша.
Миша весь день в конторе, часов с 11-ти (любил с утра поспать) и до ночи. А все пути ведут в контору. Кому по делу, кому просто так, поговорить. Ведь все знают, что Миша там. Но он же не просто так сидит, он РАБОТАЕТ. У него куча дел, причем все они распланированы в его голове: сначала это, потом то. А если кто-то пришел и нарушил планы? Просто даже и не подозревая об этом? Какое олимпийское спокойствие надо иметь! И Миша его имел.
Или просто сидят люди в конторе днем или вечером, говорят о чем-то, часто просто так. А Миша за компьютером делает дело. И он терпел, умел абстрагироваться от всего постороннего, главное, чтобы его не трогали в такие минуты.
В окно ему было хорошо видно, кто идет в контору, но, когда ты очень увлечен работой, то можно и не заметить кто. В этом случае Миша вскакивал навстречу, чтобы посмотреть, при этом часто было видно, что он всеми своими мыслями все еще там, в делах.
Я в какой-то момент осознал, что надо четко понимать, когда Миша занят, а когда с ним можно поговорить. Поэтому, входя в контору, от входа кричал: «Это я», чтобы он не вскакивал. Если приходил по делу, а Миша был целиком «в компьютере», понимал, что надо быстренько получить информацию и свалить. А если просто так, то садился тихо и ждал, пока он освободится от раздумий, чаще на то, чтобы покурить. Вот теперь-то с ним и можно было разговаривать. И прежде всего о прогнозе погоды. Это для Миши святое. Он следил и по сайту, и по барометру, на котором отражались изменения давления. Иногда поворчит для приличия на вопрос о прогнозе, но потом с увлечением начинает объяснять, что будет то-то и то-то, а вчера было что-то другое, и это не удивительно, потому что позавчера было еще что-то… Вот тогда становилось ясно, что его мозг освободился от дел, и можно смело говорить о чем угодно.
А особенно меня восхищало его общение с налоговой, Пенсионным и прочими официальными органами. Он досконально изучал все законы, анализировал их и все делал именно по закону. И знал их, по-моему, лучше, чем все эти органы. Поэтому вступал в переписку, звонил по телефону, когда что-то, по его мнению, было не так. Никогда не боялся никаких проверяющих, потому что всегда был твердо убежден, что у него все правильно, все по закону. Все отчеты готовил впритык, но все-таки с небольшим запасом по времени. А вдруг на почте много народу? Или она почему-то закрыта? Ведь все отчеты он отправлял по почте, с описью вложения, сохранял все квитанции. В общем, полный порядок.
И все у него было обосновано. Иногда я пытался дать какой-либо совет, но чаще натыкался на полное объяснение, почему надо делать так и именно так. Хотя в этом году он ко мне один раз прислушался.
Готовил он какой-то отчет, распечатал листов, наверное, с десяток, и достал конверт, чтобы упаковать. А конверт-то маленький, современный такой, узенький. Он начинает сгибать бумаги, причем не как обычно - посередине, потом - опять посередине. Нет, мысленно поделив на три части, тогда (прикидываю я) как раз получится по ширине конверта. Согнул - а не лезет, все-таки много бумаг. Начинает действовать как-то по-другому - опять не лезет. Крутит и так и так. Тут я не выдержал и решил дать совет. «Миша» - говорю, -«ведь у тебя же есть конверт побольше, я знаю, положи в него». И пока он не успел возразить, продолжаю: «Просто сегодня у тебя бумаг много, а в следующий раз будет мало, и ты опять положишь в маленький». Миша замер секунды на две, потом отошел к столу и действительно взял конверт побольше. И все получилось. Даже, по-моему, доверил мне адрес на конверте написать.
Миша никогда не любил фотографироваться. Как видел направленный на него фотоаппарат, начинал отбиваться. А я в последние годы повсюду хожу с аппаратом. Мы летом почти каждую неделю в выходной вечерком выходим на бережок. Коптим рыбу или жарим шашлык, выносим стол и стулья, пьем вино из бокалов. У Миши есть волшебный штопор, который сам вкручивается в пробку, а потом сам же от нее и освобождается. Вот тогда-то и можно было его фотографировать.
Вот Миша со штопором.
А вот Миша коптит рыбу.
А теперь работает с шашлыком.
А вот эта фотография мне очень нравится.
Я лежал на коврике и потихоньку целился аппаратом в Мишу. А он заметил. И только собрался что-то ироничное сказать, а я и щелкнул. Вот ирония и осталась. А пуговицы всего две расстегнуты.
И остался еще один ролик 2008-го года с нашими посиделками в конторе.
Click to viewНесколько лет назад Саша Савин, который работал на Соловках в 80-е годы, отсканировал кучу старых Соловецких отрядных фотографий и создал страничку , снабдив фото подробными подписями. И сделал список бойцов, указав в скобках годы их пребывания на Соловках.
На букве «К» есть запись:
«Ковалев Миша (всегда там)».
Теперь Миша действительно навсегда там.
Светлая память!