Анзер, рассказы о жизни, французская история
Вспомню-ка я еще одну анзерскую историю с французским акцентом. Правда, я сам в ней почти не участвовал, знаю ее в основном по рассказам очевидцев. Но рассказы таковы, что, кажется, я сам все и видел.
Случилась она в августе 1996 года. Сообщили нам, что должна приехать в Троицкий скит какая-то важная группа из Франции, среди которых будут потомки не то царских кровей, не то великих князей. И вот сидим мы после обеда в нашей уютной сводчатой трапезной (ее фото обязательно будут), смотрим в окно, а там по дороге от Кеньги идет неспеша группа человек 10-12. Ну, мы быстренько по рабочим местам, чтобы не мешаться под ногами.
А французов привели в трапезную, посадили за наши столы, хотели чаем напоить. Но пока он на печке закипит… А на столах у нас всегда стояли миски с чесноком. Это как соловецкое отрядное правило: все для борьбы с авитаминозом едят чеснок в массовых количествах. И вот сидят французы, ждут, а чеснок в мисках на столах. И уж не знаю, то ли они решили, что это угощенье какое, или проголодались сильно, но стали они этот чеснок есть, да с удовольствием. Попросили хлеба, а у нас хлеб в дефиците, так как привозили продукты раз в неделю, консервам-то ничего, а хлеб то кончится, то зачерствеет, то заплесневеет. В общем, не было у нас тогда хлеба, предложили было остатки каши, но отказались французы от каши.
А мы в это время работали в Троицкой церкви, делали конструкцию для пола (я об этом уже писал ). Стояли с топорами каждый в своем углу и тесали неспеша. Тут кто-то заходит и говорит: «Костя, пошли». А Костя, наш самый главный плотник, ездит на Соловки с 1981 года практически каждый год, на самом деле Константин Александрович, доктор наук, профессор, известный в научном мире человек, говорит на английском, французском, немецком, ну и, наверное, на остальных языках. И его попросили провести миниэкскурсию для французов. Ну, разогнул он спину и пошел к выходу. Свидетели потом рассказывали: сидят французы в трапезной, и тут открывается дверь и заходит мужичок в старом ватнике, подпоясанный шарфом, с топором в руках и смотрит на них. Уж не знаю, что они подумали, но, к счастью, пауза была недолгой, мужичок открыл рот и стал изъясняться с ними на чистом французском языке.
Мы этого не видели, мы продолжали молча на рабочем месте тесать топорами. И вот открывается наша дверь, входит Костя, уже без топора, за ним французы, и начинается милое щебетание, сопровождающееся энергичной жестикуляцией, улыбками и смехом. Через минуту они уходят.
Проходит еще минут 10-20, и Костя возвращается, уже с топором, молча идет на свое место и, как и мы все, начинает тюкать. И минут через пять вдруг Костя ни с того ни с сего начинает хохотать, да так заразительно, что мы, естественно, останавливаемся, смотрим на него, мол, в чем дело? Он отсмеялся и рассказывает. Беседуют он с французами, они что-то расспрашивают, он отвечает. Зашел разговор об отце Елисее, который с нами работал на тракторе. Французы и спрашивают, а что еще он делает? Костя отвечает, что вечером, а то и ночью он ловит рыбу. И тут лица у французов вытягиваются, в воздухе повисает пауза. Костя, естественно, не понимает, что случилось. Начинают выяснять, и оказывается слова «ловить рыбу» по-французски очень созвучны со словом «прелюбодействовать» или с чем-то подобным. И, естественно, Костины слова о ночной ловле рыбы превратились в …, ну вы понимаете. Посмеялись все, и мы тоже после Костиного рассказа.
И последний эпизод. Кто-то из французов попросил разрешения позвонить. В 1996-м еще никаких мобильных не было, у нас была какая-то маломощная радиостанция, для которой мы ставили как антенну 6-7-миметровую жердь. Да и то не всегда удавалось на связь выходить. Ну, пришлось извиниться, мол, нет у нас телефона, что французов несколько удивило. А мы не стали им объяснять, что у нас не только телефона, но и электричества нет, и воды горячей, а за холодной мы ходим к ручью, вытекающему из озера, а чтобы помыться раз в неделю, топим баню, а в остальные дни купаемся в озере чуть ли не в любую погоду. И, главное, очень довольны такой своей жизнью.
Как иллюстрация, фото периода работ внутри церкви.
Следующая история…
Случилась она в августе 1996 года. Сообщили нам, что должна приехать в Троицкий скит какая-то важная группа из Франции, среди которых будут потомки не то царских кровей, не то великих князей. И вот сидим мы после обеда в нашей уютной сводчатой трапезной (ее фото обязательно будут), смотрим в окно, а там по дороге от Кеньги идет неспеша группа человек 10-12. Ну, мы быстренько по рабочим местам, чтобы не мешаться под ногами.
А французов привели в трапезную, посадили за наши столы, хотели чаем напоить. Но пока он на печке закипит… А на столах у нас всегда стояли миски с чесноком. Это как соловецкое отрядное правило: все для борьбы с авитаминозом едят чеснок в массовых количествах. И вот сидят французы, ждут, а чеснок в мисках на столах. И уж не знаю, то ли они решили, что это угощенье какое, или проголодались сильно, но стали они этот чеснок есть, да с удовольствием. Попросили хлеба, а у нас хлеб в дефиците, так как привозили продукты раз в неделю, консервам-то ничего, а хлеб то кончится, то зачерствеет, то заплесневеет. В общем, не было у нас тогда хлеба, предложили было остатки каши, но отказались французы от каши.
А мы в это время работали в Троицкой церкви, делали конструкцию для пола (я об этом уже писал ). Стояли с топорами каждый в своем углу и тесали неспеша. Тут кто-то заходит и говорит: «Костя, пошли». А Костя, наш самый главный плотник, ездит на Соловки с 1981 года практически каждый год, на самом деле Константин Александрович, доктор наук, профессор, известный в научном мире человек, говорит на английском, французском, немецком, ну и, наверное, на остальных языках. И его попросили провести миниэкскурсию для французов. Ну, разогнул он спину и пошел к выходу. Свидетели потом рассказывали: сидят французы в трапезной, и тут открывается дверь и заходит мужичок в старом ватнике, подпоясанный шарфом, с топором в руках и смотрит на них. Уж не знаю, что они подумали, но, к счастью, пауза была недолгой, мужичок открыл рот и стал изъясняться с ними на чистом французском языке.
Мы этого не видели, мы продолжали молча на рабочем месте тесать топорами. И вот открывается наша дверь, входит Костя, уже без топора, за ним французы, и начинается милое щебетание, сопровождающееся энергичной жестикуляцией, улыбками и смехом. Через минуту они уходят.
Проходит еще минут 10-20, и Костя возвращается, уже с топором, молча идет на свое место и, как и мы все, начинает тюкать. И минут через пять вдруг Костя ни с того ни с сего начинает хохотать, да так заразительно, что мы, естественно, останавливаемся, смотрим на него, мол, в чем дело? Он отсмеялся и рассказывает. Беседуют он с французами, они что-то расспрашивают, он отвечает. Зашел разговор об отце Елисее, который с нами работал на тракторе. Французы и спрашивают, а что еще он делает? Костя отвечает, что вечером, а то и ночью он ловит рыбу. И тут лица у французов вытягиваются, в воздухе повисает пауза. Костя, естественно, не понимает, что случилось. Начинают выяснять, и оказывается слова «ловить рыбу» по-французски очень созвучны со словом «прелюбодействовать» или с чем-то подобным. И, естественно, Костины слова о ночной ловле рыбы превратились в …, ну вы понимаете. Посмеялись все, и мы тоже после Костиного рассказа.
И последний эпизод. Кто-то из французов попросил разрешения позвонить. В 1996-м еще никаких мобильных не было, у нас была какая-то маломощная радиостанция, для которой мы ставили как антенну 6-7-миметровую жердь. Да и то не всегда удавалось на связь выходить. Ну, пришлось извиниться, мол, нет у нас телефона, что французов несколько удивило. А мы не стали им объяснять, что у нас не только телефона, но и электричества нет, и воды горячей, а за холодной мы ходим к ручью, вытекающему из озера, а чтобы помыться раз в неделю, топим баню, а в остальные дни купаемся в озере чуть ли не в любую погоду. И, главное, очень довольны такой своей жизнью.
Как иллюстрация, фото периода работ внутри церкви.
Следующая история…