Про поэзию
Послала меня сегодня жена. Нет, не куда вы подумали, в магазин. Все равно мимо идешь, зайди в универмаг, грит, посмотри кой-чего. А я, надо сказать, всяческий жопинг шопинг терпеть не могу. У меня минуты через три этого дела начинает голова болеть и какая-то злость неприятная внутри образуется. Хочеца материться и убить кого-нибудь, обычно продавца или сопровождающее меня лицо, которым, как правило, является супружница моя. Поэтому, чтобы не обидеть никого, я хватаю нож первое, что под руку подвернется, покупаю сразу, без разговоров. А что попадется - дело десятое. Настроение с утра было хорошее, поэтому, немного поломавшись, я согласился на все зайти в универмаг этот, будь он проклят. Заехал на эскалаторе на четвертый этаж, поглядел, чего жена просила, даже чего не просила поглядел, благо праздник скоро - надо готовица. И пока злости переизбыток не образовался, решил я смыться оттуда и заодно неприятный осадок смыть от пребывания в столь неприглядном заведении. Чем? - спросите, известно чем - большим количеством жидкости, следовательно пивом. Зашел в универмаге в кафе, а у них пива там небогато, то бишь совсем нетути. Ладно, думаю, пойду из этого гнилого места. Вот в радужном настроении, в предвкушении пива спускаюсь по лестнице. На втором этаже стоят две девушки, нарядные такие, симпатюшные, и мило улыбаются. Одна в руке держит ма-а-аленькую бутылочку коньячку. 50-ят грамм. Подходит ко мне:
- Вы стихотворение не хотите рассказать? Мы всем, кто стихи рассказывает, призы даем.
А мне сразу коньячку очень захотелось, на халявку-то.
- Хочу, - говорю. То есть не очень - стихи рассказывать, а в целом - и коньячку писишечку и девушку бы не прочь.
- У нас все "Я помню чудное мнгновенье" (так прямо и сказала) рассказывают.
- Мгновенье, конечное, чудное, (это про коньяк) но я лучше другое расскажу.
Встал в позу, хвост расфуфырил, рассказываю с выражением:
От жажды умираю над ручьем,
Смеюсь сквозь слезы и тружусь играя,
Куда бы ни пошел - везде мой дом,
Чужбина мне - страна моя родная.
Я знаю все, я ничего не знаю,
Мне из людей понятен только тот,
Кто лебедицу вороном зовет.
Я сомневаюсь в явном, верю чуду,
Нагой как червь, пышнее всех господ,
Я всеми принят, изгнан ото всюду.
Хорошо рассказал, чуйственно, аж самому понравилось. Девки послушали, послушали, которая с коньяком лезет в карман и достает оттуда…
- Это че?
- Чупа-чупс. Это вам, за труды.
- Нахрен мне эта радость круглых идиотов и прочих наркоманов? Ты девка, того, не дури. Коньяк давай.
- Коньяк - это первая премия, мы его не всем даем.
- До всех мне как-то фиолетово, стих был? Рассказал хорошо? Чай не Пушкин какой поношенный, Франсуа Вийон, поэт-висельник, его, может, за это стихотворение повесили, а тебе коньячку жалко, на смерть поэта.
- Все, - говорит, - уматывай, гнида. Бери свой чупс.
Не взял я - гордый. Обман один кругом. А вы говорите - жопинг шопинг. Пошел я домой грустный, а в голове вертится:
У высокого берега, возле малой могилы
В светлый день Благовещенья пели тихой псалом.
Белые священники с улыбкой хоронили
Маленькую девочку в платье голубом.
И представил я себе ету стерву в гробу в платье голубом, сразу понятно стало, чего попы улыбались. И как-то мне полегчало.