Смиренный тип невротической личности (продолжение)
Цитируется по книге Карен Хорни «Невроз и личностный рост»
…
Попытка обвинить других или как-то иначе проявить к ним враждебность на самом деле не успокоила бы его, а испугала - из-за его табу на проявления агрессии. И, как мы теперь видим, он так сильно нуждается в других, что по этой самой причине должен избегать трений с ними. В итоге, вследствие всех этих обстоятельств, он просто не может постоять за себя, и это приложимо не только к его столкновению с другими, но и к своим нападкам на самого себя. Другими словами, он так же беззащитен против собственных обвинений, презрения, мучительства и т.п., как и против нападения со стороны окружающих. Он принимает это все, простершись ниц. Он подчиняется приговору внутренней тирании, что, в свою очередь, снижает его и без того низкое мнение о себе.
И все-таки ему нужно как-то защищать себя, и у него на самом деле развиваются своеобразные защитные механизмы. Ужас, который может возникнуть у него в ответ на приступ ненависти к себе, в действительности поднимается в нем, только если его особые защиты не сработали. Самый процесс самоумаления - не только средство избежать захватнических установок и держаться в узких рамках Нельзя, но также и средство умиротворить собственную ненависть к себе. Я нагляднее всего опишу этот процесс, указав на характерное поведение смиренного типа личности, когда он считает, что на него нападают. Он пытается умаслить врага и ослабить силу обвинений, например, путем сверхготовного признания своей вины: "Вы совершенно правы... Я полный дурак... Это все моя вина..." Он пытается выудить из него успокаивающие разуверения, извиняясь, выражая крайнюю скорбь и упрекая себя. Он может умолять о пощаде еще и подчеркиванием своей беспомощности. С помощью такого же "умасливания" он вытаскивает жало и из своих самообвинений. Он сознательно всячески преувеличивает свое чувство вины, беспомощность, нужду, короче говоря - подчеркивает свое страдание.
Другой путь уменьшения внутреннего напряжения - пассивное вынесение вовне. Оно проявляется в том, что он считает, что его обвиняют, подозревают, пренебрегают им, унижают, презирают, издеваются над ним, пользуются им или откровенно жестоко обращаются. Однако это пассивное вынесение вовне, хотя и смягчает тревогу, не является, видимо, эффективным средством избавления от самообвинений, в отличие от активного вынесения вовне. Кроме того, оно (как и всякое вынесение вовне) портит его отношения с окружающими, а он, по многим причинам, особенно к этому чувствителен.
…
Его самоумаление и т.п. делают его глубоко незащищенным человеком. Поэтому, следуя своим старым образцам, он ищет других людей, чтобы укрепить свои внутренние позиции: другие дадут ему чувство, что его принимают, одобряют, нуждаются в нем, желают его, он нравится, его любят и ценят. Его спасение - в руках других. Следовательно, его нужда в людях не только крепко укоренена, но часто приобретает характер безумия. Мы начинаем понимать ту притягательность, которую любовь имеет для данного типа личности. Я пользуюсь словом "любовь", как общим знаменателем для всевозможных положительных чувств, будь то симпатия, нежность, дружеское расположение, благодарность, половая любовь или чувство, что в тебе нуждаются и ценят тебя.
…
Смиренный тип упорно ждет добра. На поверхности это выглядит так, как если бы он хранил непоколебимую веру в прирожденную человеческую доброту. Это верно, он более открыт, более чувствителен к приятным качествам других людей. Но компульсивность его ожиданий не дает ему проявить хоть какую-то разборчивость. Он, как правило, не может отличить истинное дружелюбие от массы его подделок. Его слишком легко подкупить любым проявлением тепла или интереса. Вдобавок, его внутренние предписания гласят, что он Должен любить всех и Должен никого ни в чем не подозревать. И наконец, его страх перед противостоянием и возможным столкновением заставляет его не видеть в упор, отметать в сторону, сводить к нулю и всячески оправдывать такие черты, как лживость, изворотливость, эксплуататорство, жестокость, вероломство.
Столкнувшись с недвусмысленным свидетельством таких поступков, он каждый раз бывает застигнут врасплох, но и тогда отказывается верить в любое намерение обмануть, унизить, использовать. Хотя им часто злоупотребляют (а еще чаще он так воспринимает происходящее), это не изменяет его основных ожиданий. Пусть даже по горькому жизненному опыту он знает, что ничего хорошего не приходится ждать от этой группы людей или от данного человека, он по-прежнему упорно ждет - сознательно или бессознательно. В частности, когда подобная слепота нападает на человека, в иных отношениях психологически проницательного, друзья или коллеги могут быть ею просто изумлены. Но она просто указывает, что эмоциональные потребности так велики, что они берут верх над очевидностью. Чем больше он ждет от людей, тем больше он склонен идеализировать их. Таким образом, у него нет реальной веры в людей, а есть лишь установка Поллианны, которая неизбежно приносит ему бездну разочарований и делает его еще более неуверенным.
Вот краткое перечисление того, чего он ожидает от людей. В первую очередь, он должен чувствовать, что его принимают. Ему это нужно в любой доступной форме: внимания, одобрения, благодарности, дружбы, симпатии, любви, секса. Нам поможет сравнение: точно так же, как в нашей культуре многие люди считают, что стоят столько, сколько денег они "делают", смиренный тип личности меряет свою ценность монетой любви, используя здесь это слово в широком смысле, обобщающем различные формы расположения. Он стоит столько, насколько он нравится, нужен, желанен или любим.
Более того, он нуждается в человеческих контактах и в компании потому, что не может оставаться один ни минуты. Он сразу чувствует себя потерянным, словно отрезанным от жизни. Как ни болезненно это чувство, он может его терпеть, пока его плохое обращение с самим собой не выходит из рамок. Но как только его самообвинения или презрение к себе обостряются, его чувство потерянности может перерасти в несказанный ужас, и именно в этой точке его нужда в других становится безумной.
Эту потребность в компании усиливает его представление о том, что если он сейчас в одиночестве, то это означает, что он не желанен и не любим вообще, а это - позор, который надо хранить в тайне. Позор - отправиться одному в кино или в отпуск, и позор - остаться одному на выходные, когда все другие вращаются в обществе. Это иллюстрирует, до какой степени его уверенность в себе зависит от того, заботится ли кто-нибудь о нем хоть как-то. Он нуждается в других, чтобы у любой мелочи, какую бы он ни делал, был смысл и вкус. Смиренный тип личности нуждается в ком-нибудь, для кого он мог бы шить, готовить или возиться в саду, в учителе, для которого он мог бы играть на пианино, в пациентах или клиентах, которые на него полагались бы.
…
Он чувствует себя обиженным, когда не исполняются его многочисленные бессознательные требования - например, когда окружающие не отвечают ему с благодарностью на его судорожные усилия угодить, помочь и чем-то пожертвовать им. Его типичный ответ на фрустрацию требований - не столько праведное негодование, сколько жалость к себе за несправедливое обращение.
…
При анализе, как только в нем при виде своих трудностей поднимутся самообвинения, его мысли немедленно перекинутся на тот случай или период из его жизни, когда с ним действительно плохо обращались - было ли это в детстве, во время предыдущего лечения или на прежней работе. Он может драматически преувеличивать причиненное ему зло и скучно застревать на нем, как это бывало и раньше. Тот же образец можно увидеть и в человеческих взаимоотношениях. Если, например, он смутно ощущает, что проявил к кому-то невнимание, он может, с быстротой молнии, переключиться на чувство обиды. Короче говоря, дикий страх сделать что-то "не так" заставляет его чувствовать себя жертвой, даже когда реально это он подвел других или путем непрямых требований сумел им что-то навязать. Ощущение "я - жертва", таким образом, становится защитой от ненависти к себе, а потому - стратегической позицией, которую надлежит яростно оборонять. Чем более злобными становятся самообвинения, тем более неистовыми должны быть доказательства и преувеличения зла, причиненного ему, и тем глубже он проживает это зло. Эта потребность может быть такой непоколебимой, что делает его доступным для помощи на вечные времена. Ибо, если принять помощь, или хотя бы увидеть, что ее предлагают, позиция жертвы попросту рухнет.
…
Пассивное вынесение вовне ненависти к себе может зайти гораздо дальше чувства обиды. Он может провоцировать на плохое обращение с собой, таким образом перенося во внешний мир происходящее во внутреннем. Так он становится благородной жертвой, страдающей в лишенном благородства и жестоком мире.
…
Несмотря на столь полное подавление возмущения, иногда он все же будет упрекать окружающих в мягкой форме. Только когда он почувствует себя доведенным до отчаяния, плотина рухнет и наружу хлынет поток яростных обвинений. Хотя в них может быть выражено в точности то, что он чувствует в глубине души, после он обычно отказывается от них, говоря, что был слишком расстроен, и на самом деле все не так. Но самый характерный для него путь выражения мстительного возмущения - это все тот же путь страданий. Страдание, впитав в себя ярость, растет и выражается через психосоматические симптомы, через ощущение прострации или депрессию.
…
Страдание обеляет смиренного еще одним путем. Оно обеспечивает ему сверхдостаточное алиби как в том, что он на самом деле многого не сделал в своей жизни, так и в том, что не достиг своих честолюбивых целей. Хотя, как мы видели, он тревожно убегает от собственного честолюбия и торжества, потребность в достижениях и торжестве живет в нем по-прежнему. И его страдание позволяет ему сохранить лицо, постановив для себя, сознательно или бессознательно, что он бы достиг самых высоких вершин, не срази его загадочный недуг.
И вдобавок, невротическое страдание может включать игру с идеей "погибнуть" или бессознательное намерение так и сделать. Притягательность этого, естественно, больше в периоды дистресса и тогда может быть сознательной. Но чаще в такие периоды достигает сознания только страх, возникающий в ответ: например, страх психического или физического заболевания, или моральной деградации, или страх стать непродуктивным, или слишком старым для того или иного. Эти страхи указывают, что более здоровая часть личности хочет жить полной жизнью и отвечает тревожным предчувствием другой части личности, которая склонна "рассыпаться". Эта тенденция также может действовать бессознательно. Человек может даже не понимать, что его общее состояние ухудшилось, например, что он меньше способен делать что-либо, больше боится людей, более зависим, - до тех пор, пока однажды он не "просыпается", внезапно понимая, что он в опасности, что-то в нем самом тянет его вниз, и он опускается.
Во времена дистресса "пойти на дно" может быть очень и очень притягательно для него. Это кажется выходом из всех трудностей: бросить безнадежную борьбу за любовь и неистовые попытки выполнить противоречивые Надо, освободиться от ужаса самообвинений, признав поражение. Это, хуже того, путь, притягивающий его самой своей пассивностью. Здесь не надо никакой активности, как при суицидных тенденциях, которые иногда проявляются в такие периоды. Он просто перестает бороться и позволяет взять верх силам саморазрушения.
Наконец, погибнуть под натиском бессердечного мира кажется ему окончательным торжеством. Оно может вылиться в красивую формулу: "сдохнуть на пороге своего мучителя". Но чаще это не демонстративное страдание, намерение которого - подвергнуть других стыду и позору и на этой почве утвердить свои требования. Оно лежит глубже и, следовательно, более опасно. Это торжество в основном внутреннее, но и оно может быть бессознательным. Когда мы раскрываем его во время анализа, мы видим прославление слабости и страдания, подкрепленное запутанными полуправдами. Страдание per se кажется пациенту доказательством благородства. Что еще ранимый человек может в этом подлом мире, кроме как погибнуть! Разве надо бороться и отстаивать себя, тем самым становясь на одну доску с любой посредственностью? Он умрет с мученическим венцом, но не простит.
Все эти функции невротического страдания отвечают за его упорство и глубину. И все они диктуются жестокой необходимостью структуры личности в целом и могут быть поняты только в этих рамках. Обращаясь к языку терапии, мы скажем: человек не может освободиться от них без радикальных изменений в структуре его характера.
…
Конечно, потребности завоевывать расположение всех подряд, "повисать" на других и во что бы то ни стало жить с ними в мире продиктованы слабостью и страхом и, следовательно, неразборчивы, но они содержат зерно здоровых человеческих установок. Смирение этого типа и его способность подчиниться самому себе (пусть даже на ложной основе) кажутся более нормальными, чем, например, выставленное напоказ высокомерие агрессивно-мстительного типа. Эти качества делают смиренного человека более человечным, чем многих других невротиков.
…
Увидеть картину в целом важно не только ради теоретического понимания, но и для правильной аналитической установки по отношению к таким пациентам. Своими скрытыми требованиями и особого рода невротической нечестностью они могут возбудить возмущение, хотя, вероятно, более других нуждаются в сочувственном понимании.