С советского детства меня приучили экономить. Экономить деньги, еду, ресурсы. С ресурсами получилось сложнее всего. Я до сих пор их экономлю.
Когда-то я писала в «Увлекательную прогулку» (пожалуй, это было самым любимым моим занятием, ну вот еще учить детей тоже классно). Каждые три месяца нужно было находить пятнадцать идей, что можно делать с детьми на выходных. Где-то через год мне стало казаться, что все идеи закончились. Мы с моими девчонками побывали, наверное, везде: готовили пиццу и еще что-то, ходили в театры и на мастер-классы, посетили огромное количество музейных программ, проделали кучу экспериментов. В какой-то момент я была уверена, что стала экспертом по полезному отдыху с детьми в Москве и ближайшем Подмосковье. Дети ничего, как мне казалось, не запомнили. Но вот сейчас многое вспоминают, у них огромный кругозор. Но это к слову. Тогда была погоня за идеями. А идеи заканчивались. А я уже стала редактором и должна была набирать эти пятнадцать идей сама, а не по указке начальства.
И когда я набрала в номер еще пятнадцать идей, а потом в новый номер еще пятнадцать, я вдруг поняла, что можно не экономить. Что всегда будет чем наполнить любимый журнал.
И вот сейчас я пишу историю про детей. Стартовой точной стала забавная история из детства, как одна моя подруга зимой вытаскивала собаку из проруби, а другая, проходя мимо, видела это и не поняла, что это знакомая девочка и знакомая собака. Только подумала: «Какая дура». Все там обошлось для всех, включая собаку, но история мне запала. И почему-то, начав об этом писать, я поймала себя на том, что экономлю сюжетные ходы. Берегу истории, которыми на самом деле я переполнена. Шутка ли - столько лет работы с детьми, конечно, во мне живет невероятное количество задевающих за живое сцен. Зачем я их экономлю? Из какого-то внутреннего убеждения, что мне их не хватит на потом?
Сегодня озарило: хватит и еще останется. Я не хожу, как Тригорский, с блокнотом, хотя, думаю, стоило бы. Но пока в моей голове много детей и того, что с ними бывает. Правда, есть еще одно внутреннее ограничение: можно ли рассказывать истории, участники которых точно себя узнают? Но и это убеждение развеевается, потому что, рассказывая о событиях, я переделываю их, перелицовываю, так что и сама порой уже не всегда узнаю, что меня зацепило.