(no subject)
У моей мамы точно есть вкус. Как я это определила? Выбирая одежду для себя, своих четверых детей, покупая предметы быта она всегда точно знает, её это вещь или не её. Шкаф они с папой делят пополам, шкаф, как и вся советская мебель, неудобный, невместительный. Вешалкам там тесно, платьям тяжело от навешанных на них пиджаков и рубашек, юбки съезжаются в гармошку, потому что их вешают по двое, а носки и колготки, бережно сложённые в пакеты, каждый раз вываливаливаются наружу, потому что нужно достать то, что лежит под ними. Все эти вещи, купленные в большинстве своём в секонд хенде, кажутся катастрофически не подходящими друг другу. Но она сочетает их и сочетает согласно своему внутреннему строю, не раздумывая. Мама, красное с зелёным не красиво смотрится. Что вы говорите: зелёный листок-красный цветок, красиво же?
Нутро у мамы простое. Как горбушка чёрного хлеба. Как стакан тёплого молока. Нараспашку. Нет там никаких чёрных дыр и туманностей, заоблачных фантазий, самокопаний - дела и забота о людях, вот чем оно наполнено.
Детей мама стригла, понятно, сама. Не заплетала в баранки, не вязала банты, скучно это. Меня ее решительная рука подстригла как раз к 1 сентября. Аккуратная и модная стрижка под Эдиту Пьеху нравилась всем. Мне же казалось, что на меня надели горшок. Красные туфельки, чёрная шелковая юбка на пуговичках и белая рубашка с нашитой жилеткой в мелкий чёрный горошек. Это сейчас, разглядывая старые фотографии, я вижу, что я была одета со вкусом, не как все, тогда же мне хотелось как раз обратного. Рост у мамы и папы метр шестьдесят пять, поэтому в классе я была самой маленькой, пугливым таким цыплёнком, с открытым ртом и выпученными глазами. На физкультуре - замыкающей, позор, первой же хотелось быть, перррррвой. Глупость какая.
Моя первая учительница сразу мне не понравилось, я сначала подумала, что ошиблась дверью, или что мама привела меня не туда, или что учительница ещё просто не зашла. Потому что моя первая учительница выглядела не так - она была молодой хрупкой девушкой, с тихим голосом и длинными волосами, собранными в пучок, с добрыми намерениями и волшебной улыбкой. Нина Васильевна Васина восседала за учительским столом, еле помещаясь на стуле. Кудрявый, приколотый шпильками пучок, ярко красная помада, бордовая в ромбик длинная жилетка, повелительное наклонение, приказательный тон. Я слышу его до сих пор. Нина Васильевна не умела разговаривать с учениками, она либо учила, либо обличала, либо увещевала. Дисциплина и тишина, страх и трепет на каждом уроке. Единственное, чем она восхищала меня-это её подчерк. Как же я завидовала ее ровному, жирному подчерку. И как же хотелось также писать мелом на доске, также подчеркивать красной пастой в тетрадях, также ровно выводить буквы и цифры. Ещё она удивительно читала вслух! Все с замиранием слушали её на внеклассном чтении. Она вовлекала тебя в книгу, ты становился героем, и вместе с ней проходил через все препятствия. Но это только раз в неделю по субботам. В остальное время мы слышали только громогласный вопль, разносившийся по всему коридору первого этажа. Подниматься выше запрещалось категорически, там кони-старшеклассники затопчут таких сопляков насмерть. Там же училась моя старшая сестра, но мы с ней почему-то никогда не пересекались. Как-то раз я пришла на урок в толстовке с капюшоном, получила выговор, потому что капюшон-это признак спортивной формы. В другой раз я пришла в ярко-фиолетовом джемпере и снова получила выговор, потому что это не танцевальная площадка, а школа, где должно быть хмуро и пасмурно. Вы учиться сюда пришли. На другом джемпере был рисунок девочки в песочнице, его тоже пришлось отложить до лучших времён, понятное дело почему: ты в школу пришла, серьёзными вещами заниматься. все дети как дети: белые водолазки, серые пиджачки. Но я не выпендривалась, я одевала то, что покупала мама, и хорошо, что у мамы есть вкус. За опоздание тебя сажали на последнюю одиночную парту, и во время перемены тебе полагалось сидеть за ней, не вставая, а всем ученикам предлагалось над тобой подтрунивать, чем с удвольствием занимались мальчишки. Джинсы и брюки девочкам носить запрещалось. Так что зимой под юбку на колготки приходилось напяливать огромные серые шерстяные штаны и приходить заранее, чтобы успеть переодеться за перегородкой в классе. В столовую парами, на физкультуру бегом, домой - замыленный плетёшься под грузом всех учебников, тетрадок и подставки. Самой тяжёлой была эта металическая подставка. Если смотреть сзади, то по улице шёл рюкзак на тоненьких ножках.
Я ненавидела ее, боялась просто шевелиться во время урока, ныряла под тетрадки, чтобы уйти от ее взгляда и ора, и всем своим сердцем хотела перейти в пятый класс. Но только благодаря ей, мы узнали, что такое монастырь, что значит - жить в келье, работать во славу Божию (чего?) и близко-близко видеть монахинь, обнимать их как родных и читать утреннее правило вслух.
Нутро у мамы простое. Как горбушка чёрного хлеба. Как стакан тёплого молока. Нараспашку. Нет там никаких чёрных дыр и туманностей, заоблачных фантазий, самокопаний - дела и забота о людях, вот чем оно наполнено.
Детей мама стригла, понятно, сама. Не заплетала в баранки, не вязала банты, скучно это. Меня ее решительная рука подстригла как раз к 1 сентября. Аккуратная и модная стрижка под Эдиту Пьеху нравилась всем. Мне же казалось, что на меня надели горшок. Красные туфельки, чёрная шелковая юбка на пуговичках и белая рубашка с нашитой жилеткой в мелкий чёрный горошек. Это сейчас, разглядывая старые фотографии, я вижу, что я была одета со вкусом, не как все, тогда же мне хотелось как раз обратного. Рост у мамы и папы метр шестьдесят пять, поэтому в классе я была самой маленькой, пугливым таким цыплёнком, с открытым ртом и выпученными глазами. На физкультуре - замыкающей, позор, первой же хотелось быть, перррррвой. Глупость какая.
Моя первая учительница сразу мне не понравилось, я сначала подумала, что ошиблась дверью, или что мама привела меня не туда, или что учительница ещё просто не зашла. Потому что моя первая учительница выглядела не так - она была молодой хрупкой девушкой, с тихим голосом и длинными волосами, собранными в пучок, с добрыми намерениями и волшебной улыбкой. Нина Васильевна Васина восседала за учительским столом, еле помещаясь на стуле. Кудрявый, приколотый шпильками пучок, ярко красная помада, бордовая в ромбик длинная жилетка, повелительное наклонение, приказательный тон. Я слышу его до сих пор. Нина Васильевна не умела разговаривать с учениками, она либо учила, либо обличала, либо увещевала. Дисциплина и тишина, страх и трепет на каждом уроке. Единственное, чем она восхищала меня-это её подчерк. Как же я завидовала ее ровному, жирному подчерку. И как же хотелось также писать мелом на доске, также подчеркивать красной пастой в тетрадях, также ровно выводить буквы и цифры. Ещё она удивительно читала вслух! Все с замиранием слушали её на внеклассном чтении. Она вовлекала тебя в книгу, ты становился героем, и вместе с ней проходил через все препятствия. Но это только раз в неделю по субботам. В остальное время мы слышали только громогласный вопль, разносившийся по всему коридору первого этажа. Подниматься выше запрещалось категорически, там кони-старшеклассники затопчут таких сопляков насмерть. Там же училась моя старшая сестра, но мы с ней почему-то никогда не пересекались. Как-то раз я пришла на урок в толстовке с капюшоном, получила выговор, потому что капюшон-это признак спортивной формы. В другой раз я пришла в ярко-фиолетовом джемпере и снова получила выговор, потому что это не танцевальная площадка, а школа, где должно быть хмуро и пасмурно. Вы учиться сюда пришли. На другом джемпере был рисунок девочки в песочнице, его тоже пришлось отложить до лучших времён, понятное дело почему: ты в школу пришла, серьёзными вещами заниматься. все дети как дети: белые водолазки, серые пиджачки. Но я не выпендривалась, я одевала то, что покупала мама, и хорошо, что у мамы есть вкус. За опоздание тебя сажали на последнюю одиночную парту, и во время перемены тебе полагалось сидеть за ней, не вставая, а всем ученикам предлагалось над тобой подтрунивать, чем с удвольствием занимались мальчишки. Джинсы и брюки девочкам носить запрещалось. Так что зимой под юбку на колготки приходилось напяливать огромные серые шерстяные штаны и приходить заранее, чтобы успеть переодеться за перегородкой в классе. В столовую парами, на физкультуру бегом, домой - замыленный плетёшься под грузом всех учебников, тетрадок и подставки. Самой тяжёлой была эта металическая подставка. Если смотреть сзади, то по улице шёл рюкзак на тоненьких ножках.
Я ненавидела ее, боялась просто шевелиться во время урока, ныряла под тетрадки, чтобы уйти от ее взгляда и ора, и всем своим сердцем хотела перейти в пятый класс. Но только благодаря ей, мы узнали, что такое монастырь, что значит - жить в келье, работать во славу Божию (чего?) и близко-близко видеть монахинь, обнимать их как родных и читать утреннее правило вслух.