"Бекет" театральный (1960)
Пьеса Жана Ануя "Бекет, или Честь Божья" была написана и сразу же выбрана для постановки на Бродвее в 1959 году. Спектакль режиссировал Питер Гленвилл, через несколько лет снявший известную экранизацию с Ричардом Бертоном и Питером О’Тулом.
На роль Бекета был приглашен Лоренс Оливье, только что с большим успехом отыгравший в "Носороге" Ионеско в постановке Орсона Уэллса (это был далеко не единственный эксперимент Оливье, который в отличие, например, от Гилгуда, не пренебрегал изменчивыми вкусами новой театральной публики; Гилгуд говорил о разнице между ними: "Оливье - великий мастер перевоплощения. Я - всегда остаюсь самим собой"). Генриха II было предложено сыграть Энтони Куинну, который сразу же согласился, отказавшись от съемок в нескольких фильмах и потеряв на этом четверть миллиона долларов.
Куинна, не игравшего на сцене уже десять лет, привлекла возможность работы с Оливье. Куинн не скрывал, как он счастлив, и как жаждет получить "урок актерского мастерства". Урок, однако же, начался с того, что Куинн на первой же неделе репетиций стал терять голос. Ларинголог посоветовал ему отказаться от спектакля. Вместо этого Куинн отправился к психиатру, который объяснил, что актер подсознательно пытается состязаться с Оливье. Куинн вернулся на сцену, и постепенно голос его полностью восстановился. Сам актер так вспоминал об этом: "При совместной работе с Ларри ужаснее всего - слышать его громкий и чистый голос. Это становится наваждением, ибо на сцене он обладает такой фантастической властью, что если вы пытаетесь каким-то образом состязаться с ним голосом, он способен вас уничтожить. Вы замечаете, что стараетесь добиться звука, который вам недоступен. В первые две недели я отчаянно тянулся за ним и заработал ужасный ларингит. Я пережил адские муки и много раз хотел все бросить..."
По признанию театральных критиков, роли между актерами были распределены неудачно, однако публика безоговорочно приняла спектакль, и он шел на Бродвее почти шесть месяцев. Когда же Куинн оставил спектакль в связи с новой работой в кино, Оливье сделал неожиданную вещь. На роль Бекета был приглашен актер Артур Кеннеди, а сам Оливье взялся играть Генриха II. Как ни банально звучит, но Оливье буквально вдохнул новую жизнь в эту роль, трактуя ее принципиально иначе, чем Куинн. Оливье сделал намек на гомосексуальный характер привязанности Генриха к Бекету (его трактовка перешла и в кино), и это настолько импонировало зрителям и нью-йорским критикам, что сэр Лоренс единодушно был признан лучшим исполнителем главной роли в драматическом спектакле сезона. (К слову, впервые гомосексуальную трактовку роли Оливье испробовал в 1938 году, играя Яго с Ральфом Ричардсоном-Отелло. Тогда подобная интерпретация не привела к успеху - в первую очередь потому, что Ричардсон ни за что не соглашался на столь извращенную трактовку. По сути, актеры играли независимо друг от друга: Ричардсон как будто не замечал стараний Оливье, который, в отчаянии, однажды попытался прямо заявить о своем видении роли, на репетиции поцеловав Отелло в губы. Отелло в ответ сочувственно потрепал его по затылку и грустно произнес "Дружище, добрый, дорогой дружище". Много позже, уже играя Отелло, Оливье отрекся от прежнего толкования образа Яго, сказав, что служба в армии помогла ему точнее понять отношения подчиненного и вышестоящего офицера).
Возвращаясь к "Бекету", повторю, что спектакль после ухода Куинна имел даже больший успех, и киноактер, находившийся на натурных съемках в Риме, не скрывал своей ярости, когда кто-то любезно подсунул ему рецензию, где исполнение Оливье превозносилось до небес по сравнению "с тупой мощью" Генриха Куинна.
На роль Бекета был приглашен Лоренс Оливье, только что с большим успехом отыгравший в "Носороге" Ионеско в постановке Орсона Уэллса (это был далеко не единственный эксперимент Оливье, который в отличие, например, от Гилгуда, не пренебрегал изменчивыми вкусами новой театральной публики; Гилгуд говорил о разнице между ними: "Оливье - великий мастер перевоплощения. Я - всегда остаюсь самим собой"). Генриха II было предложено сыграть Энтони Куинну, который сразу же согласился, отказавшись от съемок в нескольких фильмах и потеряв на этом четверть миллиона долларов.
Куинна, не игравшего на сцене уже десять лет, привлекла возможность работы с Оливье. Куинн не скрывал, как он счастлив, и как жаждет получить "урок актерского мастерства". Урок, однако же, начался с того, что Куинн на первой же неделе репетиций стал терять голос. Ларинголог посоветовал ему отказаться от спектакля. Вместо этого Куинн отправился к психиатру, который объяснил, что актер подсознательно пытается состязаться с Оливье. Куинн вернулся на сцену, и постепенно голос его полностью восстановился. Сам актер так вспоминал об этом: "При совместной работе с Ларри ужаснее всего - слышать его громкий и чистый голос. Это становится наваждением, ибо на сцене он обладает такой фантастической властью, что если вы пытаетесь каким-то образом состязаться с ним голосом, он способен вас уничтожить. Вы замечаете, что стараетесь добиться звука, который вам недоступен. В первые две недели я отчаянно тянулся за ним и заработал ужасный ларингит. Я пережил адские муки и много раз хотел все бросить..."
По признанию театральных критиков, роли между актерами были распределены неудачно, однако публика безоговорочно приняла спектакль, и он шел на Бродвее почти шесть месяцев. Когда же Куинн оставил спектакль в связи с новой работой в кино, Оливье сделал неожиданную вещь. На роль Бекета был приглашен актер Артур Кеннеди, а сам Оливье взялся играть Генриха II. Как ни банально звучит, но Оливье буквально вдохнул новую жизнь в эту роль, трактуя ее принципиально иначе, чем Куинн. Оливье сделал намек на гомосексуальный характер привязанности Генриха к Бекету (его трактовка перешла и в кино), и это настолько импонировало зрителям и нью-йорским критикам, что сэр Лоренс единодушно был признан лучшим исполнителем главной роли в драматическом спектакле сезона. (К слову, впервые гомосексуальную трактовку роли Оливье испробовал в 1938 году, играя Яго с Ральфом Ричардсоном-Отелло. Тогда подобная интерпретация не привела к успеху - в первую очередь потому, что Ричардсон ни за что не соглашался на столь извращенную трактовку. По сути, актеры играли независимо друг от друга: Ричардсон как будто не замечал стараний Оливье, который, в отчаянии, однажды попытался прямо заявить о своем видении роли, на репетиции поцеловав Отелло в губы. Отелло в ответ сочувственно потрепал его по затылку и грустно произнес "Дружище, добрый, дорогой дружище". Много позже, уже играя Отелло, Оливье отрекся от прежнего толкования образа Яго, сказав, что служба в армии помогла ему точнее понять отношения подчиненного и вышестоящего офицера).
Возвращаясь к "Бекету", повторю, что спектакль после ухода Куинна имел даже больший успех, и киноактер, находившийся на натурных съемках в Риме, не скрывал своей ярости, когда кто-то любезно подсунул ему рецензию, где исполнение Оливье превозносилось до небес по сравнению "с тупой мощью" Генриха Куинна.