Распространение персидской литературы в России в XVIII - XX веках:история и современность (2)
первая часть
14 Каримириаби Э. Мифологический образ Сатаны в персидской и русской литературе //
Уч. записки Казанского университета. 2013. Т. 155, кн. 2. С. 188.
15 Bowker J. The Oxford Dictionary of World Religions. - Oxford; N. Y.: Oxford Univ. Press, 1997. Р. 273.
16 Деххода А.А. Словарь. - Тегеран: Тегеран. ун-т, 1998. - T. 3. - 4334 (на перс. яз.)
шайтаном или буддистским марой; греческий перевод - δίάβоλоς, откуда русское "дьявол", немецкое Teufel, "черт", и арабское Иблис), в религиозно-мистических представлениях иудаизма и христианства - главный антагонист а и всех верных ему сил на небесах и на земле, враг человеческого рода, в земной жизни - главный вдохновитель колдунов и ведьм, а в загробной - царь ада и повелитель бесов. Уже в этом определении заключена странная двойственность этого персонажа: с одной стороны он (упорно и изобретательно) искушает людей на грех, а с другой стороны, являясь владыкой ада, сам же их и наказывает17. В античные и более ранние времена не существовало единого образа дьявола. В Ветхом завете сатана (у мусульман - шайтан) изображался в образе змеи и являлся виновником всех зол. Л.А. Романчук приводит следующую гипотезу о появлении имени Сатана в иудейской традиции: «Само имя Сатаны персидского происхождения. Заимствовав многие имена ангелов в Вавилоне, иудеи не прошли и мимо сверхъестественного существа по имени Сатана, предназначение которого состояло в том, чтобы указывать у на промахи и неудачи людей. Иудейская теология попала под некоторое влияние персидского дуализма, то есть учения о двух противоположных царствах добра и зла, одно из которых хранило верность у, а другое подчинялось князю бесов, независимо от того, как его называли: Сатаной, Веельзевулом или персидским словом Асмодей»18. Образ Иблиса часто встречается в персидской классической поэзии. Причём почти все сведения о нём, содержащиеся в суфийской поэзии, взяты из Корана и Сунны, в которых много внимания уделено предупреждениям о кознях Сатаны. В ирфанической литературе часто описываются попытки Иблиса завладеть душами великих людей. Обманы и хитрости Иблиса, как говорил Мухаммед Газали, «это всё двери для входа в наше сердце».
17 Романчук Л. Метаморфозы образа сатаны (Бiблiя i культура). Вип. 1. - Черновцы: "Рута", 2000. С. 156-161. 18 Романчук Л.А. Демонизм. Зверь апокалипсиса (мифы, версии, реалии). - М: Мэйлер, 2012. С. 42. Романчук Л. Сила дьявола. - URL: http://samlib.ru/r/romanchuk_l/dxjawol_1.shtml
Мовлави в «Маснави» 129 раз использовал слово шайтан и 97 раз слово Иблис19. По его словам, «Иблис, возникая на пути человека к Аллаху, стремится уничтожить смысл совершенства человека. Для него человек - всего лишь кусок глины и ничего больше!»20. В своих произведениях великий Мовлави рассматривает Иблиса как отрицательного героя, считая его виновным в тяжких грехах, одним из которых является гордыня - Иблис был проклят Всевышним, потому что сказал: «Я лучше его» [Коран, сура 7 АльА’араф («Преграда»)]: 21.
َ لَقَدَْ َ لَقَََْقَمَْ ُ لََّ َ لَقَََْكُمَْ ُ لََّ َلَمََ ا ِ لَمِ ئلآ َكَمِ د َ اَْلَوَ ا َ ََ َ َ اَْلَوَاَْ ُ لَِّ َبِْمَسَِّ َ لَ ل د َمَ ن َ لَ َ نل ِلِدُْ ادا (11) َ اََْ ََْ َ نَعََََ ُ لََّ َ لَوَاََ َ ذَِّ َ نَََتََََّ َ اََْ َ ََََّْ َ تََْْ َ نََ َ خََِقَقَمَْ لَِ َّ كَُْ َ نَقَقَمََْْ لَِ َّ لٍِْ (12) َ اََْ َ اََِِْْْ َْنَََِ َ َْْ ك َ مك َمَ ن َ نَ ك د ََّ َ تَُْمَقََ َْنِْْ َاَتََْْْ َ نََُِّ َلَِ َ نل ِتِرُْ ادن (13)
Эта сура существует в нескольких переводах на русский язык. Вот два. Эльмир Кулиев переводит: «Аллах сказал: “Что помешало тебе пасть ниц, когда Я приказал тебе?” Иблис сказал: “Я лучше него. Ты сотворил меня из огня, а его - из глины”».
Порохова дает такой перевод:
11. Мы сотворили вас и вам придали форму. Потом Мы ангелам сказали: "Адаму (низко) поклонитесь!" И те склонились перед ним, Кроме (надменного) Иблиса, Кто отказался быть средь тех, Которые (пред Господом своим смиренно) отдали поклон.
12.
19 Замани К. Несколько слов о Маснави. - Тегеран: Эттелаат, 2004. С. 380 (на перс. яз.). 20 Тавакколи Х.-Р. Иблис с точки зрения Мовлави // Шахрванд Емроз. 2006. № 23. С. 47-50 (на перс. яз.). 21 Шимил А.-М. Торжество Шамса / Пер. Х. Лахути. - Тегеран: Елми Фарханги, 1990. С. 367.
(Господь) сказал: "Что же тебе мешало поклониться, Когда Я повелел тебе?" И (тот) сказал: "Его я лучше. Ведь из огня меня Ты сотворил, Его же - из (ничтожной) глины". 13. (Господь) сказал: "Низвергнись же отсюда! Тебе не подобает величаться здесь. Иди же вон! Отныне средь презренных ты!"
У Халладжа в «Тавасин» имеется более развёрнутый вариант этого высказывания Иблиса, дающий объяснение его поступку: «Я первое существо, которое знало Тебя в извечности, поэтому лучше, чем Адам»22. Противоречивый и многогранный образ Сатаны интересовал и русских писателей и поэтов. Мало того, образ повелителя ада вдохновлял и русских поэтов. Его можно обнаружить в произведениях А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, И.А. Бунина и ряда поэтов Серебряного века. Вспомним лермонтовского Демона:
I Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землей,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой;
Тex дней, когда в жилище света Блистал он, чистый херувим,
Когда бегущая комета
Улыбкой ласковой привета
Любила поменяться с ним,
22 Халладж М. Собр. соч. / Пер. и коммент. Г. Мирахури. - Тегеран: Ядаваран, 1999. С. 60 (на персидском яз.).
Когда сквозь вечные туманы,
Познанья жадный, он следил
Кочующие караваны
В пространстве брошенных светил;
Когда он верил и любил,
Счастливый первенец творенья!
Не знал ни злобы, ни сомненья.
И не грозил уму его
Веков бесплодных ряд унылый...
И много, много... и всего
Припомнить не имел он силы!
II
Давно отверженный блуждал
В пустыне мира без приюта:
Вослед за веком век бежал,
Как за минутою минута,
Однообразной чередой.
Ничтожной властвуя землей,
Он сеял зло без наслажденья.
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья -
И зло наскучило ему.
Представление русских писателей и поэтов о дьяволе во многом было сформировано православным вероучением. Но необходимо отметить, что уже с начала ХIХ века заметное влияние на русскую литературу оказывал и ислам.
Коранические персонажи и образы, восточные притчи и легенды, поэтические переводы персидских классиков стали неотъемлемой частью русской культуры.
Однако, к большому сожалению, русский поэты делали переводы персидских авторов не с фарси, а с немецких и французских переводов Хафиза, Хайяма и других поэтов.
Таким образом, русские поэты и прозаики первой четверти XIX в., постигая ориентальную картину мира, сформировавшуюся в западноевропейской литературе, вносили в русскую литературу свое отношение к исламскому Востоку: истории, религии, культурному наследию.
В русской ориентальной литературе отражены основные догматы Корана - религиозно-правовые предписания, определяющие образ жизни, поведение мусульман, правила обрядности. Религия ислама привлекала русских писателей, прежде всего, тем, что являлась системой религиозно-философских представлений, познание которой способствовало осознанию восточного мировоззрения. Как видим, персидская поэзия оказала большое влияние на литературу многих стран, в том числе и на русскую. Восточные мотивы действительно вплетались в русскую литературу на всем протяжении ее развития. Поэт и переводчик М. Синельников, посвятивший специальную работу каталогизации исламских мотивов в русской поэзии, отмечает, что «как негаданная золотая нить вплетается в белое и серебряное северное кружево, так восточная метафора срасталась с песенным русским словом»23.
ХХ век дал в России своих переводчиков персидской поэзии.
Многие русские поэты «Серебряного века» и, в частности, Н.С. Гумилёв открыли для себя «Старую Персию», соединившую в себе зороастрийскую и мусульманскую духовную традицию 24 . И это увлечение персидской литературой было столь велико для Гумилева, что в переписке с Ларисой Рейснер он выступал под именем Гафиза, величайшего поэта-мистика средневекового Ирана
25 . Для русских поэтов начала ХХ в., Персия была ярчайшим олицетворением мусульманского мистицизма, страной поэтов-суфиев: от Гафиза до Руми. И этот интерес к мусульманскому мистицизму подогревался
24 Слободнюк С.Л. Элементы восточной духовности в поэзии Н.С. Гумилёва // Николай Гумилёв: Исследования и материалы. Библиография. - СПб. Изд-во «Наука», 1994. С. 164.186; Тименчик Р. Николай Гумилёв и Восток // Памир. 1987. № 3. С. 123.136; Чудинова Е. К вопросу об ориентализме Н. Гумилёва // Филологические науки. 1988. № 3. С. 9.15. 25 Раскина Е.Ю. Культуроним Персии в сакральной географии Н.С. Гумилёва // Гумилёвские чтения. Материалы Международной научной конференции 14-16 апреля 2006 г. - СПб. Санкт-Петербургский гуманитарный университет профсоюзов, 2006. С. 66.
23 Синельников М.И. Исламские мотивы в русской поэзии. - М., 1993. С. 60. Ср.: Савичева Е.М. РУДН и Арабский Восток. - М.: РУДН, 2010. С. 11. 24 Слободнюк С.Л. Элементы восточной духовности в поэзии Н.С. Гумилёва // Николай Гумилёв: Исследования и материалы. Библиография. - СПб. Изд-во «Наука», 1994. С. 164.186; Тименчик Р. Николай Гумилёв и Восток // Памир. 1987. № 3. С. 123.136; Чудинова Е. К вопросу об ориентализме Н. Гумилёва // Филологические науки. 1988. № 3. С. 9.15. 25 Раскина Е.Ю. Культуроним Персии в сакральной географии Н.С. Гумилёва // Гумилёвские чтения. Материалы Международной научной конференции 14-16 апреля 2006 г. - СПб. Санкт-Петербургский гуманитарный университет профсоюзов, 2006. С. 66.
тем, что они видели в нем родство русскому православному мистицизму. Известно, что у Николая Гумилёва был не какой-то любительский, а настоящий исследовательский интерес к культуре восточных народов, постижению их духовных глубин, эстетики и самобытного колорита. Как пишут А. Бондарев и М. Козырева, известно, что Гумилев всерьез изучал важнейшие научные работы, посвященные истории и культуре Востока (тогда уже были опубликованы и доступны труды Й. Хаммера, И. Гольдциера, В.А. Жуковского, К. Казанского, А.Е. Крымского, П. Позднеева и др.). По многим вопросам он консультировался с крупнейшими востоковедами своего времени: ассириологом В.К. Шилейко, египтологом Б.А. Тураевым, арабистом И.Ю. Крачковским и др. Среди друзей Н. Гумилёва были художники М. Ларионов и Н. Гончарова, воспринимавшие Восток как «первоисточник всех искусств»26. Иван Бунин, переводил Саади. А рубаи Омара Хайяма переводил Константин Бальмонт. В феврале 1920 года Николай Гумилев составил, сборник стихов «Персия», где были не только его переводы с персидского, но и такие стихотворения как «Персидская миниатюра», «Пьяный дэрвиш» и «Подражание персидскому». Этот интерес отца стал и интересом его сына - известного историка Л.Н. Гумилева, но об этом чуть ниже. Ивана Бунина вообще называют главным “мусульманином” русской литературы за то, что он никогда не расставался с Кораном и много путешествовал по мусульманскому Востоку. И. Бунин много путешествовал по мусульманскому Востоку, был хорошо знаком с арабской и персидской поэзией, изучал Коран, поэтому воздействие исламской культуры на его творчество не подлежит сомнению
27 . Так, коранические образы содержит и стихотворение «Сатана у». Более того, оно сопровождено эпиграфом из Корана:
И когда мы сказали ангелам: падите ниц перед Адамом, все пали, кроме Эблиса, сотворённого из огня. (Коран)
Я - из огня,
Адам - из мёртвой глины,
И ты велишь мне пред Адамом пасть!
Что ж, сей в огонь листву сухой маслины
- Смиряй листвой его живую страсть.
О, не смиришь!
Я только выше вскину
Свой красный стяг.
Смотри: уж твой Адам
Охвачен мной!
Я выжгу эту глину,
Я, как гончар, закал и звук ей дам.
Здесь, в качестве эпиграфа Бунин использовал коранические аяты 17:61-62; 38:71-76, 82, 83, где говорится о сотворении Адама и отказе Сатаны, созданного из огня, подчиниться велению а - поклониться созданному из глины человеку. Коран указывает на причину ослушания Сатаны - это гордыня и эгоизм. Иблис поклялся сбивать с пути всех людей, кроме искренних рабов Аллаха28: «Воистину, ему (т.е. шайтану) неподвластны те, которые уверовали и уповают на Аллаха. Воистину, подвластны ему (т.е. шайтану) те, которые признают его своим покровителем» (Коран 16:99, 100). И.А. Бунин в своём стихотворении в яркой поэтической форме представил обращение Сатаны к Богу. Гордый Сатана объясняет своё нежелание подчиниться воле Всевышнего своим более «высоким» происхождением, чем у Адама. Сатана даже утверждает, что может дать новые качества той глине, из которой создан человек («Я, как гончар, закал и звук ей дам»), то есть он претендует на роль СоТворца!
28 Яхьяпур М. Иван Бунин и мир Востока. - Тегеран: Тегеран. ун-т, 2007. С. 65.
Как пишет Э. Каримириаби, мифологический дьявола прочно вошел и в персидскую и в русскую классическую литературу. «Взгляд писателей и поэтов на этот образ, как правило, формировался в рамках религиозных канонов ислама, а ранее зороастризма - в Иране и православия - в России. Сатана в литературе обоих народов предстает как носитель вселенского зла, враг Бога и человека. Однако и русские, и иранские писатели создавая этот образ, во все времена пытались осмыслить через него сложную картину вселенского мироустройства и противоречивость человеческих взаимоотношений. Поэтому образ Сатаны в лучших произведениях персидской и русской литературы многомерен и неоднозначен»29. Можно написать о Велемире Хлебникове, интерес которого к Персии дошел до того, что даже жил в этой удивительной стране в 1921 году и создал немало поэтических произведений о Востоке. Путешествие в Иран стало очень плодотворным для Хлебникова. В этот период он создал большой цикл стихотворений, а также начал поэму «Труба Гульмуллы», посвящённую его впечатлениям от Персии, которая была завершена в конце 1921 года. 30. Персидские мотивы в творчестве В. Хлебникова стали предметом изучения как российских, так и зарубежных литературоведов31. Вот фрагмент из его стихотворения «Ночь в Персии»:
29 Каримириаби Э. Мифологический образ Сатаны в персидской и русской литературе… С.195. 30 См. расширенный комментарий к «персидским» произведениям поэта: Хлебников В. Поэзия. Драматические произведения. Проза. Публицистика / Вступит, ст. Ю.Н. Тынянова; Сост. и коммент. А.Е. Парниса. М., 2001. В 1972 г. в зарубежном издании Хлебникова, под редакцией В.Ф. Маркова, была опубликована «персидская» поэма Хлебникова из архива Р.П. Абиха, которая имела первоначальные заглавия «Часы человечества» или «Набивальщик чучел». В 1922 г. Хлебников отбросил эти заглавия и включил поэму в другой, переработанной редакции как XVIII плоскость в сверхповесть «Зангези». 31 См.: Парнис А.Е. Хлебников в революционном Гиляне (новые материалы) // Народы Азии и Африки. 1967. № 5. С. 156-164; «Пророческая душа»: В. Хлебников в воспоминаниях современников / Вступит, ст. Д. Самойлова и А. Парниса; Публ. и коммент. А.Е. Парниса // Литературное обозрение. 1985. № 12. С. 93-104; Баран Х., Парнис А.Е. “Анабасис” Велимира Хлебникова: заметки к теме. // Евразийское пространство. Звук, слово, образ. Языки славянских культур. М., 2003. С. 267-298; Машхадирафи Фереште. Велемир Хлебников и циклический взгляд на историю в стихотворении «Дуб Персии» // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2015. № 7 (49): в 2-х ч. Ч. II. C. 108-112 и др.
Морской берег. Небо. Звезды. Я спокоен. Я лежу. А подушка не камень, не перья - Дырявый сапог моряка. В них Самородов в красные дни На море поднял восстанье И белых суда увел в Красноводск, В красные воды. Темнеет. Темно. "Товарищ, иди, помогай!" - Иранец зовет, черный, чугунный, Подымая хворост с земли. Я ремень затянул И помог взвалить. "Саул!" ("Спасибо" по-русски.) Исчез в темноте. Я же шептал в темноте Имя Мехди…
Хорошо известен большой цикл из пятнадцати стихотворений Сергея Есенина, который он назвал «Персидские мотивы» (19241925). Поэт добрался до Баку, но попасть в Персию ему так и не удалось, однако персидский сказочный мир он так ясно и отчетливо себе представил, что воплотил свои мечты об этой стране в целый ряд поэтических откровений
32. Этот цикл обладает своим особым поэтическим языком. С одной стороны, в нем повсюду угадывается влияние восточной поэзии. С другой стороны, это позднее произведение С. Есенина, в котором мастерство его поэтического искусства достигло своей вершины. Об этих удивительных стихах, наполненных ароматом Востока, написано немало 33 . Тем не менее, к ним снова и снова обращаются литературоведы 34.
32 Тартаковский П.И. Свет вечерний шафранного края... (Средняя Азия в жизни и творчестве Есенина). - Ташкент, 1981. 33 Галкина-Федорук Е.М. О стиле поэзии Сергея Есенина. - М., 1965; Белоусов В.Г. Персидские мотивы. - М., 1968; Новикова М. Мир "Персидских мотивов" //
Уже начальные строки его первого стихотворения вводят читателя в мир грёз: Свет вечерний шафранного края, Тихо розы бегут по полям. Спой мне песню, моя дорогая, Ту, которую пел Хаям. Тихо розы бегут по полям.
Лунным светом Шираз осиянен, Кружит звезд мотыльковый рой. Мне не нравится, что персияне Держат женщин и дев под чадрой. Лунным светом Шираз осиянен…
А следующие стихи все больше и больше заставляют читателя полюбить удивительную и загадочную Персию - страну тайн и волшебства. И мы встречаем у Есенина и Тегеран, и имена других населенных пунктов, в названиях которых содержится какая-то восточная сказка: Хоросан, Шираз…
Улеглась моя былая рана - Пьяный бред не гложет сердце мне. Синими цветами Тегерана Я лечу их нынче в чайхане.
Сам чайханщик с круглыми плечами, Чтобы славилась пред русским чайхана, Угощает меня красным чаем Вместо крепкой водки и вина.
Угощай, хозяин, да не очень.
Вопросы литературы. 1975, №7; Тартаковский П. "Я еду учиться…" "Персидские мотивы" Сергея Есенина и восточная классика. // В мире Есенина: Сб. статей. - М., 1986; Бельская Л.Л. Песенное слово: Поэтическое мастерство С. Есенина. - М., 1990. 34 Шакирова Д.Р. Язык и стиль «Персидских мотивов» Сергея Есенина // Вестник ТГГПУ. 2007. № 1(8).
Много роз цветёт в твоём саду.
Незадаром мне мигнули очи,
Приоткинув чёрную чадру.
Мы в России девушек весенних
На цепи не держим, как собак,
Поцелуям учимся без денег,
Без кинжальных хитростей и драк.
Ну, а этой за движенья стана,
Что лицом похожа на зарю,
Подарю я шаль из Хороссана
И ковёр ширазский подарю.
Наливай, хозяин, крепче чаю,
Я тебе вовеки не солгу.
За себя я нынче отвечаю,
За тебя ответить не могу.
И на дверь ты взглядывай не очень,
Всё равно калитка есть в саду...
Незадаром мне мигнули очи,
Приоткинув чёрную чадру.
Или такое вот стихотворение Есенина из этого цикла:
Хороша ты, Персия, я знаю,
Розы, как светильники, горят
И опять мне о далёком крае
Свежестью упругой говорят.
Хороша ты, Персия, я знаю.
Я сегодня пью в последний раз
Ароматы, что хмельны, как брага.
И твой голос, дорогая Шага,
В этот трудный расставанья час
Слушаю в последний раз…
Языком фарси владел основоположник балкарской литературы Кязим Мечиев (1859-1945). Он был знаком с произведениями великих поэтов Востока: Саади, Рудаки, Фирдоуси, Хафиза. Об этом рассказал Кайсын Кулиев, много лет общавшийся с Кязимом, в своем докладе на Всесоюзной конференции «Кязим Мечиев и восточная поэзия», которая проходила в 1965 г. в Баку: «Как он мог, родившись в семье труженика-горца в условиях тогдашней Балкарии, стать не только грамотным, но и по-восточному образованным человеком, трижды объездить Ближний и Средний Восток, учиться в культурных центрах, овладеть не только арабским, но и персидским языком, читать великих поэтов Востока в подлинниках… Кязим, как истинный художник, избег соловья и розы, которые были доведены эпигонами до последней степени слащавости и штампа. Восточные штампы у него мы не встретим ни разу. Нет в его суровой поэзии ни газелей, ни девушек с газельими глазами. Прекрасны живые красавицы газели и девушки с их бессмертной красотой, непостижимо чудесна поэзия любви. Все это изумительное в жизни и поэзии, в ее подлинных явлениях эпигоны и подражатели превратили в мертвые штампы, убив в газелях, девушках, соловьях и розах их настоящую живую красоту, дыхание и аромат, всю их прелесть. Тот, кто впервые сравнил глаза любимой с глазами газели, сделал открытие. То же самое о соловье, поющем розе о своей любви. Но от повторений - говорили на Востоке - не тускнеет одна лишь молитва! Поэзия такой суровой земли, как Балкария, такого народа, как балкарский, который жил трудно и драматично, конечно, соловьи и розы были чуждым мотивом. И Кязим, как чуткий художник, прошел мимо них. Вот его четверостишие, подтверждающее сказанное мной:
У турков, арабов, проделав скитаний круги,
Я снова увидел вершины твои, Безенги,
Что может быть лучше, отраднее в мире земном,
Чем запах кизячного дыма в ауле родном!
Он считал себя учеником Физули и Хафиза. Мечиев умел учиться. А все же главное в таланте, который является лучшим компасом для художника. Без таланта не спасет никакое умение учиться, не помогут и знания, хотя они и необходимы. Великая классическая Поэзия Востока, которой восхищались такие гиганты мировой культуры, как Гете и Пушкин, стала замечательной школой для Кязима Мечиева. Он освоил ее лучшие черты. Это раздвинуло его горизонты, развило вкус, научило культуре стиха, привело к чувству формы. Балкарский поэт, которому, как я уже говорил, не удалось пройти русскую школу, изучить русский язык, если бы не опирался на образцы восточной поэзии, то не сумел бы подняться на такую высоту»
35. Для подтверждения слов Кайсына Кулиева приведем стихотворение Кязима Мечиева в подстрочнике:
Сотканного из драгоценных камней Фирдоуси - мореподобного,
Блистающего брильянтами Хафиза
И Хайяма - из восточных лал,
Утвержденный и благословенный
Пророками слова,
И назначенный на века
Короной драгоценной,
- О, язык фарси - мое атство,
Твоей щедростью мой век связан,
Смысл того - мне или умереть.
В середине ХХ в. востоковеды в СССР серьезно занимались переводами с персидского языка. Произведения Фирдоуси всегда привлекали советских исследователей. «Шахнаме» переводил в 1957- 1989 годах Ц.Б. Бану-Лахути. Это был огромный труд, завершивший
35 Кулиев К. Так растет и дерево. - М., «Современник», 1975. С. 70-71.
почти полный перевод на русский язык. «Шахнаме» одновременно переводили и другие авторы в 1957-1959 гг., и в 1964. Мы помним, что первые небольшие переводы из Фирдоуси, но не с фарси, а с французских переводов были сделаны еще в 40-х годах XIX века. Но впервые научное издание текста «Шахнаме», на основе современных методов текстологии, разработанных Е.Э. Бертельс, с привлечением древнейших рукописных списков (XIII-XIV вв.) было осуществлено Институтом востоковедения Академии Наук СССР (9 томов, 1960-1971). В 1971 году этот текст под новой редакцией переиздавался в Тегеране. Фирдоуси - слава и гордость всей мировой культуры, он близок и дорог всем народам, он дорог и нам жителям России. Как справедливо сказал выдающийся деятель современной иранской культуры, профессор Саидом Нафиси, в дни празднования тысячелетия со дня рождения Фирдоуси: «Он повсюду - этот певец Ирана. Всюду, где Гомер, Вергилий, Шекспир, Мольер, Данте, Сервантес, Шиллер и Лермонтов, - всюду он рядом с ними. Тысячу лет назад, оставаясь в своем деревенском углу, в окрестностях Туса, он направился на завоевание мира. Но среди всех стран, через которые он прошел, в ряду горячих встреч, которые ему были оказаны, есть страна, где он был понят лучше, чем где-либо, почти так же хорошо, как па своей родине... Кто лучше русского уловит это состояние спокойного блаженства, это великолепие отречений, эту тишину мучений и захватывающую гиперболичность, присущую гению таких поэтов, как Рудаки, Дакики, Фирдоуси...»
36 Персидских поэтов переводили представители русской эмиграции, среди которых особое место занимал Иван Иванович Тхоржевский (1878-1951). Он перевел Хайама, Хафиза. Вот его одно из таких стихотворений, подражание Хафизу37, ставшего известным во всем русско-язычном мире:
И.И. Тхоржевский.
36 Цит. по: Гафуров Б. Фирдоуси - слава и гордость мировой культуры // Фирдоуси. Шах-намэ. Библиотека всемирной литературы. Серия первая. Т. 24. - М.: «Худ. лит-ра», 1972. - С. 17. 37 Тхоржевский Иван. Последний Петербург: воспоминания камергера. - СПБ.: Алетейя, 1999. С. 252. Впервые это стихотворение было опубликовано в СССР в 1988 году: Солоухин В. Камешки на ладони. - М., 1988. С. 240.
Вольное подражание Гафизу
Лёгкой жизни я просил у Бога:
Посмотри, как мрачно всё кругом.
И ответил Бог:
- Пожди немного,
Ты ещё попросишь о другом.
Вот уже кончается дорога,
С каждым годом тоньше жизни нить.
Лёгкой жизни я просил у Бога,
Лёгкой смерти надо бы просить.
Варианты и разночтения <1> Лёгкой жизни я просил у Бога: Посмотри, как мрачно всё кругом. Бог ответил: подожди немного, Ты меня попросишь о другом. Вот уже кончается дорога, С каждым годом тоньше жизни нить - Лёгкой жизни я просил у Бога, Лёгкой смерти надо бы просить. <2> Лёгкой жизни я просил у Бога: «Посмотри, как мрачно все кругом!» Бог ответил: «Обожди немного. Ты ж попросишь о другом». Вот уже кончается дорога, С каждым днём всё тоньше жизни нить. Лёгкой жизни я просил у Бога, Лёгкой смерти надо бы просить
Хорошо известны и переложения Тхоржевского из Хайяма (скорее, впрочем, из Фитцджеральда - от оригиналов Хайяма в
переводах Тхоржевского оставалось мало, но - по признанию С. Липкина - "как раз тут и получался лучший русский Хайям").
Монастырей, мечетей, синагог И в них трусишек много видел Бог. Но нет в сердцах, освобожденных солнцем, Дурных семян: невольничьих тревог.
*** Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой. Не в жажде чуда я и не с мольбой: Когда-то коврик я стянул отсюда, А он истерся. Надо бы другой...
***
Один припев ту мудрости моей: Жизнь коротка, - так дай же волю ей! Умно бывает подстригать деревья, Но обкорнать себя - куда глупей.
Современные иранские каллиграфы сделали немало потрясающих художественных работ. Тексты знаменитых четверостиший Хайяма, которые называются рубаи. Они выполнили разнообразными арабскими почерками, сопроводив их переводами И. Тхоржевского. Мы привели ниже одну иранскую каллиграфию, которая была опубликована в очень интересном исследования доктора Али Акбар Велаяти «Мудрец Омар Хайям»38. Как надрывался на заре петух!
38 Али Акбар Велаяти. Мудрец Омар Хайям. - М.: Вече, 2011. С. 96.
Он видел ясно: звезд огонь потух И ночь как жизнь твоя, прошла напрасно. А ты проспал - и знать не знаешь, глух
Продолжение следует
(библиография у меня сбилась, так что смотрите ПДФ первоисточника)