Не знаю, как вам, а мне на язык не ложится МангуП, а вот МангуЛ произносится легко.
Педия о Мангупе- МангулеС тем, что П и Л легко перепутать при написании, моя гипотеза о том что это были МАНГУЛЫ - скифо сарматы, легко разгадывается мангульское иго- скифо сарматское,
и польская Сарматская теория, когда все польские шляхтичи желали вести свой род от сарматов.
Что еще смешно, в
англоязычной педии написано, что Мангул сохранял автономию при нападении монгол на Крым. Мангул-мангул, это наверняка, особенно, когда мы знаем, что никаких монгол-татар никогда не существовало, как и монголо-татарского ига.
А вот Мангульское Иго, как обозначение брачных связей Византийской династии вполне могло существовать, но не в том значении, в котором оно применялось в учебниках 6 класса общеобразовательной школы середины 20 века.
Иго- бремя, ярмо
В изобразительном искусстве ярмо (иго) являлось атрибутом персонифицированного
послушания.
Иногда в этом же смысле оно изображается возлагаемым на плечи коленопреклоненного монаха его аббатом.
Оно же было эмблемой некоторых членов династии Медичи
И вот тут об особенностях произношения слова ЯРМО по-испански Если иго-ярмо-бремя могло быть эмблемой Медичи, то почему оно не могло быть словесной эмблемой Палеологинь,
и их мужей, литовских и русских князей, добивающихся их руки?
Ярмо( иго), как атрибут верности, налагаемой родством с домом Палеологов.
Мария Асасанина Палеологиня
«Александр, князь Литовский, посла к вел. Князю Московскому Ивану Васильевичу, прося мира и Елену, дщерь его себе в жену.
Яже обоя князь Московский сотвори, си есть и брани преставъ сотвори с ним мир и дщерь свою Елену даде ему в жену.
Сия Елена родися от Анны, дщери Фомины Палеолога деспота Пелопонизу, ея же сестра вторая бе за Стефаном воеводою Волоским Храбрым»
Если не считать путаницы в именах (супруга Ивана III звалась Софья (Зоя), а не Анна), то летописец хотел подчеркнуть, что князь Иван Московский и князь Стефан Молдавский были женаты на близких родственницах. Действительно, Софья Фоминична и Мария, княжна Мангупская называли себя Палеологинями. Впрочем, не вполне ясно выражение «вторая сестра» - кузина, двоюродная сестра, по крови или по браку? Двухглавый орел с погребальной пелены Марии Мангульской( Мангупской)
![](https://ic.pics.livejournal.com/mislpronzaya/76978657/226600/226600_900.jpg)
о
Монограмма Палеологов с погребальной пелены Марии Мангульской( Мангупской)
Здесь следует напомнить, что оба деспота Мореи - Фома и Димитрий Палеологи, братья погибшего императора Константина и формально законные наследники престола, имели жен, чей патроним включал имя Асана по материнской линии. Супруга деспота Фомы Катерина Асанина Заккариа имела родного дядю по имени Цамблакон (Tzamblakon). О родстве Фомы с родом Tzamblakon свидетельствует и другой факт: в 1455 г. некий Иоанн Цамблако (Zamblaco) , двоюродный брат (cusinus) Фомы, находится во Флоренции, с просьбой о помощи в борьбе с турками. Супруга Димитрия Палеолога Феодора являлась дочерью Павла Асана (правитель Константинополя в 1438-1439 годах) и сестрой Матфея Палеолога Асана (12). Круг родства достаточно ограничен, но именно к нему принадлежит и Мария Мангупская. Избраны только царственные патронимы, остальные отвергнуты. Столь широко понимаемое родство тем не менее показывает, что для автора Густынской летописи и его современников это был генеалогический факт значительной важности: Мария Асанина Палеологиня из Феодоро являлась - разумеется, по матери - близкой родственницей («второй сестрой») дочери деспота Мореи Фомы Палеолога. Судя по всему, вовсе не случаен тот факт, что Зоя-София Московская и Мария Мангупская вступили в брак почти одновременно, осенью 1472 г., причем первая везла из Рима в Москву в свите в качестве «родственника» (Палеолога по матери(?) князя Константина Мангупского.
Итак, ни супруги Фомы и Димитрия Палеологов, ни княжна Мария Мангупская не включили имя Цамблакон в свой патроним, хотя все три были с ним в родстве по материнской линии. Однако Цамблаконы приходились им не только родственниками, но и устроителями династических браков. Так, Иоанн Палеолог Цамблакон в одном из документов назван «дядей» (cognate - брат жены, шурин) князя Стефана (в широком смысле родства по женской линии - через Марию Асанину Палеологиню) и «кузеном» деспотов Мореи (13). Этот византийский аристократ (или его отец) стал известен в ходе осады Константинополя как защитник ворот св. Феодосия. Затем он оказывается на службе братьев Палеологов, деспотов Мореи, причем источники называют Цамблакона «кузеном». В качестве их дипломатического представителя он побывал в Италии, в частности, в Венеции и Флоренции.
Миссия Иоанна Палеолога Цамблакона в Молдавии была в определенном отношении подобна миссии Георгия Тарханиота в Москве между 1468-1472 годами. Оба действовали по инициативе кардинала Виссариона. Как легитимный патриарх Константинополя, направивший все свои усилия на создание антиосманской коалиции против турок, он не мог не стремиться вовлечь в нее два наиболее важных православных княжества (Московское и Молдавское), способные внести свой вклад в борьбу против турецкой экспансии. С этой целью Виссарион, естественно, воспользовался услугами представителей византийской аристократии, эмигрировавшими в Италию, которым было лучше известно, как приняться за дело в странах с православным населением. Примечателен факт, что Антонио Бонумбре, сопровождавший Софью Палеолог в Москву, должен был сразу после этого отправиться в Крым, в Кафу (14). Династический брак был испытанным средством; вряд ли случаен тот факт, что свадьбы Зои-Софии и Марии произошли почти одновременно - осенью 1472 года. После устройства династических браков оба эмиссара заняли выдающееся положение при дворах обоих суверенов. Одной из важных миссий Георгия Тарханиота было дипломатическое представительство Ивана III, в том числе при дворе Фридриха III Габсбурга в 1489 году. Примерно в это время в Молдавии появляется другой протеже Виссариона - грек Михаил Маруллос Тарханиот, родственник первого. В 1477 году Иоанн Палеолог Цамблакон представлял своего нового суверена в Венеции и Риме.
Оба династических брака явились внешним выражением усилий по созданию антиосманской коалиции. Но не только. После того, как Константинополь пал и надежды выживших на крестовый поход против османов таяли, их долгосрочной задачей стало создание «Византии после Византии» в странах, являвшимися ее провинциями, а ныне - очагами византийской культуры и османского сопротивления.