Охоч лесник и до "продажной дури" - так зовет он зелено
вино,- но во время лесованья продажная дурь не дозволяется. Заведись у кого
хоть косушка вина, сейчас его артель разложит, вспорет и затем вон без
расчета. Только трижды в зиму и пьют: на Николу, на рождество да на
масленицу, и то по самой малости. Брагу да сусло пьют и в зимницах, но
понемногу и то на праздниках да после них.......
Закричал Захар пуще прежнего, даже с места вскочил, ругаясь и сжимая
кулаки, но дядя Онуфрий одним словом угомонил расходившихся ребят. Брань и
ссоры во все лесованье не дозволяются. Иной парень хоть на руготню и голова
- огонь не вздует, замка не отопрет, не выругавшись, а в лесу не смеет
много растабарывать, а рукам волю давать и не подумает... Велит старшой
замолчать, пали сердце сколько хочешь, а вздориться не смей. После, когда
из лесу уедут, так хоть ребра друг дружке переломай, но во время лесованья
- ни-ни. Такой обычай ведется у лесников исстари. С чего завелся
такой обычай? - раз спросили у старого лесника, лет тридцать сряду
ходившего лесовать хозяином. "По нашим промыслам без уйму нельзя,- отвечал
он,- также вот и продажной дури в лесу держать никак невозможно, потому, не
ровен час, топор из рук у нашего брата не выходит... Долго ль окаянному
человека во хмелю аль в руготне под руку толконуть... Бывали дела, оттого
сторожко и держимся". Смолкли ребята, враждебно поглядывая друг на
друга, но ослушаться старшого и подумать не смели... Стоит ему слово
сказать, артель встанет как один человек и такую вспорку задаст ослушнику,
что в другой раз не захочет дурить...
- А как нам расставанье придет, вы уж, братцы, кто-нибудь проводите
нас до зимняка-то,- сказал Патап Максимыч.
- На этом не погневись, господин купец. По нашим порядкам этого нельзя
- потому артель,- сказал дядя Онуфрий.
- Что ж артель?.. Отчего нельзя? - с недоумением спросил Патап
Максимыч.
- Да как же?.. Поедет который с тобой, кто за него работать станет?..
Тем артель и крепка, что у всех работа вровень держится, один перед
другим ни на макову росинку не должен переделать аль недоделать... А как ты
говоришь, чтоб из артели кого в вожатые дать, того никоим образом нельзя...
Тот же прогул выйдет, а у нас прогулов нет, так и сговариваемся на суйме (
Суйм, или суем (однородно со словами сонм и сейм),- мирской сход, совещанье
о делах.), чтоб прогулов во всю зиму не было.
- Да мы заплатим что следует,- сказал Патап Максимыч.
- А кому заплатишь-то?.. Платить-то некому!..- отвечал дядя Онуфрий.-
Разве возможно артельному леснику с чужанина хоть малость какую принять?..
Разве артель спустит ему хошь одну копейку взять со стороны?.. Да вот я
старшой у них, "хозяин" называюсь, а возьми-ка я с вашего степенства хоть
медну полушку, ребята не поглядят, что я у них голова, что борода у
меня седа, разложат да таку вспарку зададут, что и-и... У нас на это
строго.
- Мы всей артели заплатим,- сказал
Патап Максимыч.
- Это уж не мое дело, с артелью толкуй. Как она захочет, так и
прикажет, я тут ни при чем,- ответил дядя Онуфрий.
- Коли так, сбирай артель, потолкуем,- молвил Патап Максимыч.
- Скликнуть артель не мудрое дело, только не знаю, как это
сделать, потому что такого дела у нас николи не бывало. Боле тридцати годов
с топором хожу, а никогда того не бывало, чтоб из артели кого на сторону
брали,- рассуждал дядя Онуфрий.
- Да ты только позови, может, сойдемся как-нибудь,- сказал Патап
Максимыч.
- Позвать отчего не позвать! Позову - это можно,- говорил дядя
Онуфрий,- только у нас николи так не водилось...- И, обратясь к Петряю, все
еще перемывавшему в грязной воде чашки и ложки, сказал: - Кликни ребят,
Петряюшка, все, мол, идите до единого. Артель собралась. Спросила дядю
Онуфрия, зачем звал; тот не отвечал, а молча показал на Патапа Максимыча.
- Что требуется, господин купец?..- спросили лесники, оглядывая его с
недоумением.
- Да видите ли, братцы, хочу я просить вашу артель дать нам проводника
до Ялокшинского зимняка,- начал Патап Максимыч.
Артель загалдела, а Захар даже захохотал, глядя прямо в глаза
Патапу Максимычу. - В уме ль ты, ваше степенство?.. Как же возможно из
артели работника брать?.. Где это слыхано?.. Да кто пойдет провожать
тебя?.. Никто не пойдет... Эк что вздумал!.. Чудак же ты, право, господин
купец!..- кричали лесники, перебивая друг дружку. Насилу втолковал им Патап
Максимыч, что артели ущерба не будет, что он заплатит цену работы за
весь день.
- Да как ты учтешь, чего стоит работа в день?.. Этого учесть нельзя,-
говорили лесники.
- Как не учесть, учтем,- сказал Патап Максимыч.- Сколько вас
в артели-то?
- Одиннадцать человек, Петряй двенадцатый.
- А много ль ден в зиму работать?
-Смекай: выехали за два дня до Николы, уйдем на Плющиху,- сказал
Захар. Подсчитал Патап Максимыч - восемьдесят семь дней выходило.
- Ты, ваше степенство, неделями считай; мы ведь люди неграмотные -
считать по дням не горазды,- говорила артель.
- Двенадцать недель с половиной,- сказал Патап Максимыч.
- Ну, это так,- загалдели лесники...- Намедни мы считали, то
же выходило.
- Ну ладно, хорошо... Теперь сказывайте, много ль за зиму на каждого
человека заработка причтется?.- спросил Патап Максимыч. - А кто его
знает!- отвечали лесники. - Вот к святой сочтемся, так будем знать.
Беспорядицы и бестолочи в переговорах было вдоволь. Считали барыши прошлой
зимы, выходило без гривны полтора рубля на ассигнации в день человеку.
Но этот счет в толк не пошел, потому, говорил Захар, что зимушняя зима была
сиротская, хвилеватая (Хвилеватая - мокрая, дождливая и вьюжная.), а
нонешняя морозная да ветреная. Сулил артели Патап Максимыч целковый за
проводника,- и слушать не хотели. Как, дескать, наобум можно ладиться.
Надо, говорят, всякое дело по чести делать, потому - артель. А дядя
Онуфрий турит да турит кончать скорей переговоры, на всю зимницу кричит,
что заря совсем занялась - нечего пустяки городить - лесовать пора...
Потерял терпенье Патап Максимыч. Так и подмывает его обойтись с
лесниками по-свойски, как в Осиповке середь своих токарей навык... Да
вовремя вспомнил, что в лесах этим ничего не возьмешь, пожалуй, еще хуже
выйдет. Не такой народ, окриком его не проймешь... Однако ж не вытерпел
- крикнул: - Да берите, дьяволы, сколько хотите... Сказывай, сколько
надо?.. За деньгами не стоим... Хотите три целковых получить?
- Сказано тебе, в зимнице его не поминать,- строго, притопнув
даже ногой, крикнул на Патапа Максимыча дядя Онуфрий...- Так в лесах не
водится!.. А ты еще его черным именем крещеный народ обзываешь... Есть на
тебе крест-от аль нет?.. Хочешь ругаться да вражье имя поминать, убирайся,
покаместь цел, подобру-поздорову.
- Народец! - с досадой молвил Патап Максимыч, обращаясь к Стуколову.-
Что тут станешь делать? Не отвечал паломник. - Говорите же, сколько надо
вам за проводника? Три целковых хотите?- сказал Патап Максимыч, обращаясь к
лесникам. Зачала артель галанить пуще прежнего. Спорам, крикам, бестолочи
ни конца, ни середки... Видя, что толку не добиться, Патап Максимыч хотел
уже бросить дело и ехать на авось, но Захар, что-то считавший все время по
пальцам, спросил его: Без двугривенного пять целковых дашь? - За что
ж это пять целковых? - возразил Патап Максимыч.- Сами говорите, что в
прошлу зиму без гривны полтора рубли на монету каждому топору пришлось.
- Так и считано,- молвил Захар.- В артели двенадцать человек, по рублю
- двенадцать рублей, по четыре гривны - четыре рубля восемь гривен - всего,
значит, шестнадцать рублей восемь гривен по старому счету. Оно и выходит
без двугривенного пять целковых.
- Да ведь ты на всю артель считаешь, а поедет с нами один,- возразил
Патап Максимыч. - Один ли, вся ли артель, это для нас все единственно,-
ответил Захар.- Ты ведь с артелью рядишься, потому артельну плату
и давай... а не хочешь, вот те бог, а вот и порог. Толковать нам недосужно
- лесовать пора .
- Да ведь не вся же артель провожать поедет? - сказал Патап Максимыч.
- Это уж твое дело... Хочешь, всю артель бери - слова не молвим - все до
единого поедем,- заголосили лесники.- Да зачем тебе сустолько народу?.. И
один дорогу знает... Не мудрость какая! - А вы скорей,
скорей, ребятушки,- день на дворе, лесовать пора,- торопил дядя Онуфрий.
- Кто дорогу укажет, тому и заплатим,- молвил Патап Максимыч.
- Этого нельзя,- заголосили лесники. - Деньги при всех подавай, вот
дяде Онуфрию на руки.
Делать было нечего, пришлось согласиться. Патап Максимыч отсчитал
деньги, подал их дяде Онуфрию. - Стой, погоди, еще не совсем в расчете,-
сказал дядя Онуфрий, не принимая денег.- Волочки-то здесь покинете аль с
собой захватите?
- Куда с собой брать!.. Покинуть надо,- отвечал Патап Максимыч.
- Так их надо долой скосить... Лишнего нам не надо,- молвил дядя
Онуфрий.- Ребята, видели волочки-то?
- Глядели,- заговорили лесники.- Волочки - ничего, гожие, циновкой
крыты, кошмой подбиты - рубля три на монету каждый стоит... пожалуй, и
больше... Клади по три рубля с тремя пятаками.
- Что вы, ребята? Да я за них по пяти целковых платил,- сказал Патап
Максимыч.
- На базаре? - спросил Захар. - Известно, на базаре. - На базаре
дешевле не купишь, а в лесу какая им цена? - подхватили лесники.- Здесь
этого добра у нас вдоволь... Хочешь, господин купец, скинем за волочки для
твоей милости шесть рублев три гривны... Как раз три целковых выйдет.
Патап Максимыч согласился и отдал зеленую бумажку дяде Онуфрию. Тот
поглядел бумажку на свет, показал ее каждому леснику, даже Петряйке. Каждый
пощупал ее, потер руками и посмотрел на свет.
- Чего разглядываешь? Не бойсь, справская,- сказал Патап Максимыч.
- Видим, что справская, настоящая государева,- отвечал дядя Онуфрий.-
А оглядеть все-таки надо - без того нельзя, потому - артель, надо чтоб все
видели... Ноне же этих проклятых красноярок (В Поволжском крае так зовут
фальшивые ассигнации.) больно много развелось... Не поскорби, ваше
степенство, не погневайся... Без того, чтоб бумажку не оглядеть, в артели
нельзя.
- О чем же спорили вы да сутырили (Сутырить, сутырничать - спорить,
вздорить, придираться, а также кляузничать. Сутырь - бестолковый спор. )
столько времени? - сказал
Патап Максимыч, обращаясь к артели.- Сулил я вам три целковых, об
волочках и помина не было, у вас же бы остались. Теперь те же самые
деньги берете. Из-за чего ж мы время-то с вами попусту теряли?
- А чтоб никому обиды не было,- решил дядя Онуфрий.- Теперича, как до
истинного конца дотолковались, оно и свято дело, и думы нет ни себе, ни
нам, и сомненья промеж нас никакого не будет. А не разберись мы
до последней нитки, свара, пожалуй, в артели пошла бы, и это уж последнее
дело... У нас все на согласе, все на порядках... потому - артель.
...
.- Эка, парень, бестолочь-то какая у вас,- заговорил Патап Максимыч с
Артемьем.- Неужель у вас завсегда такое галденье бывает? -Артель! - молвил
Артемий.- Без того нельзя, чтоб не погалдеть... Сколько голов, столько
умов... Да еще каждый норовит по-своему. Как же не галдеть-то?
- Да вы бы одному дали волю всяко дело решать, хоть бы старшому.
- Нельзя того, господин купец,- отвечал Артемий.
- Другим станет обидно. Ведь это, пожалуй, на ту же стать пойдет, как
по другим местам, где на хозяев из-за ряженой платы работают...
- Ну да,- ответил Патап Максимыч.- Толку тут большего бы было.
- Обидно этак-то, господин купец,- отвечал Артемий.- Пожалуй, вот хоть
нашего дядю Онуфрия взять... Такого артельного хозяина днем с огнем не
сыскать... Обо всем старанье держит, обо всякой малости печется,
душа-человек: прямой, правдивый и по всему надежный. А дай-ка ты ему волю,
тотчас величаться зачнет, потому человек, не ангел. Да хоша и по правде
станет поступать, все уж ему такой веры не будет и слушаться его,
как теперь, не станут. Нельзя, потому что артель суймом держится.
- А в деревне как у вас? - спросил Патап Максимыч.
- В деревне свои порядки, артель только в лесах,- отвечал Артемий.
- Как же она у вас собирается? спросил Патап Максимыч.
- Известно как. Придет осень, зачнем сговариваться, как лесовать
зимой, как артель собирать. Соберется десять либо двадцать топоров,- больше
не бывает. Наберутся скоро, потому что всякому лесовать надо, без этого
деньгу не добудешь... Ну, соберутся, зачнут друг у друга спрашивать, кому в
хозяевах сидеть. Один на того мекает, другой на другого... Так и толкуем
день, два, ину пору и в неделю не сговоримся... Тут-то вот галденья-то
послушал бы ты... Тогда ведь вино да хмельное пиво пьют, народ-от в задоре,
редко без драки обходится... Положат, наконец, идти кланяться такому-то -
вот хоть бы дяде Онуфрию. Ну, и пойдем, придем в избу, а он сидит, ровно
ничего не знает: "Что, говорит, скажете, ребятушки? Какая вам до меня
треба?" А ему в ответ: так мол, и так, столько-то нас человек в артель
собралось, будь у нас за хозяина. Тот, известно дело, зачнет ломаться, без
этого уж нельзя. "И ума-то, говорит, у меня на такое дело не хватит, и
стар-от я стал, и топор-от у меня из рук валится", ну и все такое. А
мы стоим да кланяемся, покаместь не уломаем его. Как согласился тотчас
складчину по рублю аль по два - значит, у лесничего билеты править да
попенные платить. А которы на купцов работают, те старшого в Лысково
посылают рядиться. Это уж его дело. Оттого и выбирают человека ловкого,
бывалого, чтоб в городе не запропал и чтоб в Лыскове купцы его не больно
обошли, потому что эти лысковцы народ дошлый, всячески норовят нашего брата
огреть... Ну, выправит старшой билеты, отводное место нам укажут. Тут,
собравшись, и ждем первопутки. Только снег выпадет, мы в лес... Тут
и зачинается артель... Как выехали из деревни за околицу, старшой и стал
всему делу голова: что велит, то и делай. А коли какое стороннее дело
подойдет, вот хоть бы ваше, тут он ни при чем, тут уж артель, что хочет, то
и делает.
- А расчеты когда? - спросил Патап Максимыч.
- После Евдокии-плющихи, как домой воротимся,- отвечал Артемий.- У
хозяина кажда малость на счету... Оттого и выбираем грамотного, чтоб умел
счет записать... Да вот беда,- грамотных-то маловато у нас; зачастую такого
выбираем, чтоб хоть бирки-то умел хорошо резать. По этим биркам аль по
записям и живет у нас расчет. Сколько кто харчей из дома за зиму
привез, сколько кто овса на лошадей, другого прочего - все ставим в цену.
Получим заработки, поровну делим. На страшной и деньги по рукам.
- А без артели в лесах работают? - спросил Патап Максимыч.
- Мало,- отвечал Артемий.- Там уж не такая работа. Почитай, и
выгоды нет никакой... Как можно с артелью сравнять! В артели всем лучше: и
сытней, и теплей, и прибыльней. Опять же завсегда на людях... Артелью
лесовать не в пример веселей, чем бродить одиночкой аль в двойниках.
- А летней порой ходите в лес? - спросил Патап Максимыч. - Как не
ходить? И летом ходим,- отвечал Артемий.- Вдаль, однако, не пускаемся, все
больше по раменям... Бересту дерем, луб. Да уж это иная работа; тут
жизнь бедовая, комары больно одолевают.