Ольга Александровна Ильина-Боратынская.
***
Сегодня утром я была в ударе.
Никто меня не видел, жаль!
Я продала сегодня на базаре
за миллионы бабушкину шаль.
Я волосы платком прикрыла жёлтым,
была я в бальных туфлях, без чулок.
О, как хотела б я, чтоб где-нибудь прошёл ты,
чтоб ты увидеть это мог!
Ты верил бы тогда в мои таланты.
На пыльной площади, где визг и толкотня,
Кольцом столпились вкруг меня
старьёвщики и спекулянты.
Один из них - монгол лицом,
в гороховом пальто поверх рубахи грязной,
Хватал меня рукой кривой и безобразной,
Украшенной сверкающим кольцом.
«Чего воротишь нос? Ведь хорошо даю,
и никакой дурак тебе не даст дороже».
Впивалась цепко в шаль мою
его шершавая мозолистая кожа.
Другой кричал: «Уж ей не в первый раз,
мы эту бабу знаем - шельма!»
А бабушка моя в Стокгольме родилась,
дочь графа Симона Кронгельма.
И мы сейчас портрет её спасли:
- на фоне бархатной портьеры синей
И грозовых небес вдали
она сидит в огромном кринолине.
Брюллов, ведь он всегда хорош.
И очень, главное, похожа:
Такая матовая кожа и волосы,
как золотая рожь.
Пунцовых губ её любезна складка,
надменна глаз улыбчивая сталь,
А с полного плеча, что так округло-гладко,
скатилась эта вышитая шаль.
Вот эта шаль, которую едва удерживать в руках мне удавалось.
«Ну, полтора и кончено! Ну… два и по рукам!»
Я не сдавалась.
Но, наконец, я вышла из толпы,
но, наконец, я вырвалась на волю!
Вот. Цель достигнута:
по розовому полю за молоты зацеплены серпы.
Вот, цель достигнута, и я собой довольна,
Теперь куплю муки.
Восторг, а не житьё!
Но…бедной шали было больно!
И я прошу прощенья у неё.
< 1920 >