Из записок Соколовой -"Живой труп"

[mislpronzaya]

Прочел интересное про семью Энгельгардов( Ангелов-Стражей = Engel Guard)
Когда папаша-Энгель совокупился в инцесте со своей 14 летней дочерью,
то его особым указом императора объявили ЖИВЫМ МЕРТВЫМ- лишили пасс порта, имени, дворянства и т.д.
( на самом деле- нет, все вранье)

ГОВОРИТ ОДНА СТОРОНА

Не могу пройти молчанием одну из интересных житейских встреч своих, а именно встречи с Анной Романовной Энгельгардт, урожденной Херасковой, дочери которой, Полина и Александра Федоровны, были моими сверстницами и подругами по времени выезда в свет.
Я узнала m-me Энгельгардт уже после горькой семейной драмы, пережитой ею и переданной мне гораздо позднее моей теткой.
Когда я ее узнала, это была уже очень немолодая, но полная жизни женщина, никогда не снимавшая траура, который надела она в тот день, когда потеряла мужа, физически не умершего, но нравственно навсегда утраченного для нее и о существовании которого она не хотела ни знать, ни вспоминать. У m-me Энгельгардт, вышедшей замуж по страстной любви, было четыре дочери, из которых старшая[215], вышедшая впоследствии замуж за графа Девьера, была с детства особенно горячо предана матери

Второй дочери было 14 лет, а две остальные и самый меньший из всех детей, сын Валентин, были еще совсем маленькими, когда вследствие несчастной случайности до сведения Анны Романовны дошло роковое известие о преступной связи между ее мужем и второй ее дочерью, которой только что исполнилось 14 лет.
Весть эта как громом сразила несчастную женщину, безумно любившую мужа, обожавшую детей и благоговейно охранявшую чистоту и святость домашнего очага. Она подробно расспросила обо всем дочь, пришла к убеждению, что та действовала почти бессознательно, под давлением враждебной нравственной силы, и, не желая щадить ни себя, ни лиц, разбивших ее жизнь, сама передала все это горькое и позорное дело в руки жандармской полиции, в то время ведавшей все тайные и секретные дела, не исключая и самых сокровенных дел семейных…
О вопиющем деле в семье Энгельгардт немедленно доложено было императору Николаю Павловичу, - происходило это в последние годы его царствования, - и он, глубоко возмущенный поступком дворянина, раньше носившего гвардейский мундир, приказал нарядить особое следствие и постоянно докладывать ему о ходе дела.
Не знаю, как караются в настоящее время преступления подобного рода, но в былые времена они были неслыханно редки и, вероятно, карались беспощадным образом, потому что по произнесении приговора над обвиненным Энгельгардтом он, по усиленному ходатайству двоюродной сестры своей, светлейшей княгини Салтыковой, был признан умершим и, совершенно вычеркнутый из списка живых людей, без паспорта проживал в доме Салтыковых

ГОВОРИТ ДРУГАЯ СТОРОНА.В архиве III отделения сохранилось дело, заведенное 15 ноября 1849 г. по жалобе лужского помещика Федора Валентиновича Энгельгардта на то, что жена (Анна Романовна) выгнала его из своего имения.
Допрошенная жена показала, что полтора года назад муж растлил дочь Веру (которой было тогда 14 с половиной лет)
и продолжал эту связь до последнего времени.

20 декабря 1849 г. для следствия был назначен полковник корпуса жандармов Станкевич.
В беседе с дочерью он выяснил, что коитуса не было, но отец просил дочь держать его член.

В январе 1850 г. император повелел: «Делопроизводство в избежание большого соблазна оставить без дальнейших последствий.
Как сам Энгельгардт и жена его оказались оба развратного поведения, почему первого отправить на жительство в Олонец, а последнюю в монастырь.

Сына их Валентина поместить в одно из казенных заведений.
Дочерей их всех четырех поручить попечению губернского предводителя дворянства.
Имение взять в опеку» (ГАРФ. Ф. 109. 2 эксп. 1849. Ед. хр. 562. Л. 27).

В это время старшей дочери Екатерине было 17 лет, Вере - 16, Пелагее (Соколова ошибочно называет ее Полиной) 14, Александре 12, Валентину 10 лет.

Имеется также архивное дело III отделения (ГАРФ. Ф. 109. 1 эксп. 1853. Ед. хр. 332), начавшееся с анонимного письма в III отделение (поступило туда 9 декабря 1853 г.), в котором речь шла о том, что дочь графини Екатерины Михайловны Салтыковой 16-летняя Софья просит не разлучать ее с матерью.

Было установлено, что письмо писала сама графиня.
Полиция и III отделение провели расследование, в ходе которого графиня Е. М. Салтыкова, ее дочери, с одной стороны, и муж граф Лев Салтыков, с другой стороны, выдвинули друг против друга разного рода обвинения.

Старшая дочь Наталья писала в III отделение: «[Отец] уже два года изъяснялся мне в нежной страсти» (л. 18).
Граф обвинял жену, что она плохо относилась к 16-летней дочери и била ее.
По его словам, единственное общество жены уже четыре года составляет «г. Энгельгардт, человек известный правительству по безнравственной истории, но он был без всяких средств к жизни, и из сострадания дана была [ему] комната ‹…›» (л. 7 об.).

Дело в том, что «жена Энгельгардта была любовница старика отца Салтыкова» (л. 471) и имела ребенка не от Энгельгардта.
Жена же Салтыкова утверждала, что Салтыков сошелся с женой Энгельгардта.
Следователь сделал вывод, что это ничтожные раздоры, которыми должно заниматься духовное ведомство, а генерал-губернатор предложил, чтобы петербургский губернский предводитель дворянства сделал им внушение.

Но необходимо было решить, что делать с Энгельгардтом.
В справке III отделения о нем говорилось следующее:
«Титулярный советник Энгельгардт присужден был Правительствующим Сенатом к выдерживанию в тюрьме в продолжение трех месяцев за сделанные, с употреблением оружия, угрозы лишить жену свою жизни, и к церковному покаянию, по распоряжению духовного начальства.

Впоследствии, по Высочайшему повелению, тюремное заключение заменено для него 6-месячным домашним арестом, с отдачею на год под надзор полиции.
На Энгельгардта упадали, кроме обличения в сих угрозах, важнейшие обвинения, которые, впрочем, устранены от судебного разбора, но и в настоящем положении, после осуждения к аресту и покаянию, представляется усмотрению высшего начальства в С.Петербурге, оставлять ли его на жительстве здесь или вообще в столицах, где воспрещено пребывание людей, омраченных в общественном мнении.

Он же сверх того прикосновенен к раздорам между графом и графинею Салтыковыми, и жена его, Энгельгардта, с детьми проживает здесь в Петербурге и не считает себя обезопасенною от новых, неминуемых при вражде, последствий, оскорблений или нападений со стороны мужа, преследовавшего ее с ожесточением в разгаре преступных своих страстей» (ГАРФ. Ф. 109. 2 эксп. 1849. Ед. хр. 562. Л. 29).
Тем не менее дело в III отделении было закрыто, однако раздоры не прекращались. В результате в январе 1855 г., незадолго до смерти, Николай I дал повеление Салтыкова арестовать и отправить на жительство в его могилевское имение, его жене предписал уехать в Москву, а двух дочерей указал поместить в Смольный монастырь в Дом призрения девиц благородного звания. Пришедший к власти Александр II в том же 1855 г. разрешил вернуть дочерей матери, а жена отправилась в Могилев к мужу. См. также:
Записки и дневники Л. В. Дубельта // Российский архив. М., 1995. Вып. VI. С. 227.

Интересно, этот Энгельгардт- его папаша, или нет?
У него имеется сын Федор, значащий "погибшим на войне".
А, нет, не этот.
У живого трупа ФИО  Федор Валентинович Энгельгардт-->

Анна Романовна Энгельгардт (Хераскова)
Birthdate: February 07, 1809--Death: July 25, 1881 (72)
Wife of Федор Валентинович Энгельгардт
Mother of
Александра Федоровна Николаева;
Вера Федоровна Энгельгардт;
Пелагея(Полина) Федоровна Станкевич;  -- Станкевич, жандармский полковник, проводивший следствие по поводу инцеста.
Пелагея Федоровна ст. Энгельгардт;
Валентин Фёдорович Энгельгардт
and двое других.

Про Пелагею Станкевич и  сына жандармского полковника Станкевича- немного вранья мемуаристки.
Очевидно, что мадам Энгельгардт находилась под надзором полиции, а это то, как она про это рассказывала подругам

Со Станкевичем m-me Энгельгардт оставалась знакома до следующего характерного эпизода.
Она много читала, очень много покупала всевозможных книг, и так как все свои покупки делала исключительно чрез посредство магазина Вольфа, то, само собой разумеется, она пользовалась там и широким кредитом, и самым полным доверием.
Как и все крупные книготорговцы, Вольф имел возможность получать все без исключения заграничные издания, каким бы широким вето они ни были поражены у нас в России. Все особенно интересные книги, как политического, так и общелитературного характера, немедленно давались для прочтения Анне Романовне, которая, бережно пробежав их, тотчас же возвращала их Вольфу. Однажды, когда получен был один из интересных и строго воспрещенных в России романов, Станкевич, заехавший вечером к m-me Энгельгардт, застал ее за чтением этой литературной новинки и очень ею заинтересовался.
- Откуда это у вас? - полюбопытствовал он.
Она сказала.
- Ах, как это интересно!.. Вы не можете мне дать это пробежать?..
Она ответила, что сама взяла эту новинку только на несколько часов, но на его усердную просьбу согласилась уступить ему книгу на ночь, с тем что он ее пробежит и рано утром вернет ей.
Станкевич уехал, захватив книгу с собой, а на другой день рано утром m-me Энгельгардт была разбужена горничной, сказавшей ей, что ее спрашивают по экстренному делу. Она наскоро оделась и, непривычная к тому, чтобы ее будили раньше, нежели она сама проснется, приказала ввести к ней досадного раннего посетителя. К ее крайнему удивлению, вошел старший приказчик Вольфа, сильно расстроенный и перепуганный, и в сбивчивых словах передал ей, что у них ранним утром произведен был обыск, конфисковано несколько запрещенных изданий и магазин запечатан.
Обыски в то время были большой редкостью и угрожали очень серьезными последствиями. Это было время всемогущего Третьего отделения, без распоряжения которого ни один обыск не мог иметь места.
- Что же такое случилось? - с участием осведомилась Анна Романовна, понимая обращение к ней старой и знакомой фирмы как выражение уверенности в ее добром участии и надежды на ее многочисленные связи и знакомства.
Каково же было ее удивление и ужас, когда она узнала, что обыск у Вольфа произведен был по ее вине и что не кто иной, как сам полковник Станкевич, явился в магазин с запрещенной книгой, накануне утром взятой ею из магазина, и на основании этого произвел обыск, очень значительную выемку книг и опечатал магазин. Она в первую минуту прямо оцепенела от ужаса…
Придя в себя, она моментально оделась, вместе с приказчиком поехала к главе торговой фирмы и после короткого объяснения прямо проехала к Станкевичу.
Увидав ее у себя, Станкевич растерялся и начал ее успокаивать, но, услыхав от нее смелое и бесцеремонное порицание своих распоряжений и твердое и непреложное заверение, что ежели магазин Вольфа не будет тотчас же распечатан и все это горькое и позорное для нее дело не будет замято, то она добьется личной аудиенции у государя императора и через него потребует отчета в этом оскорблении, которое нанесено ее честному имени и ее честному дому привлечением ее к позорному делу доноса и сыска.
Станкевич знал силу и твердость ее характера, знал, что напрасных слов она говорить не станет, и изловчился в тот же день замять всю эту бурю в стакане воды, выслушав от m-me Энгельгардт один раз навсегда решительную просьбу никогда не переступать порога ее дома.
Просьбу эту он исполнил волей-неволей, но в доме m-me Энгельгардт продолжал бывать сын его Сергей, сначала в кадетском мундире, а затем в мундире желтого кирасира[219], и незаметно для нее возник и развился роман между ее третьей дочерью Полиной и молодым Станкевичем.
Две старшие дочери были уже замужем. Самая старшая за графом Девьером, а вторая, виновница несчастья матери, за экономом или смотрителем Смольного монастыря Ганеманом. Последняя почти никогда не бывала в доме матери, но с сестрами поддерживала, хотя и не близкое, общение.
Графиня Девьер первая взяла на себя довести до сведения матери о предложении, сделанном сестре молодым Станкевичем, и о согласии самой Полины на этот брак. M-me Энгельгардт сначала и слышать не хотела об этой свадьбе, но, тронутая мольбами и слезами молодых людей, согласилась,

но с тем непременным условием, чтобы сам Станкевич не был ни на обручении, ни на самой свадьбе.
- Ежели он войдет, я сама немедленно выйду и не буду присутствовать ни при благословении, ни на свадьбе! - объявила она своим твердым и властным голосом, и дочь, зная непоколебимость ее решений, упросила жениха уговорить отца покориться этому оскорбительному решению.
Да Станкевич и сам, вероятно, не стал бы спорить со своим решительным и непримиримым врагом. Он знал, что властная женщина ему никогда не уступит.

Врет, как мемуарист!

«Живо́й труп»
- пьеса Льва Толстого, написанная в 1900 году и опубликованная посмертно.
Несмотря на то, что сюжет произведения доведён до логической развязки, оно не может считаться законченным: автор прервал работу над пьесой, оставив её на стадии черновика.
Это подтверждается словами из письма писателя к В. Г. Черткову от 12 декабря 1900 года:
«Драму я, шутя, или, вернее, балуясь, я написал начерно, но не только не думаю её теперь кончать и печатать, но очень сомневаюсь, чтобы я когда-нибудь это сделал».
Отправной точкой для Толстого послужил бракоразводный процесс матери Н. Н. Суханова и инсценировка смерти,
устроенная его отцом на Софийской набережной с тем, чтобы легальным образом расстаться с женой
и дать ей возможность заново выйти замуж.
Афера раскрылась, супруги были приговорены к семилетней ссылке с заменой на год заключения.