Раз с Проспером Мериме мы играли в буриме. Кармен. Ромы.
Цыгане предпочитают самообозначение «рома» (мн. число, ром или рома) от «романи (человек)»
Наказания могут заключаться в наложении штрафов или в исключении из общины,
причем виновного называют меримэ или ритуально нечистыми
тут
Проспер Мериме родился 28 сентября 1803 в семье химика и живописца Жана Франсуа Леонора Мериме
Проспер Мериме. «Цыганская семья» Б., акв.
Мы привыкли воспринимать Проспера Мериме исключительно как писателя.
Его знаменитая новелла, посвящённая испанской хитане, завоевала мировую известность.
О гордой Кармен ставят спектакли и снимают фильмы.
Этим образом вдохновился композитор Бизе, создавая свою знаменитую оперу.
Но задумывались ли вы, что Мериме рисовал?
По большому счёту здесь нет ничего неожиданного.
В XIX веке многие литераторы получили разностороннее образование,
позволявшее выражать свои мысли не только в словесной,
но и в зрительной форме. Широко известны рисунки Пушкина.
А Лермонтов вообще был талантливым художником,
работавшим даже в технике масляной живописи.
Одним словом, то, что французский писатель делал акварельные этюды, характерно для его эпохи.
Крайне интересная акварель была создана Мериме после посещения цыганской лачуги в горах Вогезы
на западе Франции.
Благодаря ей мы точно знаем, какими мог представлять своих литературных персонажей
сам автор. Возможно, босоногая цыганка с густой гривой чёрных волос - это прообраз Кармен.
Она стоит, подбоченясь.
Глубокий вырез её рубахи подчёркивает вольный дух.
Из украшений - лишь бусы. На ней слишком короткая для того времени юбка.
Сейчас это покажется странным - но в середине XIX века юбка до пят
вовсе не была обязательным атрибутом цыганской одежды.
Крайняя бедность вынуждала носить выпрошенные лохмотья.
Нередко цыганки укорачивали подол по колено, срезая свисающие лоскуты.
Именно так изображали их с натуры художники разных стран.
Наблюдательный зритель увидит и другие детали, отражающие крайнюю бедность.
Тесноту лачуги. Убогую лежанку.
И здесь же висящая на стене труба - намёк на музыкальный талант загадочного народа…
Этнографам наверняка будет интересна одежда стоящего слева ребёнка.
Ведь это завязанная через плечо накидка,
подобна тем плащам, в которых цыгане ушли из гибнущей Византии!
Кисть Мериме запечатлела,
что этот фасон сохранился и четыре столетия спустя в самом центре Европы
Испания принадлежит к тем странам, где в наши дни особенно часто встречаются эти рассеянные по всей Европе кочевники, известные под именем цыган, bohemiens, gitanos, gypsies, zigeuner и т.д. Большинство обитает, или, вернее, ведет бродячую жизнь, в южных и восточных провинциях, в Андалусии, в Эстремадуре - в королевстве Мурсии; много их в Каталонии. Отсюда они нередко заходят во Францию. Их можно видеть на всех наших южных ярмарках. Мужчины обыкновенно промышляют барышничеством, коновальством, стрижкой мулов; занимаются также починкой медной посуды и инструментов, не говоря уже о контрабанде и других недозволенных промыслах. Женщины гадают, попрошайничают и торгуют всякого рода снадобьями, иногда безвредными, а иногда и нет.
Физические особенности цыган легче заметить, нежели описать, и если видел одного, то среди тысячи людей узнаешь представителей этой расы. Физиономия, выражение - вот что главным образом отличает их от других народов, населяющих ту же страну. Цвет кожи у них очень смуглый, всегда более темный, чем у народностей, меж которых они живут. Отсюда имя _калес_, черные, которым они нередко себя обозначают [я заметил, что немецкие цыгане, хоть и отлично понимают слово калес, не любят, когда их так называют; сами себя они зовут романе чаве]. Глаза их, явно раскосые, с красивым вырезом, очень черные, осенены длинными и густыми ресницами. Взгляд их можно сравнить лишь со взглядом хищного зверя. В нем соединяются отвага и робость, и в этом отношении глаза их довольно верно отражают характер этой нации, хитрой, смелой, но "от природы боящейся побоев", как Панург. Мужчины по большей части хорошо сложены, стройны, подвижны; я не помню, чтобы когда-либо видел среди них хоть одного, который был бы тучен. В Германии цыганки часто очень красивы, среди испанских _хитан_ красота - большая редкость. В ранней юности они еще могут сойти за приятных дурнушек; но, став матерями, они делаются отталкивающими. Нечистоплотность и мужчин и женщин невероятна, и кто не видел волос цыганской матроны, тому трудно себе их представить, даже рисуя себе самые жесткие, самые жирные и самые пыльные космы.
Кое-где в больших городах Андалусии некоторые молодые девушки, миловиднее остальных, проявляют больше внимания к своей внешности. Они танцуют за плату, исполняя танцы, весьма похожие на те, что у нас запрещаются на публичных балах во время карнавала. Мистер Борроу (*36), миссионер-англичанин, автор двух преинтересных сочинений об испанских цыганах, которых он задумал обратить в христианство на средства Библейского общества (*37), утверждает, что не было случая, чтобы _хитана_ была неравнодушна к иноплеменнику. На мой взгляд, в его похвалах их целомудрию многое преувеличено. Во-первых, большинство из них находится в положении Овидиевой некрасивой женщины: Casta quam nemo rogavit [девственница, которой никто не пожелал (лат.)] (*38). Что же касается красивых, то они, как все испанки, привередливы в выборе возлюбленных. Им нужно понравиться, их нужно заслужить. Мистер Борроу приводит в доказательство их добродетелей случай, делающий честь его собственной добродетели и прежде всего его наивности. Один его безнравственный знакомый тщетно предлагал, по его словам, несколько унций некоей красивой _хитане_. Андалусец, которому я рассказал этот анекдот, заметил, что этот безнравственный человек имел бы больше успеха, если бы показал два-три пиастра, и что предлагать цыганке золотые унции - столь же малоубедительный способ, как обещать миллион или два миллиона трактирной служанке. Как бы там ни было, несомненно то, что по отношению к своим мужьям _хитаны_ проявляют необычайное самоотвержение. Нет такой опасности и таких лишений, на которые они бы не пошли, чтобы помочь им в нужде. Одно из имен, которым называют себя цыгане, _ромэ_, или "мужья", свидетельствует, по-моему, о том уважении, какое они питают к супружеству. В общем, можно сказать, что главное их достоинство - это патриотизм, если можно назвать патриотизмом верность, которую они соблюдают по отношению к своим единоплеменникам, их готовность помочь друг другу, нерушимость тайны, которой они связаны в компрометирующих делах. Впрочем, нечто подобное наблюдается во всех тайных и нелегальных обществах.
Несколько месяцев тому назад я побывал в цыганском таборе, расположившемся в Вогезах. У одной старухи, старейшины их племени, в шатре лежал при смерти чужой ее семье цыган. Этот человек выписался из больницы, где пользовался хорошим уходом, чтобы умереть среди соотечественников. Он уже тринадцать недель лежал у своих хозяев, и к нему относились с большим вниманием, нежели к сыновьям и зятьям, жившим под тем же кровом. У него была мягкая постель из соломы и мха, с довольно чистым бельем, тогда как остальная семья, числом одиннадцать человек, спала на досках в три фута длиной. Вот каково их гостеприимство. Эта же старуха, такая человечная к своему гостю, говорила мне при больном: Singo, singo, homte hi mulo - "скоро, скоро ему придется умереть". В конце концов, жизнь этих людей так жалка, что весть о смерти не страшит их нисколько.
Примечательной чертой характера цыган является их равнодушие к вопросам веры. Не то чтобы это были вольнодумцы или скептики. Безбожниками они никогда не были. Отнюдь; религию той страны, где они живут, они считают своей; но, меняя отечество, они меняют и ее. Суеверие, которое у неразвитых народов занимает место религиозного чувства, также им чуждо. Да и как могло бы существовать суеверие у людей, живущих большей частью за счет чужой легковерности? Однако я замечал, что испанские цыгане до странности боятся прикоснуться к мертвому телу. Редкий из них согласился бы за деньги снести покойника на кладбище.
Я уже сказал, что большинство цыганок занимается гаданием. По этой части они мастерицы. Но что служит для них источником немалых выгод, так это торговля талисманами и приворотными зельями. У них не только имеются жабьи лапы для удержания непостоянных сердец или толченая магнитная руда для пробуждения любви в бесчувственных; когда нужно, они прибегают к могущественным заговорам, заставляющим дьявола приходить им на помощь. В прошлом году одна испанка рассказала мне такой случай. Однажды она шла по улице Алькала, грустная и озабоченная; сидевшая на тротуаре цыганка окликнула ее: "Красавица! Ваш милый вам изменил". Это была правда. "Хотите, я вам его верну?" Понятно, с какой радостью это предложение было принято и какое доверие должна была внушить к себе особа, умевшая угадывать с первого же взгляда сокровенные тайны сердца. Так как нельзя было приступить к магическим операциям на самой людной улице Мадрида, было назначено свидание на следующий день. "Нет ничего легче, чем возвратить неверного к вашим ногам, - сказала хитана. - Найдется у вас какой-нибудь платок, шарф, мантилья, которые он вам подарил?" Ей дали шелковую косынку. "Теперь зашейте малиновым шелком в угол косынки пиастр. В другой угол зашейте полпиастра; сюда - песету; сюда - монету в два реала. Потом в середину надо зашить золотой. Лучше всего - дублон". Зашивают дублон и все прочее. "Теперь дайте мне косынку, я отнесу ее в полночь на Кампо-Санто. Идите со мной, если хотите видеть изрядную чертовщину. Я вам обещаю, что завтра же вы опять встретитесь с тем, кого любите". Цыганка отправилась на Кампо-Санто одна, потому что дама слишком боялась чертей, чтобы ее сопровождать. Я предоставляю вам догадываться, вернулись ли к несчастной покинутой любовнице ее косынка и ее неверный.
Несмотря на свою бедность и на какое-то отвращение, которое они внушают, цыгане все же пользуются известным уважением у необразованных людей и весьма этим гордятся. Они чувствуют свое умственное превосходство и искренне презирают народ, оказывающий им гостеприимство. "Язычники так глупы, - говорила мне одна вогезская цыганка, - что нет никакой заслуги в том, чтобы их надуть. Давеча" на улице меня подзывает крестьянка, я вхожу к ней. У нее дымит печь, и она просит меня поворожить, чтобы была тяга. Я велю подать себе сперва большой кусок сала. Потом начинаю бормотать на _роммани_. "Ты дура, говорю, дурой родилась, дурой и умрешь..." Отойдя к двери, я ей сказала по-немецки: "Верное средство, чтобы печь у тебя не дымила, - это ее не топить". И пустилась наутек".
История цыган все еще представляет загадку. Известно, правда, что первые их толпы, весьма немногочисленные, появились в Восточной Европе в начале XV столетия; но неизвестно, ни откуда они пришли, ни почему перекочевали в Европу; и, что еще удивительнее, никто не знает, каким образом они за короткое время так невероятно размножились в ряде весьма отдаленных друг от друга стран. У самих цыган не сохранилось никаких преданий об их происхождении, и если большинство из них называет своей первоначальной родиной Египет, то это потому, что они переняли ходивший о них в давние времена вымысел.
Большинство востоковедов, изучавших язык цыган, полагает, что это выходцы из Индии (*39). И действительно, многие корни и грамматические формы _роммани_, по-видимому, встречаются в наречиях, происшедших от санскрита. Естественно, что в своих долгих скитаниях цыгане усвоили много иностранных слов. Во всех диалектах _роммани_ мы находим немало слов греческих. Например: cocal - кость, от kokkalon; petalli - подкова, от petalon; cafi - гвоздь, от karfi, и т.п. В настоящее время у цыган почти столько же различных диалектов, сколько существует отдельных орд их племени. На языке тех стран, где они живут, они изъясняются с большей легкостью, нежели на своем собственном, которым пользуются лишь для того, чтобы свободно разговаривать друг с другом при посторонних. Сравнивая диалекты немецких и испанских цыган, разобщенных на протяжении нескольких веков, мы обнаружим очень большое число общих слов; но первоначальный язык повсюду, хоть и в неодинаковой степени, видоизменился от соприкосновения с более культурными языками, которыми эти кочевники вынуждены были пользоваться. Немецкий, с одной стороны, испанский - с другой, настолько исказили основу _роммани_, что шварцвальдский цыган не мог бы беседовать со своим андалусским собратом, хотя им достаточно было бы обменяться несколькими фразами, чтобы увидеть, что каждый из них говорит на наречии, происходящем от одного и того же языка. Несколько наиболее употребительных слов общи, мне кажется, всем диалектам; так, во всех словарях, какие мне приходилось видеть, pani значит "вода", manro - "хлеб", mas - "мясо", lon - "соль".
Числительные повсеместно почти одни и те же. Немецкий диалект представляется мне гораздо более чистым, нежели испанский, ибо он сохранил много первоначальных грамматических форм, тогда как испанские цыгане усвоили формы кастильского наречия. Однако некоторые слова составляют исключение, свидетельствуя о древней общности языка. В немецком диалекте прошедшее время образуется присоединением "ium" к повелительному наклонению, всегда являющемуся основой глагола. В испанском _роммани_ все глаголы спрягаются по образцу кастильских глаголов первого спряжения. От неопределенного наклонения jamar - "есть" следовало бы, по общему правилу, образовать jame - "я ел", от lillar - "брать" - lille - "я взял". Однако некоторые старые цыгане говорят в виде исключения: jayon, lillon. Я не знаю других глаголов, которые сохранили бы эту древнюю форму.
Наказания могут заключаться в наложении штрафов или в исключении из общины,
причем виновного называют меримэ или ритуально нечистыми
тут
Проспер Мериме родился 28 сентября 1803 в семье химика и живописца Жана Франсуа Леонора Мериме
Проспер Мериме. «Цыганская семья» Б., акв.
Мы привыкли воспринимать Проспера Мериме исключительно как писателя.
Его знаменитая новелла, посвящённая испанской хитане, завоевала мировую известность.
О гордой Кармен ставят спектакли и снимают фильмы.
Этим образом вдохновился композитор Бизе, создавая свою знаменитую оперу.
Но задумывались ли вы, что Мериме рисовал?
По большому счёту здесь нет ничего неожиданного.
В XIX веке многие литераторы получили разностороннее образование,
позволявшее выражать свои мысли не только в словесной,
но и в зрительной форме. Широко известны рисунки Пушкина.
А Лермонтов вообще был талантливым художником,
работавшим даже в технике масляной живописи.
Одним словом, то, что французский писатель делал акварельные этюды, характерно для его эпохи.
Крайне интересная акварель была создана Мериме после посещения цыганской лачуги в горах Вогезы
на западе Франции.
Благодаря ей мы точно знаем, какими мог представлять своих литературных персонажей
сам автор. Возможно, босоногая цыганка с густой гривой чёрных волос - это прообраз Кармен.
Она стоит, подбоченясь.
Глубокий вырез её рубахи подчёркивает вольный дух.
Из украшений - лишь бусы. На ней слишком короткая для того времени юбка.
Сейчас это покажется странным - но в середине XIX века юбка до пят
вовсе не была обязательным атрибутом цыганской одежды.
Крайняя бедность вынуждала носить выпрошенные лохмотья.
Нередко цыганки укорачивали подол по колено, срезая свисающие лоскуты.
Именно так изображали их с натуры художники разных стран.
Наблюдательный зритель увидит и другие детали, отражающие крайнюю бедность.
Тесноту лачуги. Убогую лежанку.
И здесь же висящая на стене труба - намёк на музыкальный талант загадочного народа…
Этнографам наверняка будет интересна одежда стоящего слева ребёнка.
Ведь это завязанная через плечо накидка,
подобна тем плащам, в которых цыгане ушли из гибнущей Византии!
Кисть Мериме запечатлела,
что этот фасон сохранился и четыре столетия спустя в самом центре Европы
Испания принадлежит к тем странам, где в наши дни особенно часто встречаются эти рассеянные по всей Европе кочевники, известные под именем цыган, bohemiens, gitanos, gypsies, zigeuner и т.д. Большинство обитает, или, вернее, ведет бродячую жизнь, в южных и восточных провинциях, в Андалусии, в Эстремадуре - в королевстве Мурсии; много их в Каталонии. Отсюда они нередко заходят во Францию. Их можно видеть на всех наших южных ярмарках. Мужчины обыкновенно промышляют барышничеством, коновальством, стрижкой мулов; занимаются также починкой медной посуды и инструментов, не говоря уже о контрабанде и других недозволенных промыслах. Женщины гадают, попрошайничают и торгуют всякого рода снадобьями, иногда безвредными, а иногда и нет.
Физические особенности цыган легче заметить, нежели описать, и если видел одного, то среди тысячи людей узнаешь представителей этой расы. Физиономия, выражение - вот что главным образом отличает их от других народов, населяющих ту же страну. Цвет кожи у них очень смуглый, всегда более темный, чем у народностей, меж которых они живут. Отсюда имя _калес_, черные, которым они нередко себя обозначают [я заметил, что немецкие цыгане, хоть и отлично понимают слово калес, не любят, когда их так называют; сами себя они зовут романе чаве]. Глаза их, явно раскосые, с красивым вырезом, очень черные, осенены длинными и густыми ресницами. Взгляд их можно сравнить лишь со взглядом хищного зверя. В нем соединяются отвага и робость, и в этом отношении глаза их довольно верно отражают характер этой нации, хитрой, смелой, но "от природы боящейся побоев", как Панург. Мужчины по большей части хорошо сложены, стройны, подвижны; я не помню, чтобы когда-либо видел среди них хоть одного, который был бы тучен. В Германии цыганки часто очень красивы, среди испанских _хитан_ красота - большая редкость. В ранней юности они еще могут сойти за приятных дурнушек; но, став матерями, они делаются отталкивающими. Нечистоплотность и мужчин и женщин невероятна, и кто не видел волос цыганской матроны, тому трудно себе их представить, даже рисуя себе самые жесткие, самые жирные и самые пыльные космы.
Кое-где в больших городах Андалусии некоторые молодые девушки, миловиднее остальных, проявляют больше внимания к своей внешности. Они танцуют за плату, исполняя танцы, весьма похожие на те, что у нас запрещаются на публичных балах во время карнавала. Мистер Борроу (*36), миссионер-англичанин, автор двух преинтересных сочинений об испанских цыганах, которых он задумал обратить в христианство на средства Библейского общества (*37), утверждает, что не было случая, чтобы _хитана_ была неравнодушна к иноплеменнику. На мой взгляд, в его похвалах их целомудрию многое преувеличено. Во-первых, большинство из них находится в положении Овидиевой некрасивой женщины: Casta quam nemo rogavit [девственница, которой никто не пожелал (лат.)] (*38). Что же касается красивых, то они, как все испанки, привередливы в выборе возлюбленных. Им нужно понравиться, их нужно заслужить. Мистер Борроу приводит в доказательство их добродетелей случай, делающий честь его собственной добродетели и прежде всего его наивности. Один его безнравственный знакомый тщетно предлагал, по его словам, несколько унций некоей красивой _хитане_. Андалусец, которому я рассказал этот анекдот, заметил, что этот безнравственный человек имел бы больше успеха, если бы показал два-три пиастра, и что предлагать цыганке золотые унции - столь же малоубедительный способ, как обещать миллион или два миллиона трактирной служанке. Как бы там ни было, несомненно то, что по отношению к своим мужьям _хитаны_ проявляют необычайное самоотвержение. Нет такой опасности и таких лишений, на которые они бы не пошли, чтобы помочь им в нужде. Одно из имен, которым называют себя цыгане, _ромэ_, или "мужья", свидетельствует, по-моему, о том уважении, какое они питают к супружеству. В общем, можно сказать, что главное их достоинство - это патриотизм, если можно назвать патриотизмом верность, которую они соблюдают по отношению к своим единоплеменникам, их готовность помочь друг другу, нерушимость тайны, которой они связаны в компрометирующих делах. Впрочем, нечто подобное наблюдается во всех тайных и нелегальных обществах.
Несколько месяцев тому назад я побывал в цыганском таборе, расположившемся в Вогезах. У одной старухи, старейшины их племени, в шатре лежал при смерти чужой ее семье цыган. Этот человек выписался из больницы, где пользовался хорошим уходом, чтобы умереть среди соотечественников. Он уже тринадцать недель лежал у своих хозяев, и к нему относились с большим вниманием, нежели к сыновьям и зятьям, жившим под тем же кровом. У него была мягкая постель из соломы и мха, с довольно чистым бельем, тогда как остальная семья, числом одиннадцать человек, спала на досках в три фута длиной. Вот каково их гостеприимство. Эта же старуха, такая человечная к своему гостю, говорила мне при больном: Singo, singo, homte hi mulo - "скоро, скоро ему придется умереть". В конце концов, жизнь этих людей так жалка, что весть о смерти не страшит их нисколько.
Примечательной чертой характера цыган является их равнодушие к вопросам веры. Не то чтобы это были вольнодумцы или скептики. Безбожниками они никогда не были. Отнюдь; религию той страны, где они живут, они считают своей; но, меняя отечество, они меняют и ее. Суеверие, которое у неразвитых народов занимает место религиозного чувства, также им чуждо. Да и как могло бы существовать суеверие у людей, живущих большей частью за счет чужой легковерности? Однако я замечал, что испанские цыгане до странности боятся прикоснуться к мертвому телу. Редкий из них согласился бы за деньги снести покойника на кладбище.
Я уже сказал, что большинство цыганок занимается гаданием. По этой части они мастерицы. Но что служит для них источником немалых выгод, так это торговля талисманами и приворотными зельями. У них не только имеются жабьи лапы для удержания непостоянных сердец или толченая магнитная руда для пробуждения любви в бесчувственных; когда нужно, они прибегают к могущественным заговорам, заставляющим дьявола приходить им на помощь. В прошлом году одна испанка рассказала мне такой случай. Однажды она шла по улице Алькала, грустная и озабоченная; сидевшая на тротуаре цыганка окликнула ее: "Красавица! Ваш милый вам изменил". Это была правда. "Хотите, я вам его верну?" Понятно, с какой радостью это предложение было принято и какое доверие должна была внушить к себе особа, умевшая угадывать с первого же взгляда сокровенные тайны сердца. Так как нельзя было приступить к магическим операциям на самой людной улице Мадрида, было назначено свидание на следующий день. "Нет ничего легче, чем возвратить неверного к вашим ногам, - сказала хитана. - Найдется у вас какой-нибудь платок, шарф, мантилья, которые он вам подарил?" Ей дали шелковую косынку. "Теперь зашейте малиновым шелком в угол косынки пиастр. В другой угол зашейте полпиастра; сюда - песету; сюда - монету в два реала. Потом в середину надо зашить золотой. Лучше всего - дублон". Зашивают дублон и все прочее. "Теперь дайте мне косынку, я отнесу ее в полночь на Кампо-Санто. Идите со мной, если хотите видеть изрядную чертовщину. Я вам обещаю, что завтра же вы опять встретитесь с тем, кого любите". Цыганка отправилась на Кампо-Санто одна, потому что дама слишком боялась чертей, чтобы ее сопровождать. Я предоставляю вам догадываться, вернулись ли к несчастной покинутой любовнице ее косынка и ее неверный.
Несмотря на свою бедность и на какое-то отвращение, которое они внушают, цыгане все же пользуются известным уважением у необразованных людей и весьма этим гордятся. Они чувствуют свое умственное превосходство и искренне презирают народ, оказывающий им гостеприимство. "Язычники так глупы, - говорила мне одна вогезская цыганка, - что нет никакой заслуги в том, чтобы их надуть. Давеча" на улице меня подзывает крестьянка, я вхожу к ней. У нее дымит печь, и она просит меня поворожить, чтобы была тяга. Я велю подать себе сперва большой кусок сала. Потом начинаю бормотать на _роммани_. "Ты дура, говорю, дурой родилась, дурой и умрешь..." Отойдя к двери, я ей сказала по-немецки: "Верное средство, чтобы печь у тебя не дымила, - это ее не топить". И пустилась наутек".
История цыган все еще представляет загадку. Известно, правда, что первые их толпы, весьма немногочисленные, появились в Восточной Европе в начале XV столетия; но неизвестно, ни откуда они пришли, ни почему перекочевали в Европу; и, что еще удивительнее, никто не знает, каким образом они за короткое время так невероятно размножились в ряде весьма отдаленных друг от друга стран. У самих цыган не сохранилось никаких преданий об их происхождении, и если большинство из них называет своей первоначальной родиной Египет, то это потому, что они переняли ходивший о них в давние времена вымысел.
Большинство востоковедов, изучавших язык цыган, полагает, что это выходцы из Индии (*39). И действительно, многие корни и грамматические формы _роммани_, по-видимому, встречаются в наречиях, происшедших от санскрита. Естественно, что в своих долгих скитаниях цыгане усвоили много иностранных слов. Во всех диалектах _роммани_ мы находим немало слов греческих. Например: cocal - кость, от kokkalon; petalli - подкова, от petalon; cafi - гвоздь, от karfi, и т.п. В настоящее время у цыган почти столько же различных диалектов, сколько существует отдельных орд их племени. На языке тех стран, где они живут, они изъясняются с большей легкостью, нежели на своем собственном, которым пользуются лишь для того, чтобы свободно разговаривать друг с другом при посторонних. Сравнивая диалекты немецких и испанских цыган, разобщенных на протяжении нескольких веков, мы обнаружим очень большое число общих слов; но первоначальный язык повсюду, хоть и в неодинаковой степени, видоизменился от соприкосновения с более культурными языками, которыми эти кочевники вынуждены были пользоваться. Немецкий, с одной стороны, испанский - с другой, настолько исказили основу _роммани_, что шварцвальдский цыган не мог бы беседовать со своим андалусским собратом, хотя им достаточно было бы обменяться несколькими фразами, чтобы увидеть, что каждый из них говорит на наречии, происходящем от одного и того же языка. Несколько наиболее употребительных слов общи, мне кажется, всем диалектам; так, во всех словарях, какие мне приходилось видеть, pani значит "вода", manro - "хлеб", mas - "мясо", lon - "соль".
Числительные повсеместно почти одни и те же. Немецкий диалект представляется мне гораздо более чистым, нежели испанский, ибо он сохранил много первоначальных грамматических форм, тогда как испанские цыгане усвоили формы кастильского наречия. Однако некоторые слова составляют исключение, свидетельствуя о древней общности языка. В немецком диалекте прошедшее время образуется присоединением "ium" к повелительному наклонению, всегда являющемуся основой глагола. В испанском _роммани_ все глаголы спрягаются по образцу кастильских глаголов первого спряжения. От неопределенного наклонения jamar - "есть" следовало бы, по общему правилу, образовать jame - "я ел", от lillar - "брать" - lille - "я взял". Однако некоторые старые цыгане говорят в виде исключения: jayon, lillon. Я не знаю других глаголов, которые сохранили бы эту древнюю форму.