Ностальгичное. Как говорится, навеяло музыкой...
...Анька была меломаном, соседкой, сестрой моей закадычной подруги и главным поставщиком моих музыкальных пристрастий в те годы. Когда я приходила в гости к Наталье, Анька - двумя годами постарше, спокойная, нелюдимая - обычно сидела у себя за рабочем столом и что-то там делала, и ее магнитофон при этом тихонько играл. Музыка исполняла роль незаметного фона, благополучно минуя сознание, но зачастую наутро я просыпалась со вчерашней мелодией, звучавшей в моей голове. Тогда я вновь поднималась к ним на четвертый этаж и, стесняясь, просила: «Ань, одолжи, пожалуйста, кассету до завтра! Ну ту, что ты вчера вечером слушала…» И всякий раз она невозмутимо тянулась к тому отделению шкафа, где были аккуратно расставлены бело-синие «Sony» с коллекцией, и всякий раз при этом начиналось у нас сплошное мученье. За вечер она успевала довольно много послушать, и если группа была к тому же англоязычной, то для меня - и вовсе беда. Нередко, в тапочках пришлепав домой с заветной добычей, я разочарованно выясняла, что снова получила не то. Тогда заход на четвертый этаж повторялся, причем иногда не единожды. Короче, искомое мы вычисляли эмпирическим способом.
Далее кассету нужно было скопировать. Интересно, многие из ныне живущих помнят все детали процесса?..
Были такие длинные двухкассетые магнитофоны: в левое гнездо вставляешь исходник, в правое - пустую болван… эээ… то есть, кассету. Не забыть проверить, что у исходника ушко отломано, а у заготовки для записи - напротив, закленно скотчем!..
Мотаешь в начало, запускаешь мастер-кассету и одновременно жмешь красненький «Rec» на другой. Если пленки по длине одинаковы, вторую обязательно запускать с отставанием на секунду-другую, иначе пленка на ней с противным щелчком может кончиться раньше, чем кончится музыка. Эх… только подумать, ведь не так уж давно все это было!
Постепенно и в моем шкафу, как у Аньки, образовалась отдельная полочка с музыкой. Бело-синие округлые «Sony», черно-красные «TDK», черные «Maxell», прозрачные «Басфы» и еще какие-то зеленые, дребезжащие. Названия групп, альбомов и песен я писала на вкладыше шариковой ручкой: последние, совершенно не зная английского, я все равно зачем-то писала с упорством маньяка, копируя старательно, как иероглифы. И после никогда не читала.
…Она любила спокойную англофонную классику и была спецом по русскому року. Я от нее заразилась «Машиной» и «Воскресеньем», «Кино» и «Чижом», Гребенщиковым и «Крематорием». Кинчева уже потом открыла сама… Как и многим другим до меня интровертам колючего возраста, Цой мне в четырнадцать показался как-то особенно близок. Собственно, он был единственным, чьи альбомы я полностью собрала, и чьей биографией интересовалась по-настоящему. Дело доходило даже до чтения книг и покупки плакатов, один из которых у меня до сих пор висит на работе на память. Из западных групп мне глянулись «Scorpions», «Beatles», «Guns ‘N’ Roses», «Queen», «Dire Straits» и «Bon Jovi» - понятное дело, все это тоже было наследством от Аньки. Вскоре я приноровилась покупать кассеты сама: хороший ларек был в Зеленограде, неподалеку от станции, и по дороге из школы я нередко смотрела, не изменился ли ассортимент предлагаемой музыки. В Химках тоже была неплохая палатка, если идти от станции в сторону рыночка вдоль железной дороги. В таких местах я покупала альбомы с вложенным внутрь напечатанным вкладышем - не цветным, а обычным черно-белым, бумажным. Такие кассеты мне нравились больше, на них можно было впихнуть два альбома, в то время как на красивой кассете с картинкой помещался только один. Переворачивай его на середине, таскай сумке лишние вещи - тоже мне, удовольствие…
Музыку я слушала в одиночестве. С Анькой мы мало общались, а сестра ее ни разу не была меломаном. У отца - шкаф во всю стену отведен под пластинки с классической музыкой, а мои дебильные одноклассники слушали «Технологию» и «Комбинацию», и даже это было не самое страшное из их предпочтений.
Обсуждать с кем-то предпочтения в музыке?.. Да мне такое в голову прийти не могло.
Застали кассетные мыльницы?.. Таких у меня было штуки четыре. И вечный клубок из нескольких наушников в сумке, из которых половина была запасных, а половина - уже умирающих, с частично отходящим контактом. И мешок батареек. Батарейки вообще летели как семечки, я их пачками покупала. И плееры, эта китайская дрянь, тоже часто ломались. Один послужил мне дольше всего - серо-синий и страшный, российского производства, он тем не менее честно ел хлеб, то бишь изводимые на него аккумуляторы, и кассеты методично крутились в любую погоду. Плеер я слушала по дороге в школу - в основном, в электричке. Зимой было лучше всего у окошка слева по ходу движения; тогда в погожий день в районе Подрезково глазам откроется волшебное зрелище - ослепительно алый восход над крутым заснежным склоном.
Даже в самый лютый мороз я обязательно проходила по поезду поисках «холодных» вагонов. Они были похожи на застывшее зимнее царство - продуваемые всеми ветрами, в морозных кристаллах, иногда даже с сугробами снега на лавках, проникавшим сквозь битые стекла… сейчас, по-моему, такого в поездах уже не бывает? А жаль Да, не слишком уютно, но зато там было просторно и пусто, и ноги никто не отдавливал. Можно было выбрать любое место в вагоне, развалившись, вытянуть ноги на скамейку напротив и, рассеянно улыбаясь и пальцем водя по стеклу, смотреть на мелькающие за окошком зловещие темные ели.
Ну а весна!.. Когда она приходила, я была готова с удвоенной скоростью носиться по улицам и танцевать на подсохших участках асфальта. Чуть ли не в конце февраля на каждой встречной проталинке я принималась искать мать-и-мачеху, заранее зная, что до апреля искать бесполезно. Иногда у старушек я покупала цветы - просто так, для себя. Мимозы, которые в тот же вечер благополучно усохнут, иногда - гиацинты или нарциссы. Я читала Булгакова, носила черные джинсы, серебряную цепочку на шее и синюю джинсовую куртку. И еще - бандану на лбу. На зиму пуховиков была целая куча, но эта одежда мне казалась слишком спортивной, поэтому при первой возможности из гардероба извлекалось пальто. Если как следует вспомнить, это было самое простое пальто чуть ниже колена черного цвета, но мне оно почему-то казалось стильным, внушительным, и слегка напоминало длинный романтический плащ. Если хотя бы немного позволяла погода, то есть начиная примерно с нуля, я его носила распахнутым. Шапку же не носила вообще - даже, кажется, в принципе. Потому что мое отражение в зеркале в торчащих очках и при этом - с головой, обтянутой шапкой, каждый раз вызывало приступы жестокой тоски. Зато одну из бандан (между прочим, я в них на уроки ходила) украшала россыпь веселых беленьких черепов, и это было как бы уже совершенно нормально )))
Представляете себе существо?.. Ох и чучелом же я в то время была!
Помню, словно это было вчера, что «Scorpions» у меня не прижился. «Queen» я слушала какое-то время, пока не поняла, что от академичных аранжировок с холодным электронным окрасом и точно такого же голоса Меркьюри меня начинает тихо тошнить. «Beatles» и «Guns ‘N’ Roses» продержались чуть дольше, но тоже надоели достаточно быстро: первые - своим избыточным оптимизмом, вторые - заунывной однообразной тягучестью. «Dire Straits» был очень «моим» по музыке и настроению. Он был спокойным и теплым, но всегда динамичным, зовущим, стремящимся к чему-то далекому и явно немножко волшебному.
А у «Bon Jovi» был драйв.
Кто-то мне скажет, что за драйвом лучше обратиться к «AC/DC» или, скажем, к «Deep Purple». Но такого рода энергия и тогда и теперь была бы для меня перебором. А под ритмы «Bon Jovi» мне нередко хотелось прямо на улице проделать сальто-мортале и, запрокинув голову, вместе с Джоном в голос заорать по-английски какрй-нибудь разудалый припев. Благо, я не умела делать ни того, ни другого.
Одним словом, я их любила... И всегда определяла по настроению как "весеннюю" музыку. Особенно хорошо бывало нам с плеером по дороге домой - примерно в то время, когда под деревьями еще снега навалом, но в воздухе уже разлит безошибочный запах набухающих почек, и ранние сумерки обретают постепенно прозрачность и свежесть. Когда мне везло, и находилось свободное местечко в конце или в начале вагона, я поднимала окошко, клала скрещенные локти на грязную раму, и холодный мартовский ветер трепал мои волосы, а в ушах в это время гремел лихой разухабистый рок. Так я готова была проехать не час, и даже не два, и всякий раз ужасно расстраивалась, когда за окном принимались мелькать балки моста - это значило, что через минуту мне нужно выходить из вагона.
У меня было три их альбома: «Фаренгейт», «Нью-Джерси» и «Slippery…», но больше всего я любила именно этот последний. «Фаренгейт» и «Слиппери» - на бело-синей кассете с распечатанным палаточным вкладышем. «Слиппери» был заслушан чуть не до дыр. «Let it rock», «Livin' on a prayer», «I'd die for you» и… и «Social disease» - вот точно, именно эти песни я и любила!.. А точнее, я любила их ритмы. На «Джерси» не доставало «Love for sale» (хотя в те годы я бы вряд ли ее оценила). Он был переписан у Аньки и делил кассету, кажется, с «Дорзом». Этот альбом казался мне слишком спокойным и скучным, из него хорошо шли лишь первые песни: «Lay your hands…» и «Bad Medicine», а остальное я просто не слушала. Ну а каким там голосом все это поется, мне было исключительно по барабану, поскольку голоса музыкантов мне были в то время в принципе глубоко фиолетовы. Я их словно бы вовсе не слышала, и на тембр и вокал не обращала никакого внимания: кто, что, и уж тем более - как там поет... Ну а что до мармеладно-блондинистой внешности лидера группы, на которую нердко ведутся юные девушки (и благодаря которой «Bon Jovi» приобрели свою сомнительную в кругах «серьезных людей» репутацию) - это как раз было то обстоятельство, которое не просто меня не прельщало, но даже в некотором роде производило обратный эффект.
При таком подходе к вопросу и с учетом «разнообразия» слушаемого репертуара было неудивительно, что через пару лет любимая группа стала мне как-то неуловимо противна ))) Причем противна именно тем, чем нравилась поначалу, то есть ритмом, стилем и настроением. И эти чертовы «Слиппери» в результате набили мне такую оскомину, что, чтобы обрести способность снова их слушать, еще пятнадцать лет мне понадобилось. Считай, еще одна жизнь... Ну а затем последовал сложнейший, чрезвычайно извилистый путь возвращения. А точнее, «второго знакомства»: мало кто может похвастаться столь драматичной историей! Зато на этот раз оно проходило на зрелую голову, в полном сознании и с багажом уже сформированных музыкальных пристрастий.
Забавно, но, анализируя и вспоминая то время, я понимаю, что мои текущие предпочтения в музыке едва ли случайны, и сформировали их во многом все те же «Dire Straits» и «Bon Jovi», на столько лет несправедливо забытые. Не менее интересно, что эта дорога благополучно привела меня не куда-нибудь, а прмямиком в объятия когда-то столь нелюбимого «Джерси». Но это уже отдельная история; новая, и речь в ней пойдет не абы о чем, а о голосе Джона.
О нем я обязательно еще расскажу.
Далее кассету нужно было скопировать. Интересно, многие из ныне живущих помнят все детали процесса?..
Были такие длинные двухкассетые магнитофоны: в левое гнездо вставляешь исходник, в правое - пустую болван… эээ… то есть, кассету. Не забыть проверить, что у исходника ушко отломано, а у заготовки для записи - напротив, закленно скотчем!..
Мотаешь в начало, запускаешь мастер-кассету и одновременно жмешь красненький «Rec» на другой. Если пленки по длине одинаковы, вторую обязательно запускать с отставанием на секунду-другую, иначе пленка на ней с противным щелчком может кончиться раньше, чем кончится музыка. Эх… только подумать, ведь не так уж давно все это было!
Постепенно и в моем шкафу, как у Аньки, образовалась отдельная полочка с музыкой. Бело-синие округлые «Sony», черно-красные «TDK», черные «Maxell», прозрачные «Басфы» и еще какие-то зеленые, дребезжащие. Названия групп, альбомов и песен я писала на вкладыше шариковой ручкой: последние, совершенно не зная английского, я все равно зачем-то писала с упорством маньяка, копируя старательно, как иероглифы. И после никогда не читала.
…Она любила спокойную англофонную классику и была спецом по русскому року. Я от нее заразилась «Машиной» и «Воскресеньем», «Кино» и «Чижом», Гребенщиковым и «Крематорием». Кинчева уже потом открыла сама… Как и многим другим до меня интровертам колючего возраста, Цой мне в четырнадцать показался как-то особенно близок. Собственно, он был единственным, чьи альбомы я полностью собрала, и чьей биографией интересовалась по-настоящему. Дело доходило даже до чтения книг и покупки плакатов, один из которых у меня до сих пор висит на работе на память. Из западных групп мне глянулись «Scorpions», «Beatles», «Guns ‘N’ Roses», «Queen», «Dire Straits» и «Bon Jovi» - понятное дело, все это тоже было наследством от Аньки. Вскоре я приноровилась покупать кассеты сама: хороший ларек был в Зеленограде, неподалеку от станции, и по дороге из школы я нередко смотрела, не изменился ли ассортимент предлагаемой музыки. В Химках тоже была неплохая палатка, если идти от станции в сторону рыночка вдоль железной дороги. В таких местах я покупала альбомы с вложенным внутрь напечатанным вкладышем - не цветным, а обычным черно-белым, бумажным. Такие кассеты мне нравились больше, на них можно было впихнуть два альбома, в то время как на красивой кассете с картинкой помещался только один. Переворачивай его на середине, таскай сумке лишние вещи - тоже мне, удовольствие…
Музыку я слушала в одиночестве. С Анькой мы мало общались, а сестра ее ни разу не была меломаном. У отца - шкаф во всю стену отведен под пластинки с классической музыкой, а мои дебильные одноклассники слушали «Технологию» и «Комбинацию», и даже это было не самое страшное из их предпочтений.
Обсуждать с кем-то предпочтения в музыке?.. Да мне такое в голову прийти не могло.
Застали кассетные мыльницы?.. Таких у меня было штуки четыре. И вечный клубок из нескольких наушников в сумке, из которых половина была запасных, а половина - уже умирающих, с частично отходящим контактом. И мешок батареек. Батарейки вообще летели как семечки, я их пачками покупала. И плееры, эта китайская дрянь, тоже часто ломались. Один послужил мне дольше всего - серо-синий и страшный, российского производства, он тем не менее честно ел хлеб, то бишь изводимые на него аккумуляторы, и кассеты методично крутились в любую погоду. Плеер я слушала по дороге в школу - в основном, в электричке. Зимой было лучше всего у окошка слева по ходу движения; тогда в погожий день в районе Подрезково глазам откроется волшебное зрелище - ослепительно алый восход над крутым заснежным склоном.
Даже в самый лютый мороз я обязательно проходила по поезду поисках «холодных» вагонов. Они были похожи на застывшее зимнее царство - продуваемые всеми ветрами, в морозных кристаллах, иногда даже с сугробами снега на лавках, проникавшим сквозь битые стекла… сейчас, по-моему, такого в поездах уже не бывает? А жаль Да, не слишком уютно, но зато там было просторно и пусто, и ноги никто не отдавливал. Можно было выбрать любое место в вагоне, развалившись, вытянуть ноги на скамейку напротив и, рассеянно улыбаясь и пальцем водя по стеклу, смотреть на мелькающие за окошком зловещие темные ели.
Ну а весна!.. Когда она приходила, я была готова с удвоенной скоростью носиться по улицам и танцевать на подсохших участках асфальта. Чуть ли не в конце февраля на каждой встречной проталинке я принималась искать мать-и-мачеху, заранее зная, что до апреля искать бесполезно. Иногда у старушек я покупала цветы - просто так, для себя. Мимозы, которые в тот же вечер благополучно усохнут, иногда - гиацинты или нарциссы. Я читала Булгакова, носила черные джинсы, серебряную цепочку на шее и синюю джинсовую куртку. И еще - бандану на лбу. На зиму пуховиков была целая куча, но эта одежда мне казалась слишком спортивной, поэтому при первой возможности из гардероба извлекалось пальто. Если как следует вспомнить, это было самое простое пальто чуть ниже колена черного цвета, но мне оно почему-то казалось стильным, внушительным, и слегка напоминало длинный романтический плащ. Если хотя бы немного позволяла погода, то есть начиная примерно с нуля, я его носила распахнутым. Шапку же не носила вообще - даже, кажется, в принципе. Потому что мое отражение в зеркале в торчащих очках и при этом - с головой, обтянутой шапкой, каждый раз вызывало приступы жестокой тоски. Зато одну из бандан (между прочим, я в них на уроки ходила) украшала россыпь веселых беленьких черепов, и это было как бы уже совершенно нормально )))
Представляете себе существо?.. Ох и чучелом же я в то время была!
Помню, словно это было вчера, что «Scorpions» у меня не прижился. «Queen» я слушала какое-то время, пока не поняла, что от академичных аранжировок с холодным электронным окрасом и точно такого же голоса Меркьюри меня начинает тихо тошнить. «Beatles» и «Guns ‘N’ Roses» продержались чуть дольше, но тоже надоели достаточно быстро: первые - своим избыточным оптимизмом, вторые - заунывной однообразной тягучестью. «Dire Straits» был очень «моим» по музыке и настроению. Он был спокойным и теплым, но всегда динамичным, зовущим, стремящимся к чему-то далекому и явно немножко волшебному.
А у «Bon Jovi» был драйв.
Кто-то мне скажет, что за драйвом лучше обратиться к «AC/DC» или, скажем, к «Deep Purple». Но такого рода энергия и тогда и теперь была бы для меня перебором. А под ритмы «Bon Jovi» мне нередко хотелось прямо на улице проделать сальто-мортале и, запрокинув голову, вместе с Джоном в голос заорать по-английски какрй-нибудь разудалый припев. Благо, я не умела делать ни того, ни другого.
Одним словом, я их любила... И всегда определяла по настроению как "весеннюю" музыку. Особенно хорошо бывало нам с плеером по дороге домой - примерно в то время, когда под деревьями еще снега навалом, но в воздухе уже разлит безошибочный запах набухающих почек, и ранние сумерки обретают постепенно прозрачность и свежесть. Когда мне везло, и находилось свободное местечко в конце или в начале вагона, я поднимала окошко, клала скрещенные локти на грязную раму, и холодный мартовский ветер трепал мои волосы, а в ушах в это время гремел лихой разухабистый рок. Так я готова была проехать не час, и даже не два, и всякий раз ужасно расстраивалась, когда за окном принимались мелькать балки моста - это значило, что через минуту мне нужно выходить из вагона.
У меня было три их альбома: «Фаренгейт», «Нью-Джерси» и «Slippery…», но больше всего я любила именно этот последний. «Фаренгейт» и «Слиппери» - на бело-синей кассете с распечатанным палаточным вкладышем. «Слиппери» был заслушан чуть не до дыр. «Let it rock», «Livin' on a prayer», «I'd die for you» и… и «Social disease» - вот точно, именно эти песни я и любила!.. А точнее, я любила их ритмы. На «Джерси» не доставало «Love for sale» (хотя в те годы я бы вряд ли ее оценила). Он был переписан у Аньки и делил кассету, кажется, с «Дорзом». Этот альбом казался мне слишком спокойным и скучным, из него хорошо шли лишь первые песни: «Lay your hands…» и «Bad Medicine», а остальное я просто не слушала. Ну а каким там голосом все это поется, мне было исключительно по барабану, поскольку голоса музыкантов мне были в то время в принципе глубоко фиолетовы. Я их словно бы вовсе не слышала, и на тембр и вокал не обращала никакого внимания: кто, что, и уж тем более - как там поет... Ну а что до мармеладно-блондинистой внешности лидера группы, на которую нердко ведутся юные девушки (и благодаря которой «Bon Jovi» приобрели свою сомнительную в кругах «серьезных людей» репутацию) - это как раз было то обстоятельство, которое не просто меня не прельщало, но даже в некотором роде производило обратный эффект.
При таком подходе к вопросу и с учетом «разнообразия» слушаемого репертуара было неудивительно, что через пару лет любимая группа стала мне как-то неуловимо противна ))) Причем противна именно тем, чем нравилась поначалу, то есть ритмом, стилем и настроением. И эти чертовы «Слиппери» в результате набили мне такую оскомину, что, чтобы обрести способность снова их слушать, еще пятнадцать лет мне понадобилось. Считай, еще одна жизнь... Ну а затем последовал сложнейший, чрезвычайно извилистый путь возвращения. А точнее, «второго знакомства»: мало кто может похвастаться столь драматичной историей! Зато на этот раз оно проходило на зрелую голову, в полном сознании и с багажом уже сформированных музыкальных пристрастий.
Забавно, но, анализируя и вспоминая то время, я понимаю, что мои текущие предпочтения в музыке едва ли случайны, и сформировали их во многом все те же «Dire Straits» и «Bon Jovi», на столько лет несправедливо забытые. Не менее интересно, что эта дорога благополучно привела меня не куда-нибудь, а прмямиком в объятия когда-то столь нелюбимого «Джерси». Но это уже отдельная история; новая, и речь в ней пойдет не абы о чем, а о голосе Джона.
О нем я обязательно еще расскажу.