Миф о Трое (12-15 августа 2021 года, Москва/Дмитров)
Отчет Хриса, верховного жреца и хрантия Храма Аполлона в Трое
"Это все, что останется после меня
Это все, что возьму я с собой".
ДДТЯ три года не играл в ролевые игры. За это время я пережил депрессию, миграцию и политические репрессии моих друзей. Поэтому некоторые темы этой игры особенно меня задели - природа и этика власти, выбор между личным и общественным.
Я думал, что я уже перерос это хобби, но все же решил вернуться. Когда я ехал на Миф о Трое, мне казалось, что я уже и не помню, как вживаться в персонажа. До самого начала игры, уже стоя на Аллее Артемиды, я не понимал, во что буду играть. А потом как понял - ровно в тот момент, когда нужно было отдать карточку спутника Аиду или Персефоне. Я сделал этот выбор: отдал умершего Аиду, чтобы сохранить память. В тот момент у меня технически не было карточки моего персонажа, и поэтому я должен был отказаться от начисления очков славы. Когда я вышел из Аллеи, поговорил с племянницей Долонией, выбравшей Персифону, я просто осмыслил технически совершенные мной действия, и тут все родилось в голове само. Мой ответ в разговоре дальше и вел меня по игре:
«Сохранение общества - это наследование культуры, а не выживание отдельных людей».
Часть первая. Борьба.
Еще не увидев своего олимпийца в игре, я уже узнал о его гневе. И что ахейцы почитают его лучше меня. Еще не зная в лицо Ореста, жреца Аполлона у ахейцев, я начал чувствовать в нем конкурента. Поэтому я поставил себе целью превзойти его почитании Аполлона: сделать более красивые мистерии, заслужить милость бога и получить как можно большую помощь в этой войне для своего народа. Я понимал, что я тоже солдат на этой войне, но солдат невидимого фронта переговоров, торгов и лести. Мое дело спасать людей от голода и смерти в отсутствие лекарств.
После второй мистерии утром девушка из дарданов, которая устроила огненное шоу, обратилась с просьбой обучить ее жреческому делу и служению Аполлону. В моей семье такого ученика не было, а потому я был рад ее желанию. Теперь она и ее обучение и были моим наследием.
Днем на совете старейшин я узнал, что наш царь Приам ведет крайне опасную игру и гневит Олимп. Да, во мне как игроке и персонаже копилась злость от надменности и жестокости корпорации. И мне хотелось стать на сторону Приама и сказать «да, давайте отстоим свое место, не будем прогибаться». Но я знал, прогибаться необходимо, потому что Олимп нельзя победить. По крайней мере сейчас.
Тогда я впервые решил пойти против своего пылкого сердца и лояльности к нашему лидеру ради общего блага. Я выразил ноту недоверия Приаму и голосовал за его ограничение в общении с олимпийцами. Я же и был назначен своеобразным «PR-менеджером царя» в общении с Олимпом. Кто бы мог подойти на эту роль лучше, чем тот, кто большую часть своей жизни облизывает главного покровителя города?
После сбора информации от других домов, жрецов и олимпийцев, мне стало ясно: дела наши плохи. Мы еще не проигрываем ахейца на военном поприще здесь и сейчас, но экономически сильно уступаем: мы собираем меньше золота, а потери милости олимпийцев взвинчивает вверх тарифы. Это значит, что мы медленнее накапливаем вооружение и гуманитарную помощь, которые пригодятся нам в фазе активного штурма города. Поэтому большую часть игры я бегал туда-сюда, чтобы наладить отношения с Олимпом, чтобы получить экономическое превосходство. Хотя и в этом деле было не без косяков. Например, попытка вместе с Кассандрой через Гермес ТВ принести извинения Олимпу вышла не очень удачной.
Также я пытался по линии религии повлиять на расклад сил на той стороне. Так после вечерней мистерии, когда Аполлон сказал о своем желании сохранить Трою, я попробовал склонить Ореста, жреца Аполлона ахейцев, на нашу сторону. Я обещал место первого жреца, если он перейдет и приведет с собой хотя бы сколько-то воинов на нашу сторону, но он отказался.
После Приам умер и царь сменился на Анхиса. Меня радовало, что с ним на одной стороне и видим в Олимпе необходимого союзника. По решению Анхиса я занялся уже не только отношениями с Аполлоном, но и мобилизацией других жрецов - как я шутил, «жрец-менеджер». Так, например, Аполлон посоветовал мне выправить отношения с Зевсом. И это стало моим первым опытом, когда я пусть и не проводил, но организовывал служение не своему олимпийцу. Не однозначно, конечно, но народ и Троя стояли выше жреческой репутации и отсутствия сна. Я решил: если я могу сделать что-то большее, я должен это сделать.
Дальше была бессонная ночь, дежурство уже как солдата с оружием на защите стен города и нашего дома. Когда была атака на дом Дарета я наконец явно почувствовал вкус войны. До этого момента бои была где-то далеко в поле, за стенами города. Но теперь все происходило рядом: взрыв гранаты у окна комнаты, где я спал, лучше всяких военных советов говорил мне - все, война пришла, она уже в твоем доме. Но когда дом Дарета был захвачен, я где-то внутри почувствовал: в этой войне мы проиграем. Я не делился ни с кем этими мыслями, чтобы не сбавлять боевой дух троянцев, но именно в тот момент вера в победу покинула меня самого. Тогда же я поучаствовал сам в первой перестрелке и понял, что я очень дрянной боец. Чувство тревоги о неизбежной гибели нарастало, и злость на себя раздирала меня изнутри от того, что на этом фронте я почти бесполезен.
Часть вторая. Падение.
В обед второго дня после двух часов сна я пришел к пониманию, что больше не хочу играть в соперничество. Я не верил, что мы сможем получить превосходство над ахейцами и завершить войну военной победой. Поэтому я начал искать путь к перемирию.
Я очень много времени проводил в храме, не только проводя мистерии, но и охраняя золото. И, наверное, не меньше медиков слышал крики умирающих людей в соседнем госпитале. К последнему мирному циклу во мне накопилось так много эмоций от этих ужасов войны, что я понял: больше я не могу идти по пути человеческих страданий - наших или ахейских. Я осознал, что эта война не нужна. Что за священным походом тянется след из крови и слез. Я готов покаяться и избавиться от высокомерия и гордыни, отказаться от куска земли и хлеба другого, даже если эта война дает мне право его забрать. Я наполнился просветлением от того, что моя злость к противникам угасла. Но и горестью от того, что к этим мыслям сейчас пришли слишком немногие.
Когда я говорил о смертях, комок поднимался к горлу, а на глазах наворачивались слезы. Не сдержав этот порыв на последней службе Аполлону, я в отчаянии стал на колени перед своим покровителем, протянул ему свое оружие и умолял остановить эту бессмысленную войну. В этот момент я чувствовал себя настолько изнеможённым как игрок от отсутствия еды и сна, что плакал совершенно искреннее. Несмотря на все мои мольбы Аполлон же сказал, что прекращение войны - не дело рук Олимпа, но переговоров людей.
Теперь я поговорил с Орестом о том, чтобы он посодействовал перемирию между Троей и ахейцами. Но он снова отказался, и сказал, что Троя должна быть сожжена. Организованные мной переговоры Агамемнона и Анхиса тоже к мирному договору не привели. Тогда я мне стало ясно: ахейцы, ослепленные вкусом близкой победы, будут сражаться до конца и убьют нас всех. Мира не будет. Орест предложил мне присоединиться к ахейцам, но я отказался - я не могу позволить сжечь свой дом.
После вечерней службы я последний раз поговорил с Аполлоном. Я был смелым и дерзким в своих вопросах. Я не боялся прогневать олимпийца, я чувствовал, что теперь уже нечего терять ни мне, ни городу. Я спросил его о мотивах богов. Почему Олимп не остановит эту войну? Он ведь может. Неужели «боги», которые тоже ведь были людьми, не помнят ничего о боли и сострадании? Неужели такие высшие существа за столько лет не смогли перейти эту черту, которую перешел я за эти месяцы - просто отказаться от амбиций и не желать того, что принадлежит другому? И ответ Аполлона был для самым большим разочарованием. Олимпийцы могут остановить эту войну. Эта война, на которой гибнут сотни людей, не имеет какой-то высшей цели - для «богов» всего лишь внутренняя разборка и большая игра. Олимпийцы не готовы отказаться от амбиций и славы, но готовы дать нам всем погибнуть.
Я принял решение, что я жертвую собой. Я видел, как нам не хватает золота, я знал, что у нас мало запасов еды и медикаментов, а я плохой боец и скорее обуза в этой войне, где теперь решают только пули. Поэтому я не просил и не тратил на себя гуманитарную помощь, приближая свою смерть. Последние два часа я ходил особенно веселым по городу, зазывал всех в храмы и на вечеринки. И не только, чтобы почтить олимпийцев и хоть что-то еще выторговать перед финальным поединком. Но и для того, чтобы повеселить народ напоследок. Потому что только сейчас они смогут последний раз услышать песни. Ведь дальше будут только выстрелы и крики, а после - тишина.
Часть третья. После меня.
Последние полчаса перемирия я играл сам собой в тишине: сидел и думал, что я чувствую, решал, как поступаю. На последний бой я шел с твердыми финальными позициями. Эволюция моего персонажа была завершена, только истории требовалась красивая концовка.
«Я, Хрис, не стану отступать из города и буду прикрывать спины уходящих из города троянцев, моих учеников и детей. То, что было построено и охранялось мной - госпиталь, храм и книги в нем - сгорит вместе с городом. Но люди, которых я воспитал - выживут. Я прожил долгую жизнь. Это дерево будет срублено, но из его семян вырастет лес. Это и есть мое наследие».
«Я, Хрис, не пойду в атаку, но останусь защищать свой дом, и буду стрелять только в тех, кто с оружием переступит его порог. Это дом, который строил я и мой отец. Это дом, в котором росли мои дети. Это дом, в котором я могу жить как хочу. И никто не имеет право отнимать его у меня».
Я поступил в командование Гектора. Сначала Троя держала оборону на всех точках, но, когда наемники Ареса расторгли контракт и покинули город, мы все признали, что обречены. Гектор скомандовал уводить мирное население из города, чтобы дать им шанс выжить и начать все заново. Он предложил уйти с ними и всякому воину, а остаться лишь тем, кто готов защищать отступающих и умереть. Я решил остаться.
На наш дом наступают ахейцы, мы зажаты в кольце. Оставшиеся на защите воины Трои сражаются отважно. Среди них бесстрашно держит оборону мой единственный сын Алкафой, отважный герой, на котором прерывается мужская линия моего дома. Среди них и я.
Нас поливают градом пуль, ахейцы врываются в мой дом. Я отступаю в глубь коридора, и прячусь от гранат в тупике. Взрыв. Потом еще один, и еще. Я дышу дымом, раскаты оглушают, а вспышки даже из-за угла слепят глаза. Уходящие отступили из города, моя миссия завершена. Мой путь окончен.
Стены не выдерживают и обваливаются на меня. Я умираю под обломками собственного дома. Я, Хрис, пацифист с винтовкой в руках, принимаю смерть не от пули ахейца, а от стен дома, который поклялся защищать.
«Я, Хрис, среди песен и молитв Аполлону, слышал крики умирающих в госпитале. Я знаю получал раны и хоронил друзей, мне известны страдания. Я не желаю смерти солдатам, сражающимся по обе стороны. Солдатам, которые идут на зов своих царей. Я не желаю смерти царям, плененные яростью и жаждой славы ведут свои войска. Царям, которые служат лишь марионетками в руках олимпийцев. И нет, я не желаю смерти даже олимпийцев, которые пусть и поднялись в небо на железных крыльях, возвысились над нами, но остались такими же слабыми перед своими амбициями, алчностью и гордыней. Как и мы, смертные. Война не приходит сама, ее порождаем мы - люди, как бы мы не называли себя - ахейцами, троянцами или олимпийцами. И мне жаль, что я ничего не могу с этим сделать».
«Я, Хрис, даю разрешение отступающим забрать золота с алтаря Аполлона. Я отрекаюсь от того, во что верил все эти годы. Ты и правда был более других из Олимпа милостив к нам, и я был искреннее верен тебе все это время, и благодарен сейчас на пороге смерти - за каждое слово, за каждую крупицу гуманитарной помощи и стену города. Что бы не двигало тобой в тот момент - милосердие или стратегия в твой большой игре - это не умаляет твоих благих дел. Ты истинно радовал меня, дарил надежду и освещал путь. Но сейчас мой контракт выполнен, как и твой, Солнцеликий. Ранее я хотел уподобиться тебе, но теперь это не так. Сейчас я знаю, что за золотой маской скрывается очень умный и сильный человек, но все же не преодолевший ту тягу к славе и власти, что есть в многих из нас. Что есть в олимпийцах. Отчего и началась эта война.
Но я верю, что в других землях, куда уходят люди из Трои, однажды из этого алтарного золота, построят город, который будет сиять как истинное Солнце. Но не от гордыни и величия, а от чистоты души живущих в нем. Ибо никто в нем не будет желать отнять чужое: ни земли, ни хлеба, ни крови. И что в этот город никогда не придет война. Ни ради золота, ни ради клятв, ни ради славы».
Эпилог.
После смерти Хриса я снова вышел в игре одним из своих спутников. Я не придумывал ему никакой истории и миссии. На его месте мог быть любой солдат безымянный Трои. Сначала я пытался найти угасающие очаги сопротивления, но нашел лишь двоих, среди которых был воин, благословлённый на брак с племянницей Хриса Долонией. Зря ты решил остаться, ты еще молод, парень. После мы разошлись и с ним, надеюсь, что он ушел.
После этого я перестал прятаться от ахейцев. Я не верил, что как-то могу повлиять на исход войны, я не имел никакой цели. Я просто бродил среди противников по городу, многие не опознавали меня. Я смотрел, как погибает город. Я прощался. И перед самым авианалетом один из ахейских бойцов заподозрил что-то неладное в моем праздном поведении и спросил, кто я, из какого отряда. Я просто молча стал уходить, и в этот момент зазвучала сирена. Не беги за мной парень, дай мне просто уйти, не стреляй в меня, сейчас будет авианалет, ты сам погибнешь. Зачем ты это делаешь? По приказу? Из-за ненависти? Ради славы? Очередь в спину, я падаю, он подбегает к моему телу, нас обоих накрывает град ракет. Два солдата умирают рядом.
Кому нужны наши смерти?
"Это все, что останется после меня
Это все, что возьму я с собой".
ДДТЯ три года не играл в ролевые игры. За это время я пережил депрессию, миграцию и политические репрессии моих друзей. Поэтому некоторые темы этой игры особенно меня задели - природа и этика власти, выбор между личным и общественным.
Я думал, что я уже перерос это хобби, но все же решил вернуться. Когда я ехал на Миф о Трое, мне казалось, что я уже и не помню, как вживаться в персонажа. До самого начала игры, уже стоя на Аллее Артемиды, я не понимал, во что буду играть. А потом как понял - ровно в тот момент, когда нужно было отдать карточку спутника Аиду или Персефоне. Я сделал этот выбор: отдал умершего Аиду, чтобы сохранить память. В тот момент у меня технически не было карточки моего персонажа, и поэтому я должен был отказаться от начисления очков славы. Когда я вышел из Аллеи, поговорил с племянницей Долонией, выбравшей Персифону, я просто осмыслил технически совершенные мной действия, и тут все родилось в голове само. Мой ответ в разговоре дальше и вел меня по игре:
«Сохранение общества - это наследование культуры, а не выживание отдельных людей».
Часть первая. Борьба.
Еще не увидев своего олимпийца в игре, я уже узнал о его гневе. И что ахейцы почитают его лучше меня. Еще не зная в лицо Ореста, жреца Аполлона у ахейцев, я начал чувствовать в нем конкурента. Поэтому я поставил себе целью превзойти его почитании Аполлона: сделать более красивые мистерии, заслужить милость бога и получить как можно большую помощь в этой войне для своего народа. Я понимал, что я тоже солдат на этой войне, но солдат невидимого фронта переговоров, торгов и лести. Мое дело спасать людей от голода и смерти в отсутствие лекарств.
После второй мистерии утром девушка из дарданов, которая устроила огненное шоу, обратилась с просьбой обучить ее жреческому делу и служению Аполлону. В моей семье такого ученика не было, а потому я был рад ее желанию. Теперь она и ее обучение и были моим наследием.
Днем на совете старейшин я узнал, что наш царь Приам ведет крайне опасную игру и гневит Олимп. Да, во мне как игроке и персонаже копилась злость от надменности и жестокости корпорации. И мне хотелось стать на сторону Приама и сказать «да, давайте отстоим свое место, не будем прогибаться». Но я знал, прогибаться необходимо, потому что Олимп нельзя победить. По крайней мере сейчас.
Тогда я впервые решил пойти против своего пылкого сердца и лояльности к нашему лидеру ради общего блага. Я выразил ноту недоверия Приаму и голосовал за его ограничение в общении с олимпийцами. Я же и был назначен своеобразным «PR-менеджером царя» в общении с Олимпом. Кто бы мог подойти на эту роль лучше, чем тот, кто большую часть своей жизни облизывает главного покровителя города?
После сбора информации от других домов, жрецов и олимпийцев, мне стало ясно: дела наши плохи. Мы еще не проигрываем ахейца на военном поприще здесь и сейчас, но экономически сильно уступаем: мы собираем меньше золота, а потери милости олимпийцев взвинчивает вверх тарифы. Это значит, что мы медленнее накапливаем вооружение и гуманитарную помощь, которые пригодятся нам в фазе активного штурма города. Поэтому большую часть игры я бегал туда-сюда, чтобы наладить отношения с Олимпом, чтобы получить экономическое превосходство. Хотя и в этом деле было не без косяков. Например, попытка вместе с Кассандрой через Гермес ТВ принести извинения Олимпу вышла не очень удачной.
Также я пытался по линии религии повлиять на расклад сил на той стороне. Так после вечерней мистерии, когда Аполлон сказал о своем желании сохранить Трою, я попробовал склонить Ореста, жреца Аполлона ахейцев, на нашу сторону. Я обещал место первого жреца, если он перейдет и приведет с собой хотя бы сколько-то воинов на нашу сторону, но он отказался.
После Приам умер и царь сменился на Анхиса. Меня радовало, что с ним на одной стороне и видим в Олимпе необходимого союзника. По решению Анхиса я занялся уже не только отношениями с Аполлоном, но и мобилизацией других жрецов - как я шутил, «жрец-менеджер». Так, например, Аполлон посоветовал мне выправить отношения с Зевсом. И это стало моим первым опытом, когда я пусть и не проводил, но организовывал служение не своему олимпийцу. Не однозначно, конечно, но народ и Троя стояли выше жреческой репутации и отсутствия сна. Я решил: если я могу сделать что-то большее, я должен это сделать.
Дальше была бессонная ночь, дежурство уже как солдата с оружием на защите стен города и нашего дома. Когда была атака на дом Дарета я наконец явно почувствовал вкус войны. До этого момента бои была где-то далеко в поле, за стенами города. Но теперь все происходило рядом: взрыв гранаты у окна комнаты, где я спал, лучше всяких военных советов говорил мне - все, война пришла, она уже в твоем доме. Но когда дом Дарета был захвачен, я где-то внутри почувствовал: в этой войне мы проиграем. Я не делился ни с кем этими мыслями, чтобы не сбавлять боевой дух троянцев, но именно в тот момент вера в победу покинула меня самого. Тогда же я поучаствовал сам в первой перестрелке и понял, что я очень дрянной боец. Чувство тревоги о неизбежной гибели нарастало, и злость на себя раздирала меня изнутри от того, что на этом фронте я почти бесполезен.
Часть вторая. Падение.
В обед второго дня после двух часов сна я пришел к пониманию, что больше не хочу играть в соперничество. Я не верил, что мы сможем получить превосходство над ахейцами и завершить войну военной победой. Поэтому я начал искать путь к перемирию.
Я очень много времени проводил в храме, не только проводя мистерии, но и охраняя золото. И, наверное, не меньше медиков слышал крики умирающих людей в соседнем госпитале. К последнему мирному циклу во мне накопилось так много эмоций от этих ужасов войны, что я понял: больше я не могу идти по пути человеческих страданий - наших или ахейских. Я осознал, что эта война не нужна. Что за священным походом тянется след из крови и слез. Я готов покаяться и избавиться от высокомерия и гордыни, отказаться от куска земли и хлеба другого, даже если эта война дает мне право его забрать. Я наполнился просветлением от того, что моя злость к противникам угасла. Но и горестью от того, что к этим мыслям сейчас пришли слишком немногие.
Когда я говорил о смертях, комок поднимался к горлу, а на глазах наворачивались слезы. Не сдержав этот порыв на последней службе Аполлону, я в отчаянии стал на колени перед своим покровителем, протянул ему свое оружие и умолял остановить эту бессмысленную войну. В этот момент я чувствовал себя настолько изнеможённым как игрок от отсутствия еды и сна, что плакал совершенно искреннее. Несмотря на все мои мольбы Аполлон же сказал, что прекращение войны - не дело рук Олимпа, но переговоров людей.
Теперь я поговорил с Орестом о том, чтобы он посодействовал перемирию между Троей и ахейцами. Но он снова отказался, и сказал, что Троя должна быть сожжена. Организованные мной переговоры Агамемнона и Анхиса тоже к мирному договору не привели. Тогда я мне стало ясно: ахейцы, ослепленные вкусом близкой победы, будут сражаться до конца и убьют нас всех. Мира не будет. Орест предложил мне присоединиться к ахейцам, но я отказался - я не могу позволить сжечь свой дом.
После вечерней службы я последний раз поговорил с Аполлоном. Я был смелым и дерзким в своих вопросах. Я не боялся прогневать олимпийца, я чувствовал, что теперь уже нечего терять ни мне, ни городу. Я спросил его о мотивах богов. Почему Олимп не остановит эту войну? Он ведь может. Неужели «боги», которые тоже ведь были людьми, не помнят ничего о боли и сострадании? Неужели такие высшие существа за столько лет не смогли перейти эту черту, которую перешел я за эти месяцы - просто отказаться от амбиций и не желать того, что принадлежит другому? И ответ Аполлона был для самым большим разочарованием. Олимпийцы могут остановить эту войну. Эта война, на которой гибнут сотни людей, не имеет какой-то высшей цели - для «богов» всего лишь внутренняя разборка и большая игра. Олимпийцы не готовы отказаться от амбиций и славы, но готовы дать нам всем погибнуть.
Я принял решение, что я жертвую собой. Я видел, как нам не хватает золота, я знал, что у нас мало запасов еды и медикаментов, а я плохой боец и скорее обуза в этой войне, где теперь решают только пули. Поэтому я не просил и не тратил на себя гуманитарную помощь, приближая свою смерть. Последние два часа я ходил особенно веселым по городу, зазывал всех в храмы и на вечеринки. И не только, чтобы почтить олимпийцев и хоть что-то еще выторговать перед финальным поединком. Но и для того, чтобы повеселить народ напоследок. Потому что только сейчас они смогут последний раз услышать песни. Ведь дальше будут только выстрелы и крики, а после - тишина.
Часть третья. После меня.
Последние полчаса перемирия я играл сам собой в тишине: сидел и думал, что я чувствую, решал, как поступаю. На последний бой я шел с твердыми финальными позициями. Эволюция моего персонажа была завершена, только истории требовалась красивая концовка.
«Я, Хрис, не стану отступать из города и буду прикрывать спины уходящих из города троянцев, моих учеников и детей. То, что было построено и охранялось мной - госпиталь, храм и книги в нем - сгорит вместе с городом. Но люди, которых я воспитал - выживут. Я прожил долгую жизнь. Это дерево будет срублено, но из его семян вырастет лес. Это и есть мое наследие».
«Я, Хрис, не пойду в атаку, но останусь защищать свой дом, и буду стрелять только в тех, кто с оружием переступит его порог. Это дом, который строил я и мой отец. Это дом, в котором росли мои дети. Это дом, в котором я могу жить как хочу. И никто не имеет право отнимать его у меня».
Я поступил в командование Гектора. Сначала Троя держала оборону на всех точках, но, когда наемники Ареса расторгли контракт и покинули город, мы все признали, что обречены. Гектор скомандовал уводить мирное население из города, чтобы дать им шанс выжить и начать все заново. Он предложил уйти с ними и всякому воину, а остаться лишь тем, кто готов защищать отступающих и умереть. Я решил остаться.
На наш дом наступают ахейцы, мы зажаты в кольце. Оставшиеся на защите воины Трои сражаются отважно. Среди них бесстрашно держит оборону мой единственный сын Алкафой, отважный герой, на котором прерывается мужская линия моего дома. Среди них и я.
Нас поливают градом пуль, ахейцы врываются в мой дом. Я отступаю в глубь коридора, и прячусь от гранат в тупике. Взрыв. Потом еще один, и еще. Я дышу дымом, раскаты оглушают, а вспышки даже из-за угла слепят глаза. Уходящие отступили из города, моя миссия завершена. Мой путь окончен.
Стены не выдерживают и обваливаются на меня. Я умираю под обломками собственного дома. Я, Хрис, пацифист с винтовкой в руках, принимаю смерть не от пули ахейца, а от стен дома, который поклялся защищать.
«Я, Хрис, среди песен и молитв Аполлону, слышал крики умирающих в госпитале. Я знаю получал раны и хоронил друзей, мне известны страдания. Я не желаю смерти солдатам, сражающимся по обе стороны. Солдатам, которые идут на зов своих царей. Я не желаю смерти царям, плененные яростью и жаждой славы ведут свои войска. Царям, которые служат лишь марионетками в руках олимпийцев. И нет, я не желаю смерти даже олимпийцев, которые пусть и поднялись в небо на железных крыльях, возвысились над нами, но остались такими же слабыми перед своими амбициями, алчностью и гордыней. Как и мы, смертные. Война не приходит сама, ее порождаем мы - люди, как бы мы не называли себя - ахейцами, троянцами или олимпийцами. И мне жаль, что я ничего не могу с этим сделать».
«Я, Хрис, даю разрешение отступающим забрать золота с алтаря Аполлона. Я отрекаюсь от того, во что верил все эти годы. Ты и правда был более других из Олимпа милостив к нам, и я был искреннее верен тебе все это время, и благодарен сейчас на пороге смерти - за каждое слово, за каждую крупицу гуманитарной помощи и стену города. Что бы не двигало тобой в тот момент - милосердие или стратегия в твой большой игре - это не умаляет твоих благих дел. Ты истинно радовал меня, дарил надежду и освещал путь. Но сейчас мой контракт выполнен, как и твой, Солнцеликий. Ранее я хотел уподобиться тебе, но теперь это не так. Сейчас я знаю, что за золотой маской скрывается очень умный и сильный человек, но все же не преодолевший ту тягу к славе и власти, что есть в многих из нас. Что есть в олимпийцах. Отчего и началась эта война.
Но я верю, что в других землях, куда уходят люди из Трои, однажды из этого алтарного золота, построят город, который будет сиять как истинное Солнце. Но не от гордыни и величия, а от чистоты души живущих в нем. Ибо никто в нем не будет желать отнять чужое: ни земли, ни хлеба, ни крови. И что в этот город никогда не придет война. Ни ради золота, ни ради клятв, ни ради славы».
Эпилог.
После смерти Хриса я снова вышел в игре одним из своих спутников. Я не придумывал ему никакой истории и миссии. На его месте мог быть любой солдат безымянный Трои. Сначала я пытался найти угасающие очаги сопротивления, но нашел лишь двоих, среди которых был воин, благословлённый на брак с племянницей Хриса Долонией. Зря ты решил остаться, ты еще молод, парень. После мы разошлись и с ним, надеюсь, что он ушел.
После этого я перестал прятаться от ахейцев. Я не верил, что как-то могу повлиять на исход войны, я не имел никакой цели. Я просто бродил среди противников по городу, многие не опознавали меня. Я смотрел, как погибает город. Я прощался. И перед самым авианалетом один из ахейских бойцов заподозрил что-то неладное в моем праздном поведении и спросил, кто я, из какого отряда. Я просто молча стал уходить, и в этот момент зазвучала сирена. Не беги за мной парень, дай мне просто уйти, не стреляй в меня, сейчас будет авианалет, ты сам погибнешь. Зачем ты это делаешь? По приказу? Из-за ненависти? Ради славы? Очередь в спину, я падаю, он подбегает к моему телу, нас обоих накрывает град ракет. Два солдата умирают рядом.
Кому нужны наши смерти?