те кто читает:) прошу пишите что-то..не могу писать в тишину:) я так благодарна за ваши отзывы!
предыдущие главы по тегу "мои счастливые дни"
Глава 10.
Этот странный день.
Прошла неделя. Неделя с момента моего осознания себя новой. Мои ступни еще помнили тепло камней на бульваре, а Матильда уже успела обзавестись новой любовью.
Михал стал стариком. Всего за неделю он перешел от страстной зрелости к безразличной старости. Оставаясь привлекательным и статным, своей суровой, отстраненной безразличностью ко всему вокруг, казалось он бросает мне вызов, но глаза его погасли. Михал просил сварить горький кофе, спрашивал о детях, но на самом деле, это только его тело перемещалось параллельно моему, а из глазниц уже смотрела не живая пульсирующая душа, а туманная пустота. Удивительно, что это истонченное существо вызвало во мне шквал сострадания и желания жалеть, греть, любить. Только Михал более во мне не нуждался.
Он избегал меня во всем. И тут не было позы, жеста или попытки сделать больно. Он просто отстранился и ушел, оставив мне оболочку. Я приняла это. Было грустно, и тем не менее, спокойно. Больше не было чувства вины и страха. Что-то константное внезапно оборвалось, но я, наконец, смогла расслабиться, выспаться и начать просто жить.
Я старалась уходить из дому, как можно чаще, увлекая себя разными делами. Во мне зародилось, неожиданно много сил. Щекотки под ребрами, что-то, давно забытое, новенькое и острое , будило меня, как пружинной, выбрасывая из постели.
Бесшумно и внезапно, подкрался мой день рождения. В этот раз, мне исполнялась сотня тысяч лет и проснувшись утром, я осознала себя древней и прекрасной. Смотрясь в зеркало, я впитывала эту новую женщину, тонкую и изящную, с медными волосами, веснушками и прозрачными глазами, слегка шуршащую, как рисовая бумага, с терпким запахом пачулей и сандала и акварельными красочными размывами.
В волнующем предвкушении праздничного одиночества, я выбрала старое синее платье. Оно кололось, и я вздрагивала от сладости ностальгии. Будто жженый сахар на деревянной палочке - любимое лакомство тети Ольги.
Платье в котором меня впервые поцеловал мужчина, мой любимый, мой Францишек...Я окунулась в свою высушенную, как гербарий, любовь, пальцы рук холодил отзвук льдистой, кристальной памяти.
Решение уйти в город и отметить веху жизни в любимом кафе, за чашкой чая и заварным эклером я одобрила сразу.
Погода была взъерошенная и колкая. Ветер и мелкий дождь. Открытый подиум в кафе, еще не был убран на зиму.
Но людей на нем, практически не было, навес слабо защищал от брызг и промозглости.
Только один столик, у самой стены, занимала компания.
Две девушки и парень, кутаясь в полосатые шотландские пледы, смеялись, попивая паркое и согревающее нечто, из хрупких чашек.
Я забилась в угол, на своем любимом месте обозревателя мне было уютно. Спина надежно защищена, а глаза могут блуждать по чужим лицам, читать их, как занимательные новеллы.
Ожидая свой заказ, я стала рассматривать стену, над моим столиком, тут предлагали нарисовать что-то на память прямо на фасаде, и весь он был покрыт вязью чужих мыслей, росчерков, рисунков.
В сумке оказался фломастер зеленого цвета, ним я делала пометки в дневнике. И мне ужасно захотелось именно сегодня оставить свой штрих во времени. Я сотворила маленькую зеленую кошечку в шарфе и шляпке. Кошка сидела и умывалась лапкой. Я пририсовала облачко рядом с усатой мордой и в нем прозвучало: “Я только кошка на твоих коленях, погладь меня за зеленым ушком!”
Почему-то эта кошка и надпись показались мне смешными и хулиганскими, я невольно стала улыбаться и даже негромко расхохоталась, прикрывая рот рукой, как делала когда-то в детстве, стесняясь дырок вместо выпавших передних зубов. Подумалось о том, как должно быть глупо я выгляжу, вот так в одиночестве, смеясь над самой собой.
Я встретилась глазами с мужчиной из компании, разделяющей со мной террасу в этот хмурый день. Мужчина. Несомненно мужчина. Но ему скорее шло определение “щенок”..да, да..молодой сеттер, поджарый и неуловимо милый в своем щенячьем веселье.
Кудрявые рыжие волосы чуть ниже ушей, как говорила Мирошка - “под горшочек”, очки в тонкой золотой оправе. Мягкие черты. Глаза небольшие, как спросонья. Волнами от него перекатывалось обаяние. Все это я заметила за ту секунду, в которую мы зацепились взглядами.
Что-то ужасно знакомое было в нем. Я отвела глаза и наклонив голову, задумалась.
Что же? Что-то близкое, рядом, родное..
Мальчики! Я поняла, что он словно вылеплен из моих мальчиков, такие же заспанные глаза, прямой нос, рыжие волосы. Разница небольшая, но существенная - волосы прямые и вечная прохладная отстраненность в складке рта, в прозрачности взгляда у моих сыновей, а этот человек был теплый, радостный..
Будто бы мои мальчики выросли, стали молодыми мужчинами и кто-то безумно горячий смог отогреть их и научил беззаботно смеяться, вытащил сильными руками из перламутровой раковины, где им так уютно и спокойно было с рождения.
Я в несколько выдохов все это сообразила. Поняла. Уразумела.
И конечно подняла глаза, что бы убедиться, опять взглянув на него.
Он моментально откликнулся.Посмотрел прямо и улыбаясь.
Его глаза охватывали всю меня. Изучали.
Меня бросило в жар, случилась паническая атака, я не могла вздохнуть от колотья в боку.
Отчаянно захотелось увидеть в его глазах одобрение, принятие, узнавание, увидеть жажду, вопрос. Но он просто улыбался, а потом и вовсе отвел глаза и увлекся беседой с одной из своих подруг.
Я то же отвернулась. Слезы обожгли глаза. Все мое настроение, приподнятое и наполненное уверенностью в своей женской силе, пропало. Как мокрый красно желтый лист прилипший к ступенькам в парке.
Я допила и дожевала что-то безвкусное, расплатилась и стараясь быть незаметной проскользнула мимо его столика. Я сбежала. От него, одарившего меня улыбкой унизительного сочувствия...От себя, старой и никому не нужной. От невыносимого чувства утраты.
Я шла, бежала брела...Потом я плакала на какой-то лавке в сквере и опять плелась куда-то. Охрипнув от сырости внутри и снаружи, я успокоилась и выплаканный крик больше не разрывал мне душу. Только мутная тягучая тоска саднила в груди.Странный день, какой же странный день нового рождения, мучительный, тяжелый.
Сделав круги по парку, центру города, по старинным улочкам, мимо любимых домов, я вернулась к этому же кафе. Моя зеленная кошка приветливо подмигнула. Я замерзла, я была голодна, я очень устала.
И вот я опять сижу и пью горький чай из горных трав с медом и чем-то спиртным. Кошка смотрит зеленым булавочным глазом и ласково мурча, щурится.
Возле облачка с подписью “Я только кошка на твоих коленях, погладь меня за зеленым ушком!” размашистым черным, небрежно написаны цифры..цифры складывающиеся в номер телефона.
Я долго не могу отвести глаз от них. Я долго молчу и по венам растекается тепло и легкое опьянение, но не от напитка, а от напряженного предвкушения, от абсурдности всего что произошло со мной за несколько часов. Иголочки внутри, исколотая душа, превращается в " черную дыру", туда моментально затягивается все дрожащее нутро, горстка Фридкиной сути, глупый страх.
Я медленно подхожу к телефонному аппарату. Он старинный, с медными пуговками-кнопками. Указательным пальцем я набиваю номер, и долго слушаю гудки, прижимая к уху толстую фигурную трубку. А потом на ватных ногах возвращаюсь в свой угол на мокрой, продуваемой холодным ветром террасе.
Его зовут Адась. Совершенно рыжее мальчишечье имя. Адась.
Глава 10.
Этот странный день.
Прошла неделя. Неделя с момента моего осознания себя новой. Мои ступни еще помнили тепло камней на бульваре, а Матильда уже успела обзавестись новой любовью.
Михал стал стариком. Всего за неделю он перешел от страстной зрелости к безразличной старости. Оставаясь привлекательным и статным, своей суровой, отстраненной безразличностью ко всему вокруг, казалось он бросает мне вызов, но глаза его погасли. Михал просил сварить горький кофе, спрашивал о детях, но на самом деле, это только его тело перемещалось параллельно моему, а из глазниц уже смотрела не живая пульсирующая душа, а туманная пустота. Удивительно, что это истонченное существо вызвало во мне шквал сострадания и желания жалеть, греть, любить. Только Михал более во мне не нуждался.
Он избегал меня во всем. И тут не было позы, жеста или попытки сделать больно. Он просто отстранился и ушел, оставив мне оболочку. Я приняла это. Было грустно, и тем не менее, спокойно. Больше не было чувства вины и страха. Что-то константное внезапно оборвалось, но я, наконец, смогла расслабиться, выспаться и начать просто жить.
Я старалась уходить из дому, как можно чаще, увлекая себя разными делами. Во мне зародилось, неожиданно много сил. Щекотки под ребрами, что-то, давно забытое, новенькое и острое , будило меня, как пружинной, выбрасывая из постели.
Бесшумно и внезапно, подкрался мой день рождения. В этот раз, мне исполнялась сотня тысяч лет и проснувшись утром, я осознала себя древней и прекрасной. Смотрясь в зеркало, я впитывала эту новую женщину, тонкую и изящную, с медными волосами, веснушками и прозрачными глазами, слегка шуршащую, как рисовая бумага, с терпким запахом пачулей и сандала и акварельными красочными размывами.
В волнующем предвкушении праздничного одиночества, я выбрала старое синее платье. Оно кололось, и я вздрагивала от сладости ностальгии. Будто жженый сахар на деревянной палочке - любимое лакомство тети Ольги.
Платье в котором меня впервые поцеловал мужчина, мой любимый, мой Францишек...Я окунулась в свою высушенную, как гербарий, любовь, пальцы рук холодил отзвук льдистой, кристальной памяти.
Решение уйти в город и отметить веху жизни в любимом кафе, за чашкой чая и заварным эклером я одобрила сразу.
Погода была взъерошенная и колкая. Ветер и мелкий дождь. Открытый подиум в кафе, еще не был убран на зиму.
Но людей на нем, практически не было, навес слабо защищал от брызг и промозглости.
Только один столик, у самой стены, занимала компания.
Две девушки и парень, кутаясь в полосатые шотландские пледы, смеялись, попивая паркое и согревающее нечто, из хрупких чашек.
Я забилась в угол, на своем любимом месте обозревателя мне было уютно. Спина надежно защищена, а глаза могут блуждать по чужим лицам, читать их, как занимательные новеллы.
Ожидая свой заказ, я стала рассматривать стену, над моим столиком, тут предлагали нарисовать что-то на память прямо на фасаде, и весь он был покрыт вязью чужих мыслей, росчерков, рисунков.
В сумке оказался фломастер зеленого цвета, ним я делала пометки в дневнике. И мне ужасно захотелось именно сегодня оставить свой штрих во времени. Я сотворила маленькую зеленую кошечку в шарфе и шляпке. Кошка сидела и умывалась лапкой. Я пририсовала облачко рядом с усатой мордой и в нем прозвучало: “Я только кошка на твоих коленях, погладь меня за зеленым ушком!”
Почему-то эта кошка и надпись показались мне смешными и хулиганскими, я невольно стала улыбаться и даже негромко расхохоталась, прикрывая рот рукой, как делала когда-то в детстве, стесняясь дырок вместо выпавших передних зубов. Подумалось о том, как должно быть глупо я выгляжу, вот так в одиночестве, смеясь над самой собой.
Я встретилась глазами с мужчиной из компании, разделяющей со мной террасу в этот хмурый день. Мужчина. Несомненно мужчина. Но ему скорее шло определение “щенок”..да, да..молодой сеттер, поджарый и неуловимо милый в своем щенячьем веселье.
Кудрявые рыжие волосы чуть ниже ушей, как говорила Мирошка - “под горшочек”, очки в тонкой золотой оправе. Мягкие черты. Глаза небольшие, как спросонья. Волнами от него перекатывалось обаяние. Все это я заметила за ту секунду, в которую мы зацепились взглядами.
Что-то ужасно знакомое было в нем. Я отвела глаза и наклонив голову, задумалась.
Что же? Что-то близкое, рядом, родное..
Мальчики! Я поняла, что он словно вылеплен из моих мальчиков, такие же заспанные глаза, прямой нос, рыжие волосы. Разница небольшая, но существенная - волосы прямые и вечная прохладная отстраненность в складке рта, в прозрачности взгляда у моих сыновей, а этот человек был теплый, радостный..
Будто бы мои мальчики выросли, стали молодыми мужчинами и кто-то безумно горячий смог отогреть их и научил беззаботно смеяться, вытащил сильными руками из перламутровой раковины, где им так уютно и спокойно было с рождения.
Я в несколько выдохов все это сообразила. Поняла. Уразумела.
И конечно подняла глаза, что бы убедиться, опять взглянув на него.
Он моментально откликнулся.Посмотрел прямо и улыбаясь.
Его глаза охватывали всю меня. Изучали.
Меня бросило в жар, случилась паническая атака, я не могла вздохнуть от колотья в боку.
Отчаянно захотелось увидеть в его глазах одобрение, принятие, узнавание, увидеть жажду, вопрос. Но он просто улыбался, а потом и вовсе отвел глаза и увлекся беседой с одной из своих подруг.
Я то же отвернулась. Слезы обожгли глаза. Все мое настроение, приподнятое и наполненное уверенностью в своей женской силе, пропало. Как мокрый красно желтый лист прилипший к ступенькам в парке.
Я допила и дожевала что-то безвкусное, расплатилась и стараясь быть незаметной проскользнула мимо его столика. Я сбежала. От него, одарившего меня улыбкой унизительного сочувствия...От себя, старой и никому не нужной. От невыносимого чувства утраты.
Я шла, бежала брела...Потом я плакала на какой-то лавке в сквере и опять плелась куда-то. Охрипнув от сырости внутри и снаружи, я успокоилась и выплаканный крик больше не разрывал мне душу. Только мутная тягучая тоска саднила в груди.Странный день, какой же странный день нового рождения, мучительный, тяжелый.
Сделав круги по парку, центру города, по старинным улочкам, мимо любимых домов, я вернулась к этому же кафе. Моя зеленная кошка приветливо подмигнула. Я замерзла, я была голодна, я очень устала.
И вот я опять сижу и пью горький чай из горных трав с медом и чем-то спиртным. Кошка смотрит зеленым булавочным глазом и ласково мурча, щурится.
Возле облачка с подписью “Я только кошка на твоих коленях, погладь меня за зеленым ушком!” размашистым черным, небрежно написаны цифры..цифры складывающиеся в номер телефона.
Я долго не могу отвести глаз от них. Я долго молчу и по венам растекается тепло и легкое опьянение, но не от напитка, а от напряженного предвкушения, от абсурдности всего что произошло со мной за несколько часов. Иголочки внутри, исколотая душа, превращается в " черную дыру", туда моментально затягивается все дрожащее нутро, горстка Фридкиной сути, глупый страх.
Я медленно подхожу к телефонному аппарату. Он старинный, с медными пуговками-кнопками. Указательным пальцем я набиваю номер, и долго слушаю гудки, прижимая к уху толстую фигурную трубку. А потом на ватных ногах возвращаюсь в свой угол на мокрой, продуваемой холодным ветром террасе.
Его зовут Адась. Совершенно рыжее мальчишечье имя. Адась.