Милый друг
"Экспрессия - лишь одно из измерений, в которых душа проявляет себя; она не есть замкнутое в себе целое и может быть понята только в связи с тем, что не находит экспрессивного проявления", - Карл Ясперс.
Сегодня самый замечательный день. На самом деле нет. Факты: книжка Гришковца "Асфальт", статья Б.С. Братуся про Льва Толстого, шоколадные кексы с бананом, отправление письма, написание письма, станция метро Адмиралтейская, наивная надежда что мята спасет и тележка из Карусели рядом с подъездом. Ну и с днем Святого Валентина всех, кто влюбился и отмечает или разочаровался (в себе и других) и теперь несмешно шутит на темы счастья и единения.
Мне хотелось бы рассказать тебе хотя бы то, что во мне происходило тогда, когда поняла, когда слушала эту пленку. Может быть, это принесет тебе какую-то пользу. Я даже пробовала записать... - Поэтому ты и зажгла свет? - спросил я, с трудом издавая звуки сдавленным горлом. - Да. Но из этого ничего не вышло. Потому что я искала в себе... - их - чего-то другого, была совершенно сумасшедшей. Некоторое время мне казалось, что у меня под кожей нет тела, что во мне что-то другое, что я только... только снаружи... Чтобы тебя обмануть. Понимаешь? - Понимаю! - Если так вот лежать часами в ночи, то мыслями можно уйти далеко, в очень странном направлении, знаешь... - Знаю... - Но я чувствую сердце и еще помнила, что ты брал у меня кровь. Какая у меня кровь, скажи мне, скажи правду. Теперь ведь можно. - Такая же, как моя. - Правда? - Клянусь тебе! - Что это значит? Знаешь, я думала, что, может быть, то спрятано где-то во мне, что оно... ведь оно может быть очень маленьким. Но я не знала где. Теперь я думаю, что это были просто увертки с моей стороны, я очень боялась того, что хотела сделать, и искала какой-то другой выход. Но, Крис, если у меня такая же кровь... если все так, как ты говоришь, то... Нет, это невозможно. Ведь я уже умерла бы, правда! Значит, что-то все-таки есть, но где? Может, в голове? Но я ведь мыслю совершенно обычно... и ничего не знаю... Если бы я мыслила тем, то должна была бы сразу все знать и не любить, только притворяться и знать, что притворяюсь... Крис, прошу тебя, скажи мне все, что знаешь, может быть, удастся что-нибудь сделать? - Что должно удасться? Она молчала. - Хочешь умереть? - Пожалуй, да. Снова стало тихо. Я стоял перед ней, съежившийся, глядя на пустой зал, на белые плиты эмалированных предметов, на блестящие рассыпанные инструменты, как будто отыскивая что-то очень нужное, и не мог этого найти. - Хари, можно мне что-то тебе сказать? Она ждала. - Это правда, что ты не точно такая же, как я. Но это не значит, что ты хуже. Наоборот. Впрочем, можешь думать об этом что хочешь, но благодаря этому... ты не умерла. Какая-то детская, жалобная улыбка появилась на ее лице. - Значит ли это, что я... бессмертна? - Не знаю. Во всяком случае гораздо менее смертна, чем я. - Это страшно, - шепнула она. - Может быть, не так, как кажется. - Но ты не завидуешь мне... - Хари, это, пожалуй, вопрос твоего... предназначения, так бы я это назвал. Понимаешь, здесь, на Станции, твое предназначение в сущности так же темно, как и мое и каждого из нас. Те будут продолжать эксперимент Гибаряна, и может случиться все... - Или ничего... - Или ничего. И скажу тебе, что хотел бы, чтобы ничего не случилось, даже не из страха (хотя он тоже играет какую-то роль), а потому, что это ничего не даст. Только в этом я совершенно не уверен.
С. Лем, "Солярис"