Сны о чём-то большем
All these things into fruition
All these things we'll one day swallow whole
And fade out again and fade out again.
- immerse your soul in love
(с)
Он проснулся в слезах и услышал: «не плачь, малыш, ты же сам знаешь - всё пройдет. Ты жил с этим раньше, тем более ты справишься. Завтра будет новый день. Может быть, завтра эти мысли не будут лезть в твою голову, кто знает, что там будет завтра. Вставай, одевайся. Надо встать. Сварить кофе. Почистить зубы. Давай». Тот, кому принадлежал голос, дотронулся до щеки уже не плачущего мальчика.
Он всё время возвращался к одному и тому же. Когда думать об этом было невыносимо, его мозг рождал фантасмагорические фантазии - совершенно разнообразные, каждый раз новые. И это даже развлекало, но, когда сюжет в голове был закончен, мальчик выглядывал из-за решетки в реальный мир и понимал, что такого никогда не случится. Никогда. Эта мысль шла фоном к жизни, постоянно и монотонно, но он не мог ее вынести. Он так и не поверил в нее.
Много сил он тратил на то, чтобы сдерживать слёзы - ему это хорошо удавалось, он был профессионалом в этом деле, но улыбка его всегда была кривой и неискренней - все замечали это. Иногда в его голове проносилась музыка, разные песни, звучащие со скоростью товарного поезда, но замедляющиеся и замирающие на самых сладких аккордах. И тогда он не думал о слезах и забывал про то, чего никогда не будет.
Писатель не знал, как дойти до точки. Сказать больше было нечего.
Он легко раздвинул прутья решетки, как будто это всегда было так просто, и вышел вон.
Но писатель не мог умолчать о его последних словах. «Поцелуй меня в лоб, когда я буду лежать в гробу», - обращался он ко всему, как он без особых оснований надеялся, любящему его миру.
Люди, которые умерли, просто снились нам, а теперь перестали. Эти невидимы, положенные на полку сны, раскрашивают небо в разные цвета в зависимости от времени суток. А пока мы все снимся друг другу, снимся, снимся.