ПредМартовский Синдром
Три с половиной дня до весны.
Не люблю ее. Как не люблю угловатых неуклюжих пубертатников, нарочито громких, чрезмерно заметных, всем и каждому напоказ выставлюющих свою прыщавую свежесть и «пионэрский задор».
Но солнышко же так ярко светит!
Ага, светит. И под этим светом всеми оттенками порнографичного серого играет любимый, за неимением лучшего, город. Все трещинки, все облезлые «панельки», все убого-профильные, свыше установленные заборы, все лужи, вся грязь, все замызганные по самую крышу машины, коптящие такое голубое небо - вот это все вызывает у меня желание запереться в четырех стенах, заколотить окна досками и залезть под одеяло с ноутбуком до самого лета. Хотя бы до мая.
Птички поют в голых ветвях. Среди мусора и зимних какашек пробиваются на клумбах цикломены, нарциссы и прочее, по городскому болезненное, разноцветье. То тут, то там мелькают неоправданно голые ноги. А вот там - все еще фланирует длинношерстная шуба, не особенно уместная в наших широтах даже в январе.
Замотаешься в павло-посадский платок - жарко, снимешь - в шею дует. Замотаешься снова. Жарко...
Лицо шелушится.
Авитаминоз. Апатия. Аритмия. Агностицизм перетекает в атеизм. Активность на нуле.
Это надо было сделать позавчера. Значит, перенесем на послезавтра. А после - на после. Да и зачем что-то делать? Все равно, все умрем, рано или поздно. Я - рано. Если не отвлекусь чем-то, то прямо сейчас. С конячкой бы обняться...
Стихи не пишутся. Мысли не думаются. Руки не поднимаются.
«О, мама-мама, я схожу с ума...» - вот это, едри его, откуда?! Угороздило же наушники пролюбить!
Три с половиной дня до весны.
«Она несла руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве».
Подарите кто-нибудь мимозу - мне надо это как-то пережить.
Не люблю ее. Как не люблю угловатых неуклюжих пубертатников, нарочито громких, чрезмерно заметных, всем и каждому напоказ выставлюющих свою прыщавую свежесть и «пионэрский задор».
Но солнышко же так ярко светит!
Ага, светит. И под этим светом всеми оттенками порнографичного серого играет любимый, за неимением лучшего, город. Все трещинки, все облезлые «панельки», все убого-профильные, свыше установленные заборы, все лужи, вся грязь, все замызганные по самую крышу машины, коптящие такое голубое небо - вот это все вызывает у меня желание запереться в четырех стенах, заколотить окна досками и залезть под одеяло с ноутбуком до самого лета. Хотя бы до мая.
Птички поют в голых ветвях. Среди мусора и зимних какашек пробиваются на клумбах цикломены, нарциссы и прочее, по городскому болезненное, разноцветье. То тут, то там мелькают неоправданно голые ноги. А вот там - все еще фланирует длинношерстная шуба, не особенно уместная в наших широтах даже в январе.
Замотаешься в павло-посадский платок - жарко, снимешь - в шею дует. Замотаешься снова. Жарко...
Лицо шелушится.
Авитаминоз. Апатия. Аритмия. Агностицизм перетекает в атеизм. Активность на нуле.
Это надо было сделать позавчера. Значит, перенесем на послезавтра. А после - на после. Да и зачем что-то делать? Все равно, все умрем, рано или поздно. Я - рано. Если не отвлекусь чем-то, то прямо сейчас. С конячкой бы обняться...
Стихи не пишутся. Мысли не думаются. Руки не поднимаются.
«О, мама-мама, я схожу с ума...» - вот это, едри его, откуда?! Угороздило же наушники пролюбить!
Три с половиной дня до весны.
«Она несла руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве».
Подарите кто-нибудь мимозу - мне надо это как-то пережить.