продолжение истории о пропавших в Москве
Кое-что прояснилось в истории о том, как люди могут исчезать без следов.
Во-первых, в машине Абдуллаева находились Магомедов и Чибиев. Магомедов позвонил своей жене Ольге около 9 вечера. Сказал, что он в десяти минутах от дома. Когда Ольга позвонила после 9, чтобы узнать, что случилось, телефон мужа был уже отключен. Телефоны Абдуллаева и Чибиева прозванивались до полуночи. Но никто не отвечал на звонки. Потом телефоны кем-то были отключены. То есть, одна из машин пропала в районе Долгопрудного, где живет семья Ольги.
Вторая машина пропала позже. Муж Ксении позвонил ей около полуночи. Есть информация о том, что машина, в которой ехал Магомед Исрапилов, муж Ксении, исчезла в районе города Долгопрудный.
Дальше о многом говорит рассказ трех из жен пропавших, Ксении, Анеты и Ольги, о реакции сотрудников милиции на их требования инициировать поиск. Жена Акила Алина в больнице: она вот-вот должна родить. У жены Довара Ильмиры - грудной ребенок.
Родственники пропавших свой поиск начали немедленно после того, как стало понятно, что практически одновременно, при схожих обстоятельствах исчезло, как минимум, пять человек.
Обзванивали морги, больницы, бюро несчастных случаев. Ничего и никого. При этом некоторым из них еще советовали оставить поиск: "все равно мусульман никто искать не будет". Они продолжали.
28 сентября начали обращаться в отделения милиции.
Ольга: "28 позвонили в дежурную часть города Долгопрудный. Потом стали приходить туда, требуя принять заявление. Только 1 октября зачем-то отправили к участковому, чтобы тот заявление принял. Он принимать отказался, потому что наш брак был заключен только в мечети. Так что, мы как бы в гражданском браке". Потом Ольга выяснит, что подобный отказ в приеме заявления был абсолютно незаконен. 2 октября приехал родной брат Джамала Магомедова Камал. Ольга, ее мать и брат мужа снова пошли подавать заявление в уверенности, что у брата точно примут.
В этот раз их не к участковому отправили, а сразу в уголовный розыск, в кабинет 107. Им задали всего лишь несколько вопросов. Как только речь зашла о машине, следователь, принимавший их заявление, всполошился, стал ворошить свои бумаги, а затем выпроводил их из кабинета.
Через несколько минут каких-то консультаций он вызвал мать Ольги. Общался с ней минут 20. Она вышла бледная. Пригласили Ольгу. Она потребовала, чтобы присутствовала мать. Без адвоката она говорить боялась. Тем более, что Ольге 20 лет только в ноябре исполнится. Разговор был странный: "Оля, я вижу, что ваши родители - христиане. Судя по всему, вы тоже были христианкой... Что вас в Ислам занесло?" Ольга переспросила: "Что значит занесло?" "Ну что вы Исламе делаете?" Она сдержалась: "Я историю своего принятия Ислама уже не раз рассказывала. Рассказала и этому. И о том, что это было мое самостоятельное решение, далеко до замужества". До этого разговор пытались вертеть вокруг темы о женщинах-камикадзе.
По сути дела Ольгу почти не расспрашивали.
Зато дома ее мать рассказала о том, о чем ей вещали двадцать минут. По словам господина из кабинета 107, они могут не принять заявление, так как "24 был ограблен ювелирный магазин. Грабители ушли. Был объявлен план-перехват. И грабителей перехватили у дома, где живет Ольга. Только не с той стороны, куда выходят окна квартиры Ольги, а с обратной. Была страшная перестрелка. Но грабители были захвачены, один из них убит" Поэтому, мол, они сначала установят, те ли это люди, а потом подумают, принимать ли заявление.
Я не буду это комментировать, так как ни с той, ни с обратной стороны дома, где живет Ольга, перестрелки никто не слышал. Да и в криминальных хрониках о подвигах московской милиции 24 сентября ничего нет. Кроме того, в том варианте заявления, которое Ольга пыталась подать, речь шла о трех людях - пассажирах машины Абдуллаева, в то время как матери следователь сразу сказал о задержании пяти человек, как бы в связи с уголовным преступлением. Значит, они уже знали, что 24 исчезли не трое, а пятеро. Заявление не было принято.
4 октября жены пропавших пошли по редакциям газет и правозащитникам. Коллеги в Новой посоветовали обратиться в адвокату Нодару Дулидзе. Московский Комсомолец тоже согласился поставить это в новость. Мемориал подключился к выяснению обстоятельств у сотрудников правоохранительных органов. На запросы Орлова ответ был: "не ведаем, не знаем, не задерживали".
В том числе, и ОВД Долгпрудного.
Но 4 октября матери Ольги все-таки позвонили из ОВД Долгопрудного и, видимо, в надежде, что перепуганные женщины будут сидеть и не рыпаться, сказали, что подавать заявление о пропаже смысла нет, потому как они задержаны и уже перевезены не куда-нибудь, а на Лубянку.
8 октября родственники пропавших заключили договор с адвокатом, порекомендованным Новой Газетой.
Следующая встреча с сотрудниками ОВД Долгопрудного произошла уже в присутствии адвоката. Тон был иной. И разговор был уже с начальником - Алексеем Дорониным.
Когда его спросили, что за версии озвучивают его сотрудники, и почему они осмеливаюся делать это, не имея оснований, Доронин попытался прикинуться простачком: "Мало ли кто что говорит. Это не означает, что всем верить надо. И ведь это не я вам говорил..."
На требование адвоката пригласить сотрудника с версией о ювелирном магазине и перестрелке, Доронин отказался: "Ну поймите, много чего можно ляпнуть и по ветру пустить". Адвокат заметил, что может подать жалобу в прокуратуру по поводу забав его сотрудников.
Только после этого Ольге дали возможность подать заявление. Причем, в это заявление отдельным пунктом внесена история с кабинетом 107 и его обитателем, который знал о пятерых испарившихся, в то время как ему пытались сказать о троих.
Адвокат обошел еще не все СИЗО и отделения. Следов пока нет. Предстоит поход на Лубянку.
А теперь в качестве справки. По так называемым чеченским делам, связанным с похищением людей, Европейский суд по правам человека установил, что отказ государства проводить эффективное расследование обстоятельств похищения и предоставлять информацию родственникам о их судьбе и местонахождении, приравнивается к нарушению государством Статьи 3 Европейской конвенции, то есть жестокому обращению.
Да, ив питерском случае с четырьмя похищенными родственниками расстрелянного Макшарипа Аушева, и в этом московском эпизоде речь идет о пытке всех членов этих семей агентами - как называет их Европейский Суд - государства.
И, судя по всему, Страсбург скоро присовокупит к почти 70 "чеченским" делам о похищениях, дела a la Чечня из России. Дело из Питера уже там, во всяком случае. И Суд уже начал коммуникацию с РФ, да только ответа о местонахождении братьев Добриевых, Магомеда Аджиева и Али Джаниева "агенты" РФ так пока и не дали.
И от комментариев они тоже отказываются