Нашла свои заметки
о Доре Мироновне. Я её и в другие дни не забываю, но сегодня надо отдельно вспомнить. И всех её родных, расстрелянных в Бабье Яру. Надо вспомнить Андрея Михайловича Челышева, дошедшего до Кенигсберга. Он очень радовался, когда я впервые поехала в Финляндию. Говорил, что ни одна, ни другая стороны не хотели воевать друг с другом. Последний год жизни его преследовало воспоминание о немецком офицере-танкисте. Дед Андрей пытался его спасти от расстрела. Почему? Тот попал в плен, а они шли в наступление. Пленного некуда было девать и командир отдал приказ о расстреле. А офицер вдруг бросился к советскому офицеру, который проходил мимо. Им был дед Андрей. Он понимал немецкий. И немец просил его спасти. Он вытащил фотографию, на которой был он и его семья. И дед Андрей вдруг узнал в этом немецком мальчике, их маме и маленькой девочке свою семью. Чуть сам под расстрел не попал. Спасти не удалось того немца, но дед Андрей никогда его не забывал. Даже в тот день, когда он просто тихо уснул, он снова его вспомнил.
Я никогда не забывала своего прадеда Андрея Никоновича Угленко из села Бабино Херсонской области. И могилу своего дедушки Ивана Ивановича Слинченко, погибшего в 1943 в Беларуси, удалось найти. Побывать, правда, пока не удалось. Я помню рассказы бабушки о тете Мусе, которая вернулась с войны и умерла от ран через несколько лет совсем молодой.
Мой папа не помнит концлагерь, через который прошел маленьким ребенком. Но его брат, сестра и мама помнили. Моя бабушка Ольга Ивановна Колошманова, уроженка поселка Суземка Брянский области, была арестована со своей семьей как родственники партизан и отправлена пешим маршем в лагерь. Их спасла судьба. Сначала немецкий офицер, который почему-то остановил свою чёрную машину у той обочины, где должна была оборваться жизнь моего отца и его семьи. Бабушка не знает, зачем он это сделал. Но он это сделал. Тот немецкий офицер остановил расстрел, отдал приказ подогнать подводу и проследил, чтобы детей погрузили на неё. А из пересыльного лагеря на Украине бабушку и детей выпустил солдат-румын. Младшую сестру моей бабушки повесили полицаи. Ее звали Валя Шанцева. Ей было 17 и она была разведчицей в партизанском отряде Руднева. Ее товарищи видели её казнь и так её мама, моя прабабушка Мария Ивановна Шанцева узнала о смерти дочери. Бабушка прокляла тогда все зло и всю жизнь страдала. Она тоже прошла концлагерь. Ей с дочерью Раисой отправили в Эстонию, на какой-то остров, который она пыталась забыть. Они выжили.
Я не могу не вспомнить своего старшего друга: Викторину Константиновну Романову. Она была связи том и принимала участие в параде Победы. Она руководила музеем нижегородского инъяза
Именно там я читала подшивки Атмоды. Именно там собирались любители нижегородской старины. Именно у нее я познакомилась с физиком Немцовым.
Я, к стыду своему, не могу вспомнить имя своего преподавателя первой медицинской помощи на военной кафедре инъяза. Большой высокий старик, бывший военный хирург. Он учил нас, студенток второго курса, накладывать шины и бандажи. А потом мы узнали, что он получил письмо от девочки из Берлина, которую он спас. Она была ранена и ее привезли в советский госпиталь. У нее было мало шансов выжить, но этот хирург её выходил. В письме она писала, что помнит, как он сидел у её кровати. Помню, что она писала, что работает в одном из музеев Дрездена.
И я назову без каких-то сомнений сволочью любого, кто осмелится сегодня издеваться над памятью этих людей. Мои родные всегда мне говорили, что полицаи и предатели были теми, кого нельзя было простить. Враг - дело другое.