Ой, какая интересная книжка мне встретилась...
О путешествиях нижегородского купца Василья Баранщикова. Причем, не каких-то, а "нещастных" (орфография источника).
Интересная история и весьма поучительная... В смысле того, что история сложнее идеологем и новых трактовок. 1. Рига XVIII века - город с русскими купцами. 2. Янычары могли быть христианами. 3. Переход из веры в веру было примерно то же самое как сейчас в Украине требование украинским военным принести клятву Крыму. 4. Запорожские казаки, поссорившись с Екатериной, ушли на земли под турецким ханом, который их не притеснял, не лишал веры и свободы. 5. Екатерина предлагала амнистию и наделы земель под Харьковом. 6. Мир был "един" иначе, если уж в Стамбуле можно было встретить сапожников из Арзамаса. И главное - добрых людей было полным- полно: от гишпанских и турецких жен до венецианских дожей и даже фон Миниха
Путешествовал этот Баранщиков с 1780 по 1787 годы. Не по своей воле, а из-за спиртного... "Декабря 12 дня 1780 года с корабля отпущен был он, Баранщяков, с другими матросами в самый город Копенгаген для покупки себе надобного и, идучи из города один на свой корабль, зашел в питейный дом под вечер, как свойственно русскому человеку, выпить пива, где увидел двух человек датчан, кои ему приветствовали и ласкали, говоря с ним своим языком; но он не разумел и отвечал им одними знаками, что пора ему идти на свой корабль..." Потом к датчанам присоединился некий "нарядный плут", говоривший по-русски. "Первым словом" этого плута было: "«Здравствуй, брат! Здорово ль ты живешь? Откуда и куда плывете?» За первым словом было второе . И так, слово за слово, нижегородский купец засиделся до двух ночи. Подружился наш нижегородский обалдуй с собутыльником, который представился ему так: ”Я русский из Риги и сюда приехал на галиоте 3 рижского купца Венедикта Ивановича Хватова”. Баранщиков оказался на корабле Хватова. Утром он проснулся прикованным к борту, передан датчанам. Так он стал матросом.
Но не мог Баранщиков "привыкнуть" к датскому языку и да то был обменен на двух арабов "гишпанскому" генералу. Дело было в Пуэрто-Рико. Служил он верно. А как-то жена генерала раз говорилась с ним, узнала о трех детках в Нижнем Новгороде, разжалобилась и уговорила мужа отпустить его на свободу. Генерал так и сделал, выдав Баранщикову "гишпанский паспорт". Отправился купец домой, да вот только перехватили их судно тунисские пираты. Пленных обрезали и отдали в услужение.
Баранщиков оказался кофеваром для капитана Магомета и его четырех жен, которые жили в Вифлееме. Варил он кофе год и восемь месяцев. И, судя по всему, с языком и общением у него не было проблем. "Трудная должность кофишенка заставила о нем, Баранщикове, из оных четырех жен Магометовых всякую за его усердную службу и почитание, им отдаваемое, весьма сожалеть: он, рассказывая им свои приключения, приводил всех их часто в слезы". А еще он веселил этих жен часто, о чем они рассказали своему мужу. Магомед тоже начал вести беседы с кофеваром. Однажды они о русских заговорили: " Магомет сказал на то: ”Подлинно россияне крепки, и как я по слуху знаю, в прошедшую войну сожгли они у нас в Чесме флот, разбили нас, всех наших витязей умертвили на сухом пути за рекою Дунаем и перед Дунаем; мы где ни посмотрим, то везде россияне, в горах и в расселинах земных, куда ни поворотимся, куда ни пойдем, то они везде нас разбивают, берут в полон и отсылают в свои города; скажи мне, пожалуй, отчего вы столько сильны?” А Баранщиков, видя, что хозяин расположен, "выдал изрядную ложь": "Наши солдаты, или янычары, презирают смерть; у нас есть трава, растущая в болотах, и когда янычар идет на войну, лишь бы только ее отведал, то один уже напустят на двести ваших турков, я сам такой же, меня ты не подумай удержать; я тебе служу год и два месяца, а ты, Магомет-паша, должен, по повелению великого Пророка Магомета, чрез семь лет отпустить меня на свободу и дать мне награждение, тогда-то я куда хочу, туда и пойду”. Сказано-сделано...
Сбежал Василий, попал к греческому купцу, вернулся в христианство. Доплыл до Венеции, где поведал свою историю тамошним дожам. Как бы обратился к ним за политической защитой. Дожи рассмотрели его заявление. Особое внимание уделили "гишпанскому" паспорту и решили помочь, выдав россиянину венецианский паспорт: мол, так вернуться в Россию будет легче. Так и вышло. Василий вернулся в Турцию, пришел к послу Булгакову, да тот ему не помог. В очередной таверне встретил сапожников из Арзамаса! Понятно дело, выпил. В результате попал в "гости" к арзамасцу Гусману, который "уговорил" купца вступить в янычары (так как он снова был христианином).
Вскоре Василья женили на турчанке. А так как обряд был совершен в мечети, то он снова стал мусульманином. Однако, "Благочестие христианское твердило в совести его раскаяние, что он впал по нещастным своим приключениям в магометанскую веру. В мечетях их нет никакого изображения, чтоб приводить на память благость Божию и удивляться, но только повешены по обеим сторонам небольшие хрустальные лампады, в коих горит масло, чтобы всякому, пришедшему молиться, видно было: пришед в мечеть, всякий должен пасть на колени; он же, как был янычар, то нередко хаживал в сию соборную Ая София мечеть для отвращения от себя мусульманов подозрения". Янычарил Василий не плохо: получал жалованье, ходил в "богатом шелковом кушаке под поясом, золотом перетканом, с кинжалом, оправленном жемчугом, красными и зелеными яхонтами, и двумя пистолетами с золотою насечкой" Да не мило было ему многое...
Ушел он в бега. Дошел до Дуная, где "по берегу сей реки живут россияне, бывшие запорожские козаки, своими домами, коих число великое. Они ловят в Дунае рыбу, также и на море. С них больше ничего в казну султанскую не берется как десятина, то есть десятая с улову рыба. Они возят в Константинополь икру и рыбу соленую для европейцев, а турки до соленой рыбы, или икры, не охотники, и почти из них никто ее не покупает. Баранщиков из сих запорожских козаков видал; а по сему знакомству, как пришел к ним на реку Дунай, то они очень ласково его приняли, и он у них проживал в разных домах дни по два, по три и по четыре. Они исповедывают христианскую православную веру и по благоприятству уговаривали его, чтоб он остался с ними жить". Но Баранщиков хотел вернуться в Россию. Да к тому же слышал от одного русского курьера в Царе-граде, "монархиня всех прощает, лишь только возвратись кто в свое отечество, и что в Херсоне дают на поселение дом, лошадь, корову и овцу и несколько денег; однако же не мог он уговорить ни одного."
Ушел один. Денег не было. " Недостаток денег в Польских городах и местечках заставил его униженно просить благотворителей человечеству о подаянии ему на пропитание, и там многие не отвергали его прошения и по возможности своей снабдевали его иные пищею"... Добрался он до Киева, а оттуда его отправили в Нижний. Причем, его отдельно, а "пашпорта" почтой. Жена нашлась. Двое детей подросли, третий - умер. Нижегородская гильдия купцов стала требовать с него налоги за все годы отсутствия. Он продал дом за 45 рублей. Бедствовал. Не выдержал и обратился за помощью к губернатору Ребендеру. Тот помог, снарядив его в Петербург, чтобы тот рассказал историю приключения в тамошних салонах. Историю услышали Брюс, Воронцова и фон Миних. "представя им краткое начертание своих приключений и бедствий, обрел в них столь сострадательные сердца, что удостоился милостей, которые избавили его от тягостного и долговременного ига нищеты и за которые он высоким особам, ему благодетельствовавшим, приносит наичувствительнейшую свою благодарность, какою по гроб свой сохранять будет в сердце своем и доносит всем согражданам, что он нигде и ни в каком месте не видел, чтобы человеколюбие простиралось столь далеко, как тут в тех лицах, кои подлинно и делом, и словом благородны и знамениты"